Похититель детей
Шрифт:
Марсель всегда побаивалась этого паренька, уверенного, решительного, ловкого, и ей становилось не по себе от его тумаков — их значение понять было сложно, — какими он порой награждал ее в сумраке коридора. Здесь, в этой части квартиры, безраздельно властвовал его шершавый, еще немного детский голос, в котором звучали неясные упреки (предназначенные неизвестно кому).
Делая уроки, Жозеф хотел, чтобы все в доме разделяли его страдания, и зачастую из его комнаты или из коридора, который он мерил шагами, твердя заученное, доносились ругательства и яростная брань в адрес стихов Гомера, Вергилия или Расина. Дверь своей комнаты он распахивал резким движением, и почти всегда она со стуком ударялась о стену. По отношению к полковнику и его жене Жозеф балансировал на
Однажды летом Жозеф залез через окно в комнату Марсель, чуть не сорвавшись вниз. И рассмеялся, когда застал ее только в одном чулке и в шелке пеньюара, едва прикрывавшем стыдливое девичество.
Если ему случалось увидеть Антуана в комнате Марсель, он немедленно приказывал мальчику отправляться к себе и корпеть над уроками. А потом этот юнец, чья гордость была уязвлена, поднимал крик:
— Во всем доме только я один тружусь, не разгибая спины!
Жозефу нравилось пугать близнецов, внезапно выскакивая из-за двери или из шкафа. Как-то раз он чуть не задохнулся, сидя в шкафу и поджидая Джека с Фредом! Или рыскал по всей квартире, рассчитывая застать врасплох Антуана и Марсель — она любила пересказывать мальчику разные истории из книг.
— Да кто он такой, наконец, этот Жозеф? Какова его история? Поделитесь скорее!
Однажды Бигуа бродил в окрестностях улицы Муфтар, высматривая ребенка-мученика. Он был настороже, прислушивался, не раздастся ли где детский плач или всхлипывание, и в любой момент был готов подняться по грязной лестнице, сжимая в кармане браунинг крупного калибра и фонарик, который рассечет темноту своим острым леденящим лучом. И действительно, спускаясь по улице Сансье, полковник уловил тихий плач, который доносился из открытого окна. Весь обратившись в слух, Бигуа вычислил, что звук доносится с пятого этажа. В мгновенье ока он взлетел по лестнице и увидел, что дверь одной из квартир приоткрыта, — кажется, это был именно пятый этаж, хотя полковник не поручился бы наверняка, до того он был встревожен.
Услышав стон, он вошел в квартиру. На кровати пластом лежал мальчик — его сильно лихорадило. Одеяло, простыня и даже матрас промокли насквозь и слиплись в одну серую массу. Прямо над головой ребенка с потолка свисал гнилой окорок — в комнате такие были повсюду, целая дюжина, наверное, а то и больше.
Подойдя к мальчику, Бигуа назвался врачом из городской больницы и расспросил его, что стряслось. Вдруг он почувствовал, как сверху падают какие-то холодные склизкие сгустки: сняв шляпу, он понял, что это черви с окороков. И обнаружил, что вся кровать ребенка кишит червями. Полковник схватил его в охапку прямо с прогнившими простынями и бросился вон из квартиры. Выбегая из комнаты с горячечным мальчиком на руках, он больно ударился лбом об окорок, который висел довольно низко.
Неподалеку, в стороне от посторонних глаз, полковника ждал его автомобиль.
Врач выявил у мальчика тиф. Три недели кряду Деспозория с мужем выхаживали ребенка, ничего не зная ни о нем самом, ни о его семье.
Жозеф никогда не рассказывал о своем прошлом, словно тиф вытравил из его памяти все, стер подробности жизни, протекавшей до того, как он оказался у Бигуа. Иногда посреди разговора с ним полковник вдруг переставал слушать и, глядя на мальчика, погружался в собственные мысли: внебрачный или законный? Может быть, сын грабителя или убийцы? Что, если у родителей сифилис? Квартира, где я обнаружил его, — их дом? Он и вправду ребенок-мученик, или я ошибся и Жозефа просто изолировали как заразного, а родители в общем и целом любили его и предпочли лечить дома, вместо того чтобы отправлять в больницу?
Бигуа хорошо помнил комнату, откуда забрал мальчика. Но что происходило в жизни ребенка на самом деле?
