Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

Проповедь, произнесенная пастором на похоронах, была сама по себе очень недурна, но до ядовитости длинна и скучна; после того король счел, в свою очередь, удобным произнести надгробное слово и до статочно долго молол обычную в таких случаях чепуху; под конец, однако, и он замолчал. Тогда распорядитель, вооружившись отверткой, начал неслышными шагами приближаться к гробу. Я испытывал в это время понятное волнение и пристально следил за все ми его действиями; он не тратил, однако, времени по-пустому и, стараясь делать как можно меньше шума, надвинул крышку на гроб и плотно прикрепил ее винтом. Нечего сказать, хороша шутка! Мне так и не удалось узнать, оставались ли там деньги в сохранности или же их успели вытащить оттуда. «Положим, например, — говорил я самому себе, — кому-нибудь удалось потихоньку стибрить из гроба мешок с золотом. Мне об этом ничего в точности ведь неизвестно. Могу ли я, спрашивается, послать письменное извещение Мэри-Джен или же лучше будет от этого воз держаться? Если выроют гроб из могилы, вскроют его и ничего не найдут, что подумает она тогда обо мне? Нет, черт возьми, пожалуй, еще меня начнут тогда разыскивать, поймают и засадят в тюрьму! Гораздо выгоднее смиренно поджать хвост, держаться в тени и ровнехонько ничего не писать». Дело становилось до чрезвычайности запутанным. Стараясь его улучшить, я, напротив, его ухудшил в сто раз. Я теперь искренне жалел о своем вмешательстве. И к чему мне было, подумаешь, соваться в эту проклятую историю!

Питера Уилькса похоронили. Мы вернулись с похорон домой, и я вновь принялся внимательно всматриваться в лица. При всех моих стараниях я не мог от этого удержаться и хоть сколько-нибудь успокоиться. Все эти попытки остались тщетными. Я не мог прочесть в выражениях лиц абсолютно ничего.

Король делал вечером визиты. Он выказал себя при этом тонким дипломатом и сумел заслужить общее расположение. Между прочим, старый мошенник объяснил, что осиротевшая его паства, без сомнения, стосковалась уже о своем пасторе. Священный долг повелевает ему как можно быстрее ликвидировать наследство и вернуться в Англию. Он очень жалел о необходимости спешить с отъездом, и все городское население искренне ему сочувствовало. Всем хотелось, чтобы он погостил подольше, но все понимали, что это оказывалось, при существующих условиях, немыслимым. Он объяснил, что вместе с братом своим Уильямом, разумеется, увезет племянниц в Англию. Сообщение об этом обрадовало их приятелей, сознававших, что девушки эти в Англии, в кругу близких родственников, будут чувствовать себя более обеспеченными. Самим девушкам мысль о предстоявшей поездке в Англию казалась до чрезвычайности заманчивой. Они позабыли все свои горести и печали и объявили самозванцу дядюшке, что он может немедленно же приступить к распродаже имущества и что они готовы хоть сейчас пуститься с ним вместе в путь. Бедняжки были так рады и так счастливы, что у меня положительно сердце сжималось от боли, когда я видел, как их обманывают и дурачат. При всем том я не усматривал для себя возможности безнаказанно вмешаться в дело и раскрыть им глаза.

Король, со свойственной ему беззастенчивостью, немедленно же вывесил объявления о продаже домов, ферм, негров и всего вообще имущества с аукциона, назначив таковой через два дня после похорон. Каждому разрешалось, впрочем, купить до аукциона частным образом то, что ему в особенности понравится.

При таких обстоятельствах на другой же день после похорон, а именно так около полудня, радостному настроению интересовавших меня девушек нанесен был первый удар. В дом к ним явилась парочка работорговцев, которым король и продал негров по сход ной цене, получив в уплату чеки на местный банк с обычной в таких случаях трехдневной рассрочкой. Тотчас же бедняжек негров увезли в разные стороны. Двоих сыновей отправили вверх по реке в Мемфис, а старуху, их мать, — вниз по течению, в Орлеан. Мне казалось, что у девушек и прощавшихся с ними негров сердца разорвутся от горя. Они заливались слезами и кручинились так, что тяжело было на них смотреть. Племянницы покойного Питера говорили, что им да же не представлялась возможность такой комбинации. Они не думали, что их негров продадут в чужой город, и притом разлучат детей с матерью. У меня, кажется, за всю жизнь не изгладится из памяти трогательная сцена прощания, когда эти бедняжки плакали на взрыд, обнимая своих негров. Признаться, я бы не выдержал и, без сомнения, тут же сорвал бы маску с обоих самозванцев, если б не знал, что через неделю или две продажа будет объявлена во всяком случае несостоявшеюся и негров вернут опять на прежнее место.

Продажа эта вызвала во всем городе сильнейшее возбуждение. Многие из знакомых и друзей покойного Питера без всяких обиняков высказывали свое недовольство самозванным его братьям, объявляя, что считают неуместным скандалом продажу, при которой разлучили подобным образом мать с детьми. Вообще, этот поступок нанес некоторый ущерб популярности обоих мошенников, но «старый плут» (иными слова ми, король) настоял на своем, несмотря на все возражения со стороны герцога. Смею уверить, что герцог чувствовал себя далеко не в своей тарелке.

На следующий день должен был состояться аукцион. Утром, когда уже совершенно рассвело, король и герцог поднялись ко мне на чердак и разбудили меня. По выражению их лиц я тотчас же заметил, что они сильно встревожены. Король спросил:

— Был ты у меня в комнате в позавчерашнюю ночь?

— Никак нет, ваше величество, — отвечал я, давая ему, по обыкновению, королевский титул (я делал это всегда, когда по соседству не было посторонних лиц).

— Не заходил ты туда вчера или сегодня ночью?

— Никак нет, ваше величество.

— Поклянись честью! Да смотри, только не лги!

— Клянусь честью, ваше величество, что говорю вам сущую правду. Я не был в вашей комнате с тех самых пор, как мисс Мэри-Джен показывала ее вам и герцогу.

Герцог обратился тогда ко мне, в свою очередь, с вопросом:

— А не видал ли ты, чтобы кто-нибудь выходил оттуда?

— Нет, ваша светлость, по крайней мере, в данную минуту я что-то не упомню!

— Подумай-ка хорошенько и постарайся вспомнить.

Раскинув умом, я увидел возможность благополучно выпутаться из дела и отвечал:

— Положим, что здешние негры входили туда не сколько раз…

Герцог и король привскочили, словно ужаленные, а затем обменялись друг с другом взглядом, как будто заявлявшим, что они этого не ожидали, но в то же время считают дело очень правдоподобным. Продолжая расспрашивать, герцог осведомился:

— Неужели они ходили туда все вместе?

— Я этого не могу прямо утверждать. Кажется, впрочем, что они лишь однажды выходили оттуда все вместе.

— Когда же это случилось, черт возьми?

— В самый день похорон, утром, и притом не особенно рано, так как я немножко проспал. Я видел их тогда, спускаясь уже с лестницы.

— Ну, так что же они делали и как они себя вели?

— Они ровнехонько ничего не делали, и в поведении их я не заметил ничего особенного. Они уходили из комнаты на цыпочках, а потому нетрудно было догадаться, что они собирались заняться уборкой комнаты вашего величества или чем-нибудь в этом роде. Вероятно, они полагали, что вы изволили уже проснуться, но убедившись, что ваше величество еще спит, вышли потихоньку из комнаты, чтобы не будить вас, если только вы не успели уже проснуться.

— Тысячу бомб! Вот так штука!.. — воскликнул ко роль, после чего он и герцог поглядели опять друг на друга с огорченным и, признаться-таки, довольно глупым видом. Они с минуту стояли, погрузившись в глубокие размышления, и почесывали себе голову, а затем герцог разразился сдержанным хриплым хихиканьем и сказал:

— А ведь как неподражаемо хорошо сыграли свою роль эти проклятые негры! Они сделали вид, будто ужасно опечалены тем, что их отсюда увозят. Пред ставьте себе, что я сам поверил искренности их горя! Впрочем, и вы, и все остальные одинаково со мною дали себя обмануть. После этого рассказывайте еще, будто негры лишены сценического таланта! Помилуй те! Да ведь они так превосходно разыграли на этот раз комедию, что одурачили бы, кажется, кого угодно. Я лично нахожу теперь, что негры эти представляют собою целое состояние. Если б я был театральным антрепренером и обладал маленьким капиталом, я непременно купил бы их себе и сделал из них перво классных артистов, а между тем теперь мы продали их за бесценок. Впрочем, что я говорю! Мы не по лучили за них пока еще ни гроша. Скажите на милость, где теперь эти чеки?

— Они внесены уже в банк, который и должен уплатить по ним через двое суток.

— В таком случае мы, значит, все же удалимся отсюда не совсем с пустыми руками.

Я лично счел необходимым робко осведомиться:

— Разве что-нибудь обстоит неблагополучно?

Поспешно обернувшись ко мне, король воскликнул:

— Это тебя не касается. Советую держать язык за зубами и заниматься исключительно собственными делами, если они у тебя имеются. Пока ты здесь, в городе, советую тебе не забывать этого.

Затем, обращаясь к герцогу, король присовокупил:

— Как это ни обидно, а нам придется молчать о пропаже. Девизом нашим должно быть теперь: «Цыц, ни гу-гу!..»

Когда оба мошенника спускались с лестницы, герцог снова принялся саркастически хихикать и сказал:

— Спешная продажа и малые барыши!.. Нечего сказать, выгодная коммерческая операция!

Король огрызнулся ему в ответ:

— У меня были самые лучшие намерения, когда я так торопился с продажей. Если операция оказалась невыгодной и даже принесла большие убытки, то я в этом точно так же не виноват, как и вы сами.