Пока ты со мной

— Ты что нахмурилась? — спросил Грег.

— Сам знаешь, какие у нас с Дженни в последнее время отношения.

— Ничего, это пройдет.

— Ты всегда так говоришь.

— В данном случае я оперирую общеизвестным фактом. Трудный возраст, переходный возраст, он же кошмарный возраст.

Карен засмеялась, но тут же нахмурилась вновь.

— Не знаю, может быть, она решила вообще не приходить, — с деланным спокойствием сказала она. — Может быть, Дженни на меня обиделась?

— Обиделась? За что? — Грег отмахнулся от этого предположения. — Она не может так поступить.

Он снова сердито взглянул на часы. Была почти половина второго.

— Может быть, все-таки сделаем заказ?

Карен помотала головой:

— Ты не думаешь, что с ней могло что-нибудь случиться?

— Нет! — слишком поспешно отрезал он.

Это и в самом деле невозможно, подумала Карен. Среди бела дня, при ярком солнце. Да и идти всего два квартала. Но логические доводы померкли, когда она вспомнила об Эмбер. Прошло семь месяцев с тех пор, как в местном заповеднике нашли скелет девочки. Полицейский художник реконструировал лицо, эксперты дали описание одежды, которая была на убитой, следствие тщательно просмотрело всю картотеку пропавших без вести, но идентифицировать останки так и не удалось. В большом городе через недельку-другую неопознанный труп забылся бы, стал бы достоянием статистики, но Бейланд был городом маленьким и спокойным. Местная газетчица Филлис Ходжес в своей статье окрестила убитую девушку именем Эмбер [3] — она считала, что оно как нельзя лучше сочетается с осенью, с цветом опавших листьев, с увяданием природы. С тех пор все так и стали называть неизвестную. Когда стало ясно, что останки никем не будут востребованы, в городе устроили сбор средств и организовали на местном кладбище достойные похороны. Выяснить что-либо о погибшей так и не удалось, но бейландцы не забыли эту историю. В этом городе большинство людей были знакомы между собой, смириться с мыслью, что девушку-подростка кто-то убил и бросил в болото, было нелегко. Вполне вероятно, что преступник по-прежнему жил в городе, а это означало, что подрастающим дочерям бейландцев угрожает опасность.

3

Янтарь (англ.).

— Я знаю, о чем ты думаешь, — насупился Грег. — Не сходи с ума. Я же говорю тебе, Джилберты живут всего в двух кварталах отсюда. Если высунуться из окна, запросто можно увидеть их дом.

— Извини, — виновато откликнулась Карен.

— Не нужно кликать беду.

— Ничего не могу с собой поделать. Может быть, позвоним им?

Грег встал и оттолкнул стул.

— Мне надоело ее ждать. Пожалуй, и в самом деле позвоню, а то ты несчастную салфетку совсем уже истеребила.

Карен нервно улыбнулась:

— Позвони-позвони. Пусть на этот раз она на тебя дуется, а не на меня.

Грег позвенел мелочью в кармане:

— Сейчас вернусь.

Карен смотрела в окно, крепко вцепившись пальцами в салфетку. Мимо столика вновь прошла официантка, и Карен извиняющимся жестом развела руками. Она думала, что официантка злится — ведь они попусту занимают место в самое оживленное время работы ресторана, но рыжеволосая женщина посмотрела на нее с искренним сочувствием, и от этого на душе у Карен стало совсем скверно. Она отвернулась к окну. Прелесть весеннего дня теперь пугала ее, казалась зловещей. Какими бы напряженными ни были их отношения с дочерью, Дженни никогда не позволяла себе подобных фокусов. Она всегда была ласковым, добрым ребенком, и Карен знала, что, несмотря на подростковую ершистость, в глубине души девочка осталась прежней. Правда, в прежние времена дочка смотрела на мать с обожанием, а теперь только фыркала и обижалась. Школьный психолог сказал, что это называется «кризис самоидентичности», свойственный всем подросткам, а в особенности тем из них, кто живет с приемными родителями. Таких детей мучают сомнения и вопросы, касающиеся их происхождения. После консультации с психологом Карен попыталась завести разговор на эту тему с Дженни, спросила, действительно ли ее мучают подобные вопросы. «Ты хочешь спросить, задевает ли меня, что моя собственная мать отдала меня на воспитание совершенно чужим людям? — осведомилась Дженни этим своим едким тоном, от которого у Карен внутри все сжималось. — Нет. Я просто в восторге от этого». Карен стала утешать дочку, говорить ей, что они, родители, любят ее больше всего на свете, любят так, как не могли бы любить и собственного ребенка. Дженни небрежно ответила, что все это уже слышала прежде. Карен покачала головой, вспомнив ожесточение, отразившееся на бледном веснушчатом личике дочери. В голубых глазах, в резком жесте, которым девочка отбросила со лба темные волосы, читалась глубоко запрятанная обида. Достучаться до Дженни в последнее время стало совершенно невозможно. «Ничего не поделаешь, трудный возраст, — в который раз напомнила себе Карен. — Ей сейчас еще тяжелее, чем мне». Но в глубине души Карен очень хотела бы, чтобы Дженни снова стала ласковым и доверчивым ребенком. Как раньше.