Действительно ли тиф
выжег из памяти Жозефа все его прошлое? Полковник склонен был так думать — впрочем, он не был в этом уверен.Мальчика вылечили, мало-помалу он окреп, в течение года брал частные уроки и, пока еще бледный и изможденный, зато настойчивый и упорный, в четырнадцать лет поступил в лицей Кондорсе. Полковник решил отдать его на классическое отделение — так с Жозефа быстрее сойдет налет квартала Муфтар и всего, что сопряжено с так называемым «недостойным прошлым».
Минуло три года, однако Жозеф по-прежнему оставался чужаком в той среде, к какой принадлежал полковник, — словно кусочек аспирина, который никак не хочет растворяться в стакане с водой. Бигуа редко смотрел ему прямо в лицо и даже с точностью не знал, какого цвета у мальчика глаза и какой нос. Он думал, что рот у Жозефа — тонкая ровная ниточка, между тем как он был очерчен с изгибом. Если Бигуа случалось украдкой и бегло изучить его лицо и обнаружить эту досадную деталь, он предпочитал забыть о ней. А когда их взгляды встречались, насмешливые глаза Жозефа, казалось, упрекали полковника в том, что он присвоил себе роль героя за счет страданий ребенка. Жозеф полагал, что Бигуа взял его к себе ради забавы, от нечего делать — у богачей свои причуды, — просто для развлечения, из желания потешить самолюбие, совершить похвальный поступок! «Надеетесь на благодарность? Не дождетесь! — читалось во взгляде мальчика. — Даже не мечтайте, месье Бигуа, иначе я начну презирать вас так глубоко, что мы вряд ли уживемся под одной крышей».
Иногда Жозеф бунтовал и вел себя вызывающе — напоказ, у всех на виду в прихожей и даже в кабинете полковника. Своими выходками, словами, взглядами он словно шантажировал сам дом Бигуа. Однажды мальчик будто бы невзначай бросил небрежную фразу, которая доказала полковнику, что Жозеф способен донести на него в полицию.
А как-то раз за столом Бигуа перехватил его взгляды, нацеленные на Деспозорию и Марсель — странные, пристальные, цепкие взгляды, словно Жозеф сравнивал, оценивал обеих и выбирал между ними.
— Не понимаю, что у него на уме, — размышлял потом полковник. — Вряд ли его наглость дошла до того, чтобы он осмелился на подобное оскорбление в моем присутствии!
Бигуа делал вид, будто не замечает дерзостей, грубых намеков и заносчивости Жозефа, но когда в столовой на некоторое время наступала тишина и мальчик принимался барабанить пальцами по столу или, словно невзначай и без всякого умысла, тихонько скрежетать вилкой по стакану — вот тогда полковник взрывался криком. И Жозеф замолкал. Однако Бигуа сразу улавливал, что его приемный сын внутри себя усмехается.
По воскресеньям и четвергам Жозеф, проснувшись, подолгу не вылезал из кровати, он лежал и прислушивался к утренним звукам в комнате Марсель — постукиванию расчески о туалетный столик, шороху шпилек. Представлял себе, как она одевается. Хотел мысленно застать ее врасплох, угадать каждое ее движение. Однажды, сгорая от любопытства, он не выдержал и спросил через стенку:
— Ты уже надела юбку?
Марсель не отвечала.
Жозеф, выскочив в коридор, притаился под ее дверью и был крайне удивлен, когда девочка тотчас вышла из комнаты, одетая самым тщательным образом, застегнутая на все пуговицы и крючки. Вот загадка. Только лицо, волосы и руки Марсель оставались такими же беззащитно неприкрытыми, какими были в ее комнате. Грудь, обхваченная платьем и тайной нижнего белья, была встревожена.
Желая показать, что он отнюдь не простофиля и его не одурачить таким благопристойным нарядом, Жозеф обхватил Марсель за талию, резко притянул к себе и попытался поцеловать. Девочка убежала.
Он всегда казался ей грубияном, от которого лучше держаться подальше. Жозеф всегда с похвалой отмечал ее новые платья, в то время как Марсель предпочитала помалкивать по поводу его галстуков, броских воротничков и пестрых носовых платков. Такое показное безразличие злило Жозефа.
— Напрасно она строит из себя благородную девицу и недотрогу. В один прекрасный день она лишь нахмурит бровки от наслаждения, которое я ей доставлю.