Похождения Шипова, или Старинный водевиль

– Что вы, ваше благородие, - сказал Шипов, - такого мезальянсу не допустим. Благодетеля моего князя не подведем.

– Деньги получишь в канцелярии. Ступай, - приказал Шляхтин.

Тут сердце у Михаила Ивановича дрогнуло, и он помчался...

"...Ах, вот и я мышка несчастная, - думал он, глядя на студентов, - для вас кошка, а для них мышка-с..."

В этот момент скрипнула бывалая трактирная дверь и некий оборванец с лицом испуганного хорька, кутаясь в невообразимые доспехи, скользнул к стойке. Никто из присутствующих не обратил на него внимания, а тем более Шипов, сидевший к дверям спиною. Но именно Шипов не оборачиваясь вдруг сказал:

– Ай-яй-яй, Яшка, на чужие деньги пить собрался?.. На деньги вдовы? Она дома плачет, а ты с ее кошельком по питейным домам ходишь?

Тут оборванец кинулся на колени и, молясь на спокойный затылок Шилова, запричитал:

– Батюшка, Михалваныч, не погуби! Шипов, все так же не оборачиваясь, сказал:

– А ну, выкладывай кошелек и жди меня, и чтоб не вздумал убечь.

Кошелек, расшитый бисером, почтительно плюхнулся на стол. Шипов потыкал в него пальцем и сказал, обращаясь ко всем:

– Господин пристав велел мне этот кошелек найти. Вот он, нате вам.

Городовой засмеялся, и все в зале засмеялись следом.

– Великий вы человек, - сказал городовой.

Ситуация снова заметно накалилась. Какое-то легкое возбуждение, подобное невидимому электричеству, вспыхивало то здесь, то там. Приглушенный говор усиливался. Все выражали восхищение, глядя, как Шипов вертит в руках спасенный кошелек.

– У меня есть в затылке такая струночка, - засмеялся Шипов.
– Как что - она у меня, лямур-тужур, тенькает - и готово. Чей это кошелек? А это, пуркуа, титулярной советницы Фроловой. Она мне сама челом била. Ну?.. Я свою струночку ррраз... И что же вы думаете? Знаю: Яшка украл. Простой мезальянс... А вот он и Яшка. Он-то думал, я за ним по шалманам лазить буду! Много чести. Нет, ты сам придешь да еще в затылочек поклонишься. Сам меня найдешь...
– Он поднялся со своего места, потряс кошельком перед изумленными посетителями.
– Моя струночка натянутая дрожит ради вас, господа!

– Ура!
– закричал хозяин Евдокимов, и все подхватили. Все, кроме студентов.

Они как-то незаметно, бочком-бочком, и выкатились прочь. Шипов только посмеивался им вслед. Тут и остальные посетители, будто получив разрешение, потянулись к выходу, кланяясь Шипову, а некоторые, осмелев, и вовсе подмигивали по-приятельски. Шипов усмехался и отвечал поклоном каждому, словно хозяин бала. Востренькое лицо его раскраснелось. Он был доволен.

– Великий человек-с, - сказал городовой хозяину.
– Всех жуликов в кармане держит. У нас в участке как что чего - сейчас Михал Иваныча... Незаменимы-с.

– Ох, правда, - шумно вздохнул хозяин, - великий человек.

– А не стыдно тебе, Потапка, - сказал Шипов, - студентов пужать? Это же я тебе по портрету провел, чтобы ты в разговоры не лез, быдло ты этакое... Ну, тре жоли теперь?

– Нет-с, - ответил Потап глупо, - это не вы-с, а они-с...

"Когда бы вы знали, пустоглоты, на какую я верхушку залетел, вы бы все в ножках у меня валялись", - подумал Шипов.

Не успел он тогда, окрыленный удачей, выскочить из канцелярии с прогонными и прочими ассигнациями за пазухою, как на него налетел, а кто он уж и не помнит, не успел разглядеть, и велел снова ему, Шилову, явиться к господину Шляхтину. У частного же пристава выяснилось, что надлежит Шилову лететь что есть мочи к самому обер-полицмейстеру Москвы, его сиятельству графу Крейцу Генриху Киприяновичу. Шипов побежал, ног под собой не чуя. Губы его стали совсем белые, нос еще более завострился.

Беги, беги. Кошка тебя дожидается. В теплых лапках у нее когти спрятаны, во влажной пасти зубки беленькие, один к одному... Только бы не растеряться. Глаз не отводить, глаз не отводить ни за что. А что ж, господа, у вас свое оружие, а у меня свое. А кто сказал, что я мышь? Да я и не мышь вовсе... Я им нужнее. Главное - на рожон не лезть, самому не встревать в разговоры, пущай их сами выговорются... Поглядим, поглядим... Ах ты господи, боже мой!

Но успокоился. В парадную дверь не вбежал, а вошел. Там его уже дожидались. Велели раздеться. Под гороховым пальто оказался на Шилове темно-серый, мышиный сюртук. И повели Михаила Ивановича по комнатам, лестницам, различным переходам прямо к логову кошки.

Тяжелая дверь обер-полицмейстерского кабинета словно и не открывалась, а Шипов уже стоял перед графом.

Не успел граф опомниться от этого явления, как маленький агент юркнул к его руке и потянулся к ней белыми губами.

– Дозвольте-с...

"Вот бестия!" - возмутился граф, попытался не глядеть в зеленые глаза Шилова и не смог.

– Да как ты смеешь!
– крикнул Крейц, багровея.
– У меня по отношению тебя...
– И замолчал. Шипов едва заметно улыбнулся.
– По отношению к тебе, поправился граф с отчаянием.
– Я имею по отношению к тебе серьезные намерения, а ты черт знает что...
– И провел платочком по высокому лбу.

Шипов не шевелился. Граф неотрывно глядел ему в глаза. Потом он все-таки опомнился, поворошил бумаги на столе.

– Ну, - сказал граф, - дай-ка я на тебя погляжу. Говорят, ты у князя Александра Васильевича человеком был?

– До эманципации-с...
– прошелестел Шипов.

– Скажи пожалуйста, "до эманципации"!
– сказал граф с любопытством. "Эманци-па-ци-я", - повторил он насмешливо.
– Ну, и что же ты там?

– Служил-с.

– Ну, а что служил?

– За столом служил, - откликнулся Шипов.
– Пода-вал-с.

– Ах, подавал...
– Граф помолчал мгновение, примериваясь.
– Ну, а как, к Александру Васильевичу все еще питаешь привязанность?

– Ваше сиятельство, душа моя переполнена преданностью и любовью!

Граф шагнул поближе и замер, словно перед прыжком.

"Все равно, мон шер, поверишь, - подумал Шипов, - что я тебе ни скажи..."

– А ты умнее, нежели я предполагал, - сказал Крейц, недоумевая и раздражаясь.
– Водку пьешь?

– По праздникам, ваше сиятельство!
– крикнул Шипов.

– Князь Долгоруков надеется на твои к нему чувства, что ты, ежели что случись, не выдашь.

– Мерси, - выдохнул Шипов, - пусть они не сумле-ваются...

"...Барин, барин, - подумал хозяин Евдокимов, глядя на Шипова, - хотя и за жульем охотник, а барин, полицейский барин, прости господи... А где же трость-то его? Он же с тростью вошел. Трость с серебряным набалдашником, серебро с чернью... Аи в углу позабыл?"

– Потапка, - сказал он, - принеси Михал Иванычу ихнюю трость. Они в углу ее позабыли.

– Хоп, - сказал Потап, - момент...

– Да какую еще трость?
– удивился Шипов.
– Никакой трости у меня, сетребьен, не было,

"Да как же не было, когда была?
– подумал хозяин.
– Так еще важно они вошли, чистый барин с тростью..."

– Ну, пора и честь знать, - сказал Шипов и открыл кошелек советницы, и оттуда появился рубль.

Яшка от дверей глядел на кошелек горящим взором.