В зал вернулся Грег. Вид у него был мрачный, и у Карен внутри все похолодело. Она со страхом смотрела, как муж медленно идет через зал.

Он сел на место, и Карен увидела, что Грег не встревожен, а сердит.

— Что стряслось? Она у Пегги?

Грег разложил на коленях салфетку и взял меню. На жену он не смотрел.

— Я разговаривал с отцом Пегги, — отрывисто буркнул он. — Он сказал, что девочки отправились в кино.

В первый миг Карен ощутила лишь неимоверное облегчение. Но сразу же вслед за этим ее лицо вспыхнуло. Дженни не пожелала присутствовать на праздничном обеде в честь Дня матери! Удар был явно нацелен на нее, Карен.

Грег отложил меню.

— Ну ничего, я с ней разберусь, — мрачно пообещал он.

Лицо его было мрачнее тучи, но Карен видела, что муж тоже растерян и обижен.

— Может быть, есть какая-нибудь серьезная причина, — упавшим голосом предположила Карен.

— Не защищай ее. Тут не может быть никаких оправданий.

— По крайней мере, она жива и здорова.

— Черт бы ее побрал! Я не могу в это поверить! Взяла и отправилась в кино!

— Не нужно, прошу тебя, — прошептала Ка рен, видя, что люди за соседними столиками смотрят в их сторону. — И без того тошно.

— Извини. — Грег откинулся на спинку стула. — Я не хотел…

— Ты ни в чем не виноват.

— Может быть, она просто забыла?

— Ничего она не забыла, и мы оба отлично это знаем.

Примерно с минуту Грег молча смотрел в окно, потом обернулся к жене.

— Ну ладно, давай закажем что-нибудь.

— Не могу. Мне уже ничего не хочется.

Грег придвинулся к ней.

— Любимая, нельзя допустить, чтобы она испортила нам праздник. Ну, не пришла, и черт с ней. Представим себе, что у нас с тобой любовное свидание. Мы вдвоем, и больше никого…

Карен беспомощно посмотрела на него.

— Но ведь сегодня День матери…

Грег вздохнул, признавая свое поражение:

— Да, верно.

— Пойдем домой?

— Хорошо.

Карен взяла сумочку, а Грег жестом подозвал рыжеволосую официантку. Он дал ей на чай, и супруги поспешно вышли из зала. У Карен было ощущение, что все смотрят им в спину, поэтому она не поднимала глаз.

Грег открыл перед ней дверь, они молча вышли к автомобильной стоянке и сели в машину.

— Пристегнись, — негромко сказал он, включая мотор.

Когда они уже выезжали на дорогу, из гостиницы выбежала официантка и замахала рукой. У Карен в сердце шевельнулась надежда. Должно быть, позвонила Дженни. Произошло какое-то недоразумение, и она сейчас будет. Карен быстро опустила стекло, а официантка подбежала к автомобилю. Ее рыжие волосы отливали медью в лучах послеполуденного солнца.

— Вот, вы забыли, — сказала она, задыхаясь.

Карен увидела, что официантка протягивает ей серебряный медальон.

— Спасибо, — расстроенным голосом поблагодарила Карен и грустно посмотрела на подарок.

— Ничего, все наладится, — негромко сказала официантка и на прощанье помахала рукой.

Грег свернул на улицу, которая вела вверх, к их дому. Вскоре после свадьбы они купили старый, изрядно обветшавший особняк в колониальном стиле. Дом располагался в самой лучшей части города. За последние годы близлежащие участки все были распроданы, на них выросли новые строения, но дом Ньюхоллов по-прежнему стоял в некотором отдалении, со всех сторон окруженный тенистыми деревьями. Грег бережно и любовно реставрировал эти старые стены. Иногда супруги говорили, что неплохо было бы переехать куда-нибудь в другое место, но где еще найдешь такой чудесный дом и такой замечательный участок?

Грег помог Карен выйти из машины, словно жена была больна. По дорожке к крыльцу он повел ее под руку, заботливо открыл перед ней входную дверь.

— Я, пожалуй, пойду прилягу, — сказала Карен, которую, несмотря на теплый майский день, начинал бить озноб.

— Хорошо, — вздохнул Грег. — Отдохни. Принести тебе сандвич или что-нибудь в этом роде?

— Потом, ладно?

— Ну, извини.

— За что ты извиняешься? Ты ведь хотел устроить для меня праздник.