Похититель бурбона

Тамара забрела на кухню. Здесь было то, о чем стоит волноваться. На столе лежал конверт. Спереди было написано маминым почерком «Тамаре и Леви», и Тамара рассматривала его, как змею. Она смотрела на него как на змею, потому что он и был змеей, опаснее медноголовки, заползшей в их дом в ту ночь. Он и был змеей, из-за которой Тамара вошла первой, без Леви. Если ее мать была здесь, пряталась, выжидала момента для удара, Тамара хотела встать между ней и Леви. Если кто-то или что-то выстрелит, то этот выстрел будет принадлежать Тамаре.

Тамара взяла письмо и подошла к раковине. Затем она принялась рыться в ящиках, пока не нашла коробок спичек. Тамара подожгла письмо и улыбалась, пока бумага сморщивалась и превращалась в черный пепел. Как только пламя достигло пальцев, Тамара включила воду и бросила пепел в раковину.

Если Тамара знала мать, а она знала, то понимала, что это письмо будет не единственной змеей в траве. Она бегала из комнаты в комнату, и, безусловно, она нашла еще пять конвертов - один в ванной, второй в ее бывшей спальне, еще один в ванной на втором этаже, в библиотеке, и еще одно в хозяйской спальне, где спал дедушка. Если она прочтет письма, ее мать выиграет. Тамара не позволит ей выиграть. Она слишком много потеряла, чтобы позволить кому-то другому выиграть в этой битве. Тамара сожгла их все в раковине и смыла остатки.

Когда она закончила, и они все исчезли, она улыбнулась.

Вот и все. Она победила.

Тамара услышала радостный звук шин на подъездной дороге и увидела, как приближается пикап Леви. Она рассмеялась, когда заметила прикрепленный позади него трейлер для лошадей. Сегодня они подписали бумаги, сделавшие их миллионерами, но все, что он придумал - это купить лошадь. Сегодня, они, скорее всего, поедут и найдут Кермита, где бы он ни был. Она скучала по своему милому мальчику.

Леви поехал прямиком к конюшне, и Тамара осторожно упаковала ружье в чемодан. В доме была милая, редко используемая гостевая комната на втором этаже в конце коридора. О ней у Тамары не было плохих воспоминаний. Сегодня они могли переночевать в ней и утром обсудить, что делать с домом. Она пошла к конюшне и обнаружила Леви, изучающего стойла.

– Насколько все плохо?
– спросила Тамара, стоя на пороге.

– Видел и получше, - ответил Леви.
– Тут плесень и много старой соломы, сухая гниль на дверях. Но к завтрашнему утру я смогу вычистить одно стойло. Я позвонил кузнецу, и он сказал, что знает, кто купил Кермита и остальных лошадей. Завтра можем поторговаться, чтобы вернуть их. По крайней мере, Кермита, если они не продадут остальных.

– Хорошие новости, - сказала она, прислонившись к дверному проему стойла, наблюдая за тем, как Леви убирает старую солому и исследует полы.

– Как дом? Есть приведения? Волки?

– Никаких привидений. Никаких волков. Никаких тёщ.

Леви улыбнулся.

– Хорошие новости. Хочешь завтра покататься? По-настоящему прокатиться?

– А чем, по-твоему, мы с Рексом занимались весь прошлый месяц?

– Прогулочные лошади ходят. Ты загоняла Кермита, будто вы были на чертовом Дерби. Этого на острове не сделаешь. Слишком много деревьев на пути.

– Не знаю, стоит ли, - произнесла она, наблюдая за тем, как Леви сгребает старую солому к стенам. – Возможно, это небезопасно.

Леви резко посмотрел на нее.

– Безопасно? И это говорит девушка, которая стояла на седле Кермита, будто она из Цирка братьев Ринглинг? Когда ты начала заботиться о безопасности верхом на лошади?

– Когда забеременела.

Леви уронил вилы.

Он уставился на нее.

Тамара пыталась улыбнуться.

– Ответишь что-нибудь?

– Как?

– Обычно.

– Но ты… Мы ходили ко врачу и… - Он замолчал и запустил пальцы в густые темные волосы и потянул их. Она не могла прочитать выражение его лица. Это был шок и счастье? Шок и ужас? Шок и шок?

– Помнишь змею?

– Я помню змею, - ответил Леви.

– Та ночь была третьей, как я начала принимать таблетки. Недостаточно времени, чтобы они начала работать. Во всяком случае, так сказал врач. Он посчитал.

– Змея. Верно.
– Леви потер виски.
– Дикая ночь.

– Леви, ты счастлив?
– спросила она, слезы покатились из уголков ее глаз. – Или ты злишься на меня?

– Какого черта я должен злиться на тебя?

– Не знаю. Я знаю, ты не хочешь детей. И я…

– Боже мой. Тамара… - Он подошел к ней и обнял. Она рухнула в его объятия, словно погружалась в мягкую землю. Он крепко сжимал ее, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Я не хотела, честно.
– Она была хорошей. Она принимала таблетки. Она не хотела, чтобы это произошло. Но она не могла грустить из-за этого.

– Знаю, Ржавая.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я напуган, но я счастлив.
– Леви потер ее поясницу, и она, наконец, начала немного расслабляться.

– Я тоже. В смысле, напугана. Но счастлива. Все вместе.

Тамара усмехнулась, прижимаясь к его груди, что причиняло боль, поскольку она плакала, а делать два дела одновременно было непросто.

– Как давно… Как давно ты знаешь?

– Думаю, с неделю. Я собиралась сказать тебе в субботу, но появился Боуэн. Я на втором месяце.

– Я умею считать.

Прошло два месяца после змеи. Странно помнить точную ночь. Странно благодарить змею за их ребенка. В ту ночь она сказала Леви, что все еще влюблена в него. И первый раз, когда она призналась ему в любви, был здесь.

– Знаешь, мы были в этом стойле, когда впервые поцеловались, - сказала Тамара.

Леви поднял голову и осмотрелся.

– Правда?

– Поцелуй на день рождения, - уточнила она и улыбнулась.
– Мой первый настоящий поцелуй.

– Ты была хороша.

– Да?

Леви медленно кивнул и многозначительно посмотрел на нее.

– Ржавая, если бы твоя мать не прервала нас, я бы покувыркался с тобой на сене, о чем ты так тогда просила. Я был готов раздеть тебя и поиметь прямо у стены, такой подарок я бы выбрал на день рождения.

– Так что останавливает тебя?

– Сегодня не твой день рождения.

– Мы можем притвориться…

– Это безопасно?

– Врач говорит, что да. Мы можем заниматься сексом до последнего месяца, если я захочу. Он сказал, что, скорее всего, нет, но не запрещал. В теории.

– Что ж, если у нас в скором времени ожидается пополнение, нам лучше насытиться вдоволь, пока можем.

Прежде чем она успела сказать еще хоть слово, он поднял ее и прижал к стене стойла, к той, где прижимал на её день рождения.

Он притянул ее голову к себе и поцеловал. Они занимались любовью пятьдесят раз или больше после их первого раза, и тысячу раз целовались. Но этот поцелуй обжигал так же, как и их первый, обжигал ее до самого лона. Она ослабла от облегчения, узнав, что Леви рад ребенку, радовалась их долгожданной победе и спокойствию, в котором она, наконец, могла начать совместную жизнь. Было правильно, что именно здесь и сейчас они завершали начатое на ее шестнадцатилетние.