Пои?манная в ловушку

Она была отчаянно одинока с тех пор, как ее бойфренд предал ее, а родители отвернулись от нее, но никогда настолько, как в эти моменты, пока торнадо несся по земле, собираясь поглотить ее.

Взволновало ли кого-нибудь, если бы она умерла? Кто-нибудь бы вообще заметил?

В течение нескольких секунд она не могла даже молиться — рев торнадо был слишком силен, чтобы она могла слышать свои мысли, движение машины было слишком сильным, чтобы она могла чувствовать хоть что-нибудь в своем сердце, кроме ужаса.

Она кричала. Она знала это, хотя и не могла слышать себя в этой какофонии.

И тут она внезапно ощутила великое спокойствие, тишину настолько полную, что подумала, не оглохла ли она. Ее горло саднило, глаза горели, мышцы болели от напряжения, а щеки были мокрыми от пролитых слез. Она думала, что умерла. Это было все, что могло объяснить эту тишину, это безмолвие.

Когда она, наконец, набралась смелости сесть и одернуть пальто, она обнаружила, что находится в своей машине. Окна были усеяны трещинами и сколами, а дорога прямо перед ее дверью была усеяна мусором. Менее чем в пятидесяти футах от нее лежала груда обломков, которая до того, как она спряталась внизу, была многоквартирным жилым комплексом.

Она выжила. И облегчение, затопившее ее при осознании этого, вызвало еще больше слез на ее глазах, целый поток. Она заплакала еще сильнее, когда поняла, что шестнадцатилетняя Айви возблагодарила бы Бога за его милосердие… Но девятнадцатилетняя Айви могла списать это только на слепую, глупую удачу. В том юном возрасте она знала, что вселенная основана не на сострадании и справедливости, а на выборе и случайности.

И чаще всего на последнем.

Это произошло уже шесть лет назад.

В груди у нее защемило.

Нет, не шесть лет. Шесть лет прошло только для нее. Не было никакой возможности узнать, как долго она находилась в криосне — возможно, прошли десятилетия, насколько она могла судить. Все, о ком она когда-то заботилась… вероятно, мертвы.

Очередной раскат грома потряс гнездо. Пронзительный крик вырвался из ее горла, и она крепче обхватила свои ноги. Ее кожа покрылась мурашками, когда внутрь ворвался порыв ветра. Сколько бы лет ни прошло, ее страх перед штормами не уменьшался.

— Айви? — спросил Кетан, его нечеловеческий голос каким-то образом прорезался сквозь шум.

Небо снова осветилось, и ее взгляд на мгновение упал на Кетана, сосредоточившись на тусклых фиолетовых вспышках — его глазах и отметинах. Она опустила голову, уткнувшись лицом в колени, когда гром снова потряс гнездо.

— Пойдем, Айви, — сказал Кетан. — Я буду… кумеак. Кетан кумеакал для Айви.

Айви не колебалась: она развернулась и поползла к нему. Гнездо сильно раскачивалось, и она остановилась, стиснув мех между пальцами, зажмурив глаза и плотно сжав губы. Ее сердце подскочило к горлу.

Мы упадем. Паутина и ветки оборвутся, и мы полетим навстречу нашей смерти.

Сильные ладони скользнули под ее руки, и длинные твердые части голеней Кетана обхватили ее бедра. Он плавно притянул ее к себе, такой сильный и в то же время такой нежный. Она открыла глаза, когда он откинулся назад и притянул ее к себе, поставив ее ноги по обе стороны от его задних конечностей, которые были обращены вверх. Его туловище было выпрямлено, теперь его живот прижимался к ее груди, и он обхватил поясницу Айви своими нижними руками.

Айви наблюдала, как он — чуть больше, чем тень среди теней — потянулся в сторону и подоткнул хлопающую ткань, чтобы отверстие снова было закрыто. Темнота поглотила гнездо.

Она вздрогнула, обхватила Кетана руками и теснее прижалась к нему.

Но темнота не продержалась более нескольких ударов сердца, прежде чем Кетан открыл кристалл. Тусклое голубое свечение, наполнившее гнездо, было бледной имитацией вспышек молнии, но… это было утешительно.

— Айви о'кей, — промурлыкал Кетан; она чувствовала его голос даже больше, чем слышала его. Он протянул руку, нащупывая одну из корзин, вплетенных в стену, пока не вытащил скомканную ткань. На свету она казался пурпурной, но Айви чувствовала, что это не ее настоящий цвет.

Кетан развернул ткань, широко расправил ее и накинул на Айви сзади, как одеяло, — для чего она, безусловно, была достаточно большой. Мягкий, шелковистый материал сначала был прохладным, но быстро согрелся, когда тепло Кетана проникло в нее.

Он обхватил ее руками за плечи, заключив в кокон, и прислонился спиной к стене, притягивая Айви так, чтобы она прислонилась верхней частью тела к его груди. Пара его ног обхватила ее, их вес успокаивал, несмотря на безжалостную тряску гнезда. Подняв руку, он медленно провел пальцами по ее волосам. Его когти слегка задели ее кожу головы.

Очередной раскат грома потряс гнездо, и Айви напряглась, ее пальцы впились в толстую шкуру на спине Кетана.

— Айви о'кей, — снова промурлыкал он, одна его рука скользнула вниз и обвилась вокруг ее бедра. — Кетан кумеакал для Айви. Айви не пострадает.

Кумеакал. Означало ли это… страж или защитник?

Айви заставила себя расслабиться рядом с ним, позволить его теплу проникнуть в нее. Она закрыла глаза и сосредоточилась на нежном поглаживании руки Кетана, на его руках и ногах, надежно обнимающих ее, на ровном ритме его сердец.

Было странно вот так лежать рядом с ним, чувствовать себя… в безопасности, принимать утешение от существа, которое казалось кошмаром при первой встрече. Но он держал ее так, словно она что-то значила.

Впервые с момента пробуждения — впервые за многие годы — она не чувствовала себя такой одинокой.

Кетан прикасался к ней в течение последних шести дней — он должен был это делать, если она хотела залезть в гнездо и выбраться из него, и она, черт возьми, точно не могла лазить по деревьям и веткам, как он, — но он не делал этого с той близостью и смелостью, которые продемонстрировал у ручья той ночью. Он казался почти сдержанным с того момента, как отстранился от нее как раз перед тем, как ее пальцы коснулись его щели.

Теперь она без сомнения знала, что он сказал ей не там.

Айви не знала почему; он коснулся ее между ног, как будто это не имело большого значения. Ему просто было любопытно осмотреть ее тело.

Но его прикосновение не было чем-то таким, что Айви могла забыть. Как бы она ни старалась отогнать это воспоминание, она прекрасно помнила ощущение его больших рук, поглаживающих ее соски, его грубых, но нежных пальцев, ласкающих ее лоно, кружащих вокруг ее клитора.