Поиграем со смертью?..

— А почему не рассказала, что владеешь единоборствами? — решила я зайти с другой стороны.

— Потому что возник бы вопрос: «А почему ты их не практикуешь?» — вздохнула готесса, и улыбка с её губ исчезла. — Я занималась айкидо. Довольно долго. А ушла из спорта потому, что родители запретили им заниматься. Ты знаешь, какие у меня с ними отношения, знаешь, почему я живу одна. И должна понимать, почему мне неприятно о них вспоминать. Ты бы спросила, почему они запретили мне заниматься боевыми искусствами, а ответ я давать не хочу. Потому что не хочу вспоминать обо всех бзиках моих родителей.

Я вздрогнула. Динка ненавидела говорить о родных, и я её отлично понимала, а потому сейчас, затронув болезненную тему, почувствовала себя виноватой. Мой тупой характер! Ну не могу я людям на любимых мозолях топтаться и радоваться! Не могу!

— Ладно, — нехотя ответила я и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Надо было перевести тему, причём срочно. — Тогда колись, какие ещё неучтённые способности у тебя есть?

Глаза готессы, смотревшей в пол тоскливым взглядом, вдруг вспыхнули благодарностью, и она, разулыбавшись, осторожно протянула руки к верёвке. Я вскинула бровь, а Динка, хитро улыбаясь, за пару десятков секунд распутала узел, который я бы даже в адекватном состоянии распутывала минут пять.

— Как?! — опешила я и полными неверия глазами уставилась на подругу, начавшую сматывать верёвку.

— Ну, я была знакома с человеком, который научил меня завязывать и развязывать самые сложные узлы, — довольным голосом поведала Динка. — Он меня даже учил, как развязаться, если тебя связали и кажется, что нет возможности выпутаться.

— Так вот в чём дело! — впервые подал голос Лёшка. — А я-то думал, почему самураи тебя так плохо связали!

Братец нервно рассмеялся и провёл ладонью по лицу, словно отгоняя от себя все дурные мысли и подозрения. Ну и зря. Впрочем, сейчас не об этом…

— Ты о чём? — нахмурилась я вновь, а Лёшка, покачав головой и ухмыльнувшись, пояснил:

— Просто когда я влез в сарай, Дина лежала на животе, руки за спиной были связаны, равно как и ноги. Но я когда начал перерезать верёвки, заметил, что она умудрилась на запястьях верёвку ослабить. Ещё бы чуть-чуть, и она могла, в принципе, попытаться освободиться.

— Вряд ли, — поморщилась готесса, и в её голосе промелькнуло раздражение. Вау, ну надо же, она таки разозлилась? — Я немного ослабила, конечно, узел, но до полного освобождения было как до Пекина. Да и я не уверена, что смогла бы выпутаться. Впервые сталкиваюсь с такими качественными узлами. Тот знакомый учил меня выбираться из всех возможных видов пут, но с таким качеством исполнения узлов я столкнулась впервые…

— Почему? — опешила я. — Что, древние самураи лучше связывали, чем какой-то неведомый чувак из спецслужб?

Динка насторожено на меня покосилась, а затем вздохнула, покачала головой и пояснила:

— На самом деле, японцы ещё в древности изобрели ходзёдзюцу — технику эффективного и очень быстрого боевого связывания. Такие узлы практически невозможно развязать, они намного эффективнее современных. Причём чаще всего пленника связывали сначала коротким шнуром, лишая подвижности, а затем уже в ход шла длинная верёвка, которой можно было сделать что угодно. Начиная от полного обездвиживания, заканчивая такой фиксацией, при которой человек мог идти, но не бежать, а попытка перейти на бег грозила либо острой болью, либо и вовсе потерей сознания.

— Тогда почему меня не связали шнурком? — озадачилась я, покосившись на веревку в руках готессы.

— А тебя кто связывал? Наверное, такой молодой, лет двадцати пяти, японец? — усмехнулась Лёшкина подруга и положила подбородок на колени.

— Ну да, — кивнула я, краем сознания отметив, что голова болеть перестала, нервная тряска закончилась, а на смену психозу пришла апатия.

— Меня тоже он связывал, — удовлетворённо кивнула Дина. — Я когда по берегу бежала, рыбаки в меня, подлюки такие, камень кинули.

Она коснулась затылка исцарапанной ладонью и поморщилась. На пальцах остались блёклые алые разводы.

— Вот заразы! — высказался Алексей.

— Они выслужиться пытались, — вяло пробормотала я. Да, я даже на такую подлость злиться не могу уже. Да и, по сути, их понять можно. Мы — чужаки, почему их дети должны были страдать из-за нас? А ведь самураи могли причинить вред деревне, если бы рыбаки не выдали иностранцев… А может, и не могли. Кто их знает, право слово…

— Вот именно! И это бесит! — возмутился Лёшка вновь, а я лениво отмахнулась от него и спросила у Динки:

— А дальше что?

— Ну, я очнулась в деревне, на площади. Ко мне как раз шли те самураи. Я вскочила, но меня сбил с ног тот, который помоложе, и так как я брыкалась, обездвижил шнурком. А потом связал, — Динка вдруг рассмеялась и заявила: — Когда он меня связывал, я по всем правилам мышцы напрягала-расслабляла, чтобы зазор остался потом, но они слишком хороши. Наверное, я не сумела бы выпутаться сама. В Японии ведь ходзёдзюцу — техника, которую преподавали самураям с ранних лет. Так что это «обязательная программа», которая въелась им в кожу. Они не допускали ошибок.

Я фыркнула и подумала, что ошибаются порой все. Вопрос лишь в том, когда и в чём человек проколется. Динка же на меня внимания не обратила и продолжила пояснения:

— А вот связав меня, шнурок тот самурай снял. Но ему не повезло — шнур он снимал уже в сарае, а там, как оказалось, была наглая кошка. И пока он со мной возился, проверяя узлы, шнур лежал на земле. Вот кошак его и стащил. Я краем глаза видела. Да и воин это безобразие тоже заметил, но поздно было — кошка кинулась на выход, а потеряшку позвал командир. Погоня не удалась.

Я рассмеялась, правда, как-то не особо радостно, и, подняв указательный палец вверх, заявила, довольно глядя на готессу:

— Вот так вот! Я всегда говорю: все порой ошибаются.

— Ну, в непредвиденных ситуациях — наверное, — легко согласилась Динка, и я в который раз подивилась её способности плавно обтекать углы и подстраиваться под окружающих.

— А что насчёт того, что он мне двигаться позволил? Он ведь велел мне перевернуться на живот, — решила наконец расставить точки над «i» я. Не люблю, когда вопросы остаются неразрешёнными…

— Ну, вроде как, часто в случаях, когда шнура поблизости не было, самураи вонзали рядом с шеей пленного меч, – в ответ на эти слова Дины я поморщилась и кивнула. Значит, и правда не зря он свою железку в землю воткнул... – Побежит — они «уронят» лезвие, и голова с плеч. По напряжению мышц, говорят, очень хорошо читаются планы человека — если он собирается убежать, он будет напряжён. И как только определённые мышцы напрягутся, меч упадёт. Самураи всегда предупреждали о такой возможности, а потому это считалось «казнью при попытке к бегству». Ну а порой, если человек лежал изначально в неудобной позе, приходилось его переворачивать. В принципе, всё то же самое, вроде как. Если человек поворачивается на живот, напряжена одна группа мышц. Если хочет встать — напрягает другую. Так что, если бы ты рискнула подняться, он бы, скорее всего, отрубил тебе голову.