Похождения Шипова, или Старинный водевиль

"Ладный какой", - подумал хозяин.

Тут все, неподвижные и притихшие, оборотились к городовому как к последней надежде... Дюжий городовой словно очнулся ото сна и медленно направился к странному человеку. Заметив это, Потап ожил.

– Дозвольте-ка мне, - сказал он городовому.
– Момент, все сделаем. Вы, значит, с энтого боку заходи-те-с...
– И крикнул странному человеку: - Ты мне зачем по носу дал!
– и победителем оглядел толпящихся вокруг.
– Теперь мне сколько, значит, причитается получить? А? Никто не знает? А вот глядите, как подновинские дело делают. Хоп, - и он сделал шаг в сторону обидчика.

В это время бородатый студент сказал своему приятелю:

– Да он и не пьян вовсе, этот, в гороховом. Видишь?

– Отдай козлу двугривенный, и дело с концом, - сказал высокий, кивнув на хозяина.

– Отдать я отдам, - ответил его приятель, - да чертовски уходить не хочется. Чего это мне уходить не хочется?

– В результате досталось половому, - сказал высокий.
– Сроду не видал ничего глупей... Ну, поглядим, что он теперь делать будет, этот лямур-тужур...

Городовой медленно приблизился к странному человеку и вдруг замер.

– Вы его не хватайте, - посоветовал Потап, - он дерется. Вы его вдарьте сразу. Не бойтесь, я подсоблю. Момент... Господа студенты, сейчас он у нас в ножках валяться будет...

– Михал Иваныч, - сказал городовой, - а я вас и йе признал-с.

Странный человек опустил голову и тихо засмеялся. И тут же забулькал первый ряд столпившихся, за ним остальные. Все тихо смеялись, кроме студентов.

– Уморили, - глупо сказал Потап.
– А я думаю: дайка я их пугну-с.

– Михал Иваныч Шипов-с, благодетели мои, - представил городовой странного человека.

Шипов поклонился ему. Затем - публике.

– Что же ты это, Потапка, - обиделся хозяин, - подвел меня,черт?

– Ничего-с, - сказал Потап, - момент... Подновин-ские свое дело знають.
– И широко, как чистое дитя, улыбнулся Шилову.
– Дозвольте пальтецо, ваше благородие, отряхнуть-с. Хоп...

– Ну, будя, - сказал Шипов.
– Много чести. А чего это у вас никто не пьет, не ест? Аи случилось чего?

– Вроде бы вас обидели, - робко сказал хозяин.

– Меня?
– удивился Шипов.
– Рази меня можно обидеть? Это я Потапку обидел, а меня никто не обижал. Верно, Потап?

– Никак-с нет, шутники вы, Михал Иваныч. Это я, значит, очень просто сам мордой об тубарет-с...

Вздох облегчения прошел по залу. Студенты переглянулись.

– Ну ладно, - сказал Шипов.
– Тогда возьми-ка, Потапка, моего приятеля да вынеси его на морозец, пущай он там в себя придет, да последи, чтобы не замерз, сетребьен, беда с ним...

– Момент!
– радостно откликнулся Потап и юркнул в угол. Потом он выволок безжизненное тело и потащил его к дверям.

– Да ты неси его, неси!
– крикнул Шипов.
– Рази благородного человека так можно!

– Слушаюсь, Михал Иваныч... Момент!
– еще радостней ответил Потап и понес тело в охапке вон из трактира.
– Им там хорошо-с, - сообщил, вернувшись, - сидят, будто живые-с. Может, еще чего-с?

– А чего еще-то?
– сказал Шипов.
– Много ли мне надо? Ты вот подай нам штофчик, да редечки не забудь... А вы, судари мои, чего стоите? Вы садитесь, лямур-ту-жур, пейте, веселитесь.
– И он медленно оглядел их всех, и все тотчас начали усаживаться за свои столы, словно время и не перевалило за полночь.
– А вы тоже садитесь, господа студенты...

– Нет уж, увольте, - сухо ответил высокий студент.
– С нас достаточно.

– Отчего же?
– сказал его товарищ.
– Я бы остался. Ей-богу, мне интересно.

– Уж лучше бы не садились, - проворчал Потап.
– От вас одно расстройство... Вон человека обидели... Не больно много за гривенник-то?

– Ах, обидчивый какой, - засмеялся Шипов, - ну просто сетребьен какой-то. А ведь это я тебя вдарил.

– Значит, заслужил, - сказал городовой.

– А я-то думаю: как же это об тубарет?
– удивился хозяин.

– Значит, не об тубарет-с, - на лету ответил Потап, - значит, вот от них все и случилось, - и кивнул на студентов.

– Пошел прочь, - сказал высокий студент.

– Это я прочь?!
– распалился Потап.
– Теперь глядите, Михал Иваныч, глядите, как я буду из энтих бородатых душу вынать-с!
– И он шагнул к студентам.
– Глядите-с... Значит так, вы, господа хорошие, можете меня по морде, а я, значит, терпи?.. Момент, подновин-ские свое дело знают...

– Да бей их!
– крикнул кто-то.

Потом уже хозяин божился, что видел, как глаза Ши-пова излучали свет наподобие искр. Потап сделал еще шаг.

– Хоп... А где он, где он, тубарет?.. А вот мы сейчас тубаретом...

– Ну, будя, - вдруг сказал Шипов.
– Наговорил, консоме, с три короба. Вы, господа студенты, присаживайтесь... Прошу... Угощаю...

– Ой, - захохотал Потап, - а и напужал я их! Хозяин глядел из-за стойки на Шилова, не отрывая глаз. Соломенные бакенбарды Михаила Ивановича торчали празднично и как бы с насмешкой. Он ловко разливал из штофчика и любезно пододвигал рюмочки компаньонам.

Все по-прежнему уже сидели за столами, но никто не пил и не ел, только в кругу Шипова крякали, ухали, аппетитно жевали редьку.

– Когда я жил в доме князя Долгорукова, - сказал Шипов, - мне всегда казалось, что жизнь вокруг сплошное удовольствие.

Тут городовой замер. Студенты переглянулись.

– Да, да, - продолжал Шипов.
– Так я предполагал. Однако должен вам сказать, что тайные сумления обуревали меня, жгли мою душу. Да рази ж такое возможно?
– думал я. И вот однажды прихожу к князю. "Ваше сиятельство, говорю, - дозвольте на мир поглядеть".
– "Изволь, мон шер, гляди". И вот я гляжу. И что же я вижу, господа? Люди все в озлоблении и ослеплении, так и норовят друг друга съесть, так и норовят друг дружке в морду заехать... Вас это не шокирует?

– Ну да, - сказал городовой грустно, - покою нет.

– Да они меня не били, - сказал Потап, подавая, - это я сам мордой об тубарет-с...

– А ты, я гляжу, и подавать-то не умеешь, - сказал Шипов Потапу.
– Что за манеры, братец! Перед тобой сидят благородные люди, тре жоли, а не какие-нибудь... Срам!.. А ну-ка, воротись да снова, снова... Так... Скользи, скользи... А линии-то нет, нет, срам!.. Ну чистый скот, консоме... Это невозможно!.. Ах ты господи, я не могу этого видеть, этого позора, этого скотства!.. Дай-ка сюда.
– И он выхватил из рук обалдевшего Потапа поднос и вдруг замер, затем медленно склонился вперед, одновременно вытягивая правую руку с подносом, словно лебедь крыло, и сделал мягкий вкрадчивый шаг. Видишь, как рука идет? Видишь?.. Теперь гляди на ноги... Одна... за ней другая... След в след... Вот так, а не в растопырку, дурень.
– И он заскользил к столу, плоский, весь вытянувшийся, вкрадчивый, пружинистый. Полет надобен, полет, - приговаривал он, скользя к столу, - полет летучей мыши, бесшумный полет и...
– Поднос, словно сорвавшись с руки, плавно очертил круг над головами изумленных студентов, и медленно пошел книзу, и застыл. Дополнительный штофчик, булькнув, встал в центре стола, соусник с тертой редькой занял свое место, поднос взмыл в синее небо, посверкивая серебром.