Пока я жива

— Номер семь, — пояснила я ему.

— Что?

— В моем списке. Мне хотелось объехать весь мир, но вместо этого я решила помирить маму с папой.

Он ухмыльнулся, как будто все это моих рук дело, хотя на самом деле они сами управились. Мы открываем чулки с подарками на полу в их спальне, а они сонно глядят на нас. Мне кажется, будто я попала в какую-то временную дыру.

Папа подходит к обеденному столу, перекладывает вилки и салфетки. Он украсил стол хлопушками и снеговичками из ваты, а салфетки сложил в виде лилий-оригами.

— Я попросил их прийти в час, — сообщает он.

Кэл вздыхает за рождественским номером «Бино».

— Зачем ты вообще их позвал? Какие-то они странные.

— Сегодня Рождество и надо веселиться! — шикает на него мама.

— И ходить на голове, — бормочет Кэл, переворачиваясь на ковре и мрачно глядя на нее. — Лучше бы мы были одни.

Мама толкает его носком туфли, но Кэл не улыбается. Тогда она показывает ему метелку:

— Сейчас получишь!

— А ты догони!

Хохоча, Кэл вскакивает на ноги и бросается через комнату к папе. Мама гоняется за ним, но папа преграждает ей путь и делает вид, будто отгоняет ее приемами карате.

— Вы что-нибудь сломаете, — говорю я им, но меня никто не слушает. Мама просовывает метелку между папиных ног и покачивает ею. Папа отбирает ее у мамы и засовывает ей под блузку, а потом гоняется за мамой вокруг стола.

Странно, до чего меня это раздражает. Я хотела, чтобы они снова сошлись, но это не совсем то, что я имела в виду. Я думала, они станут серьезнее.

Они так шумят, что мы не слышим звонок в дверь. Внезапно раздается стук в окно.

— Ой, — