Пока не проснулись сомнамбулы

— Друг мой, — обратился к нему Игорь. — Мы с тобой почти не знакомы, но могу заявить тебе со всей серьезностью: для самоуничижения здесь не самая подходящая обстановка. Понимаю, ты хочешь высказаться, у тебя накипело. Но поверь, сейчас твоим друзьям легче не станет. Они устали, не выспались и хотят пить. Ни к чему усугублять их состояние, пусть даже тебе сейчас тоже несладко. Это будет плохой благодарностью. Давай ты расскажешь им о своих чувствах, когда мы отсюда выберемся? Так у них может появиться стимул к действию.

Что-то в его голосе показалось мне странным… В хорошем смысле. Уж не задумал ли этот ушлый товарищ что-нибудь спасительное? Так или иначе, успокоив порыв Всеволода, он замолчал и сам, ни словом, ни жестом не выдавая своих дальнейших намерений.

Время тянулось мучительно медленно. Мы продолжали сидеть в тесной каморке, мучаясь жаждой и неизвестностью. Пару раз стучались, просились в туалет — нам не отказывали. Но не более того. Ни воды, ни, тем более, еды нам даже не предлагали.

До нас долетали отдельные звуки из жизни полицейского отделения: голоса людей, смех, телефонные звонки. Среди прочих звуков я вычленил писк чьих-то электронных часов, по которым смог подсчитывать время.

Так прошло семь мучительных часов.

К исходу дня Севе стало хуже, у него подскочила температура. Первым тревожные признаки заметил Ден и тут же поднял тревогу.

— Сейчас аспиринку принесем, — отозвались снаружи на его отчаянный стук.

К моему немалому удивлению, десять минут спустя нам и вправду принесли две таблетки жаропонижающего и литровую бутылку с водой. Вода была явно из-под крана, попахивала ржавчиной, но нам было наплевать на все бацильные палочки, которые могли в ней обитать. Пили по очереди, по несколько глотков. Затем поделились с бомжами и пьянчужкой, который к тому времени уже проснулся и страдал от пожара в трубах. Зарипов продолжал сохранять интригующее молчание.

Как ни тревожны были эти часы, как ни искал я выхода из сложившейся ситуации, накопившаяся усталость все же дала о себе знать. В какой-то момент я просто уснул, привалившись спиной к грязной илипкой стене. Справа меня поддерживал Сева, слева — Игорь. Может, это даже было к лучшему. Раз уж от нас сейчас все равно никакого толку, следует, хотя бы, отдохнуть, набраться сил. Ведь от тупого разглядывания разрисованного углем потолка и висящей по углам паутины пользы немного, а вот силы еще могут пригодиться.

Мне снилась работа, моя работа. Оставленный два дня назад офис, покинутые коллеги. Как будто история с Васильевой дошла до начальства, и ее на пару с Генеральным выгнали взашей. А нас с Ириной ждало триумфальное возвращение. Теперь Генеральным стал Паша, а я должен был занять место руководителя судебного отдела. Я видел Валю, она плакала от радости. Видел хмурого, насупленного Томми — даже мелькнула мысль, не уволить ли мерзавца грешным делом. Там же был и довольный Зарипов. Это он придумал, как нас спасти, он вытащил нас из тюрьмы и привел на работу, как раз к началу праздника. Мне было хорошо. А затем пришла Ирина, она была в шикарном вечернем платье и выглядела просто сногсшибательно. Обведя всех коллег дружелюбным взглядом, она задержалась на мне, поманила. Я послушно подошел, и тогда она обвила мою шею руками и…

— Ох…

Что было дальше, я так и не узнал. Лязгнула решетчатая дверь — офис, коллеги и Ирина канули в небытие. Приоткрыв глаза, я с трудом разглядел сквозь яркий электрический свет (странно, раньше лампочка казалась такой тусклой, что еле освещала тесное пространство «обезьянника») силуэты трех человек. Двое из них были в полицейской форме, но мне не знакомы — задерживали и оформляли нас другие. Третьего я также видел впервые, но обратил на него особое внимание. Он был в штатском и много старше своих сопровождающих. Лет сорок пять, может, пятьдесят — вон уже седина просвечивает.

— Новиковы, двое, Лазарев, Зарипов — на выход.

Я осмотрелся по сторонам и увидел, что мои товарищи также беспомощно жмурятся от света — они тоже спали. Сколько сейчас времени?

— Второй раз повторять не буду, — предупредил человек в форме.

— Мне кажется, эта ваша реплика как раз и является ничем иным, как повторением, — заметил Игорь, с трудом поднимаясь на ноги и пытаясь размять затекшие конечности. — Здесь тесновато, не находите?

— Нахожу. Поэтому — на выход.

Мы проследовали за служителями закона и вышли на улицу. Ден помогал брату, который заметно прихрамывал. Походя, я бросил взгляд на висевшие на стене часы — начало десятого. Занятно, что по дороге нам не встретилось ни одного человека кроме уборщицы, которая пугливо прижалась к стене, пропуская процессию.

Снаружи еще светло. Отделение располагалось на самой окраине небольшого поселка. Даже странно, что столь незначительный населенный пункт удостоился такого соседства. Не иначе, сам поселок является каким-нибудь административным центром. Ну да это неважно. Господи, Вера и Маша, должно быть, уже с ума сошли от беспокойства!

— Садитесь в машину, — стандартный полицейский «уазик» гостеприимно распахнул перед нами дверцу. — По одному.

Нас бело четверо против троих. Никто из полицейских не имел при себе штатного оружия, а штатский и вовсе не производил впечатление человека, способного оказать какое-нибудь сопротивление. Но что-то подсказало всем нам, что здесь ловить нечего.

— Вам не кажется, — возразил я, чтобы немного потянуть время. — Что нам вчетвером на заднем сиденье будет тесновато?

— А вы с ними и не поедете, Филипп Анатольевич.

Это заговорил мужчина в костюме. Я пристально всмотрелся в его лицо. Совершенно незнакомые черты, но в то же время такие обычные, что кажется, этот человек в равной степени мог бы оказаться и соседом с нижнего этажа, и каким-нибудь министром, ежедневно мелькающем в телевизоре. Растерянность моя еще более усугубилась тем, что голос его все-таки показался знакомым.

— Мы встречались?

— Все потом. Вы трое садитесь.

Зарипов, казалось, колебался. Я понимал его: здравый смысл и логика просто кричат в две глотки о грозящей опасности. Но в то же время какое-то странное ощущение подсказывает, что выбора все равно нет, а потому лучше повиноваться. Наверное, то же самое испытывают ведомые на казнь: неотвратимость предстоящего парализует волю. Возможно, именно поэтому многим из них перед лицом смерти удается вести себя достойно — и мужество здесь совершенно ни при чем.

— Ладно, — вздохнул Игорь. — Садимся, братцы-кролики. Не средь бела дня же нас кокнут.

Они уехали. Братья, Зарипов и их конвоиры в погонах. Мы остались вдвоем с мужчиной в костюме. Он улыбнулся мне, и в т же секунду я ощутил сильнейшее желание броситься на него и задушить голыми руками. Как я ненавидел этого человека за то, что он без единой угрозы и без единого резкого жеста заставил нас покориться!

Но нельзя бросаться на людей. Тем более, если вы друг другу даже не представлены.