Похищение

– С каких пор тебя волнует мнение окружающих? – спрашиваю я. – Ладно, это была бы Бетани Мэтьюс, но не Делия же Хопкинс!

Я слышу, как Делия шумно втягивает воздух, заслышав запрещенное имя.

– Бетани Мэтьюс, – как ни в чем не бывало продолжаю я, – всегда приезжает за дочкой первая и ждет у бордюра, пока закончатся уроки. Бетани Мэтьюс считает, что высшее карьерное достижение – быть президентом родительского комитета четыре года кряду. Бетани Мэтьюс никогда не подаст на обед замороженную пиццу просто потому, что забыла ее разморозить.

– Бетани Мэтьюс не забеременела бы до свадьбы, – подхватывает Делия. – Бетани Мэтьюс не позволила бы своей дочери даже играть с незаконнорожденной девочкой.

– Бетани Мэтьюс до сих пор носит на голове бархатные повязки, – смеюсь я. – И бабушкины панталоны.

– И мяч Бетани Мэтьюс бросает, как девчонка.

– С Бетани Мэтьюс, – заключаю я, – очень скучно.

– Слава богу, я на нее абсолютно не похожа.

Делия смотрит на меня и улыбается.

Мы с Делией какое-то время встречались. Еще в средних классах, когда это ничего за собой не влекло – разве что обязанность проводить девочку до автобуса после уроков. Я предложил ей это потому, что все вокруг звали девчонок на свидания, а ни с кем, кроме Делии, я разговаривать не мог. Расстались же мы потому, что насколько круто было иметь «подружку» сегодня, настолько же некруто это становилось завтра. Я сказал, что лучше бы нам проводить время с другими ребятами.

Я слишком поздно понял, что никогда прежде не видел Делию такой огорченной, – и неспроста: впервые в жизни кто-то из нас троих хотел ограничить совместное времяпрепровождение. Терзаясь укорами совести, я отыскал ее в спортзале. Я хотел сказать, что это была неправда, что слова, за которыми нет смысла, похожи на сдутые воздушные шарики и никуда не полетят, – но вместо этого тайком смотрел, как она танцует с Эриком. Он обнимал ее так легко и непринужденно, как я никогда бы не смог. Он касался ее настолько властно, будто части ее тела принадлежали ему, – и, возможно, за долгие годы они действительно перешли в его собственность.

На лице Эрика была написана моя собственная ошибка. Глаза у него горели до того ярко, а внимание было настолько поглощено Делией, что мне захотелось крикнуть «Пожар!» и проверить, среагирует ли он. Я видел, что он ощущает то же, что ощущал в ее присутствии я: словно в груди всходит солнце, словно нет больше мочи хранить эту тайну. Разница заключалась в том, как она смотрела на него. В отличие от нас, во время «свиданий» споривших, кто будет ведущим питчером в новом сезоне и сможет ли Спайдермен побороть Бэтмена в армрестлинге, эта пара сохраняла молчание. Делии нечего было сказать, когда она смотрела на Эрика. Он лишил ее слов, а мне никогда не удавалось этого достичь.

Когда мы уже подросли, я иной раз хотел признаться ей в своих чувствах. Я убедил себя, что даже если в результате придется потерять Эрика, Делия сможет компенсировать утрату. Но потом я вспоминал, как они с Эриком кружили посреди спортзала, цепляя подошвами серпантин, под слащавые баллады, и понимал: сколько бы лет ни прошло, Делия и Эрик все равно будут смотреть друг на друга так, словно весь мир, включая меня, исчез. Я мог потерять одного из них, но едва ли перенес бы утрату обоих.

Однажды я таки допустил промашку: я поцеловал ее, когда мы валяли дурака на берегу реки Коннектикут. Но я обратил поцелуй в шутку, как поступал всегда, когда близость между нами становилась неловкой. Если бы я сказал то, что хотел сказать, когда она плавала среди камышей, крепко держась за мои плечи и покачивая бутоном своих губ прямо у моего подбородка, она, возможно, утратила бы дар речи. Но вдруг не потому, что онемела от счастья, а потому, что не могла ответить мне тем же?

Когда любишь женщину, хочешь, чтобы у нее было все, чего она ни пожелает.

Делил же всегда хотела одного: чтобы Эрик был рядом.

Исправительное учреждение округа Грэфтон лежит у окончания десятой трассы, как сгорбившийся во сне медведь. У шеи этого медведя примостилось родственное здание суда. Когда мы паркуемся, я замечаю, что взгляд Делии прикован к колючей проволоке, тянущейся над забором.

Я выхожу из машины и открываю дверцу Делии. Она, ссутулившись, стремительно шагает к входу в приземистую пристройку, больше похожую на замок гоблина из сказки. Дежурный офицер отрывает глаза от журнала «Максим».

– Мы пришли на свидание к одному заключенному… – говорю я.

– Вы его адвокат?

– Нет, но…

– Тогда приходите во вторник вечером, в приемные часы. – Он снова опускает взгляд на журнальный разворот.

– Вы, наверное, не поняли…

– Ага, не понял. И никогда не понимаю! – рявкает офицер.

– Моего отца поместили сюда два дня назад…

– Вы не можете его увидеть – и точка. Должно пройти несколько недель, прежде чем ему разрешат принимать посетителей.

– Мой отец столько здесь не пробудет, – говорит Делия. – Его отошлют в Аризону.

Это наконец привлекает его внимание. В тюрьме округа не так много людей, ожидающих срочного перевода в другой штат.

– Хопкинс? – уточняет офицер. – Вы не смогли бы встретиться с ним, даже если бы я вам позволил. Сегодня утром он улетел в Феникс.

– Что? – Делия ошарашена. – Отца здесь нет? А его адвокат об этом знает?

Офицер оборачивается на звук хлопнувшей двери, за которым следует отборная брань.

– Теперь знает, – отвечает он.

Эрик замечает нас у КПП и недоверчиво хмурится.

– Что вы тут делаете?

– Почему ты не сказал, что папа уезжает сегодня?

– Потому что мне об этом не сообщили. – Эрик грозно косится на сопровождающего его надзирателя. – Очевидно, ни прокурор из Аризоны, ни окружная тюрьма Грэфтона не сочли нужным уведомить меня об экстрадиции моего клиента. – Он раздраженно роется в кошельке. – У тебя деньги есть? Я еду в аэропорт.

Я даю ему сорок долларов, Делия – еще полтинник.

– Ты хотя бы знаешь, куда идти по прилету?

– У меня будет семь часов в воздухе на то, чтобы сообразить. – Эрик небрежно чмокает Делию в лоб. – Слушай, я все улажу. А ты тем временем найди человека, который сможет приглядеть за домом, и купи себе и Софи билеты в Аризону. Возьми несколько моих костюмов и коробку с пометкой «Эндрю» у меня на столе в офисе. Я позвоню тебе на мобильный, как только что-то выясню.

Мы втроем выходим на улицу, где еще достаточно холодно, чтобы наши обещания кристаллизовались в воздухе. Эрик усаживает Делию на переднее, сиденье моей машины и, наклонившись, тихо говорит ей что-то. Но это за пределами слышимости. Мне кажется, он говорит, что любит ее и что будет по ней скучать, Что когда од сядет на самолет, и закроет глаза, первым, что он увидит, будет ее лицо. Я сам сказал бы то же самое на его месте. Захлопнув дверцу, он обходит автомобиль и приближается ко мне.

– Я не справлюсь, – говорит он.

– Но ты же сказал…

– А что еще я мог ей сказать, черт побери?! Фиц, мне конец. Я вообще не понимаю, что творю, – сознается Эрик. – На руке уже пальцев не хватит, чтобы пересчитать, сколько раз я нарушил закон. Я должен был заставить ее найти ему другого адвоката. Настоящего адвоката.

– Ты настоящий адвокат, – уверяю его я. – Она попросила тебя сделать это, потому что знает, что ты поможешь Эндрю выпутаться.

Он задумчиво проводит рукой по лицу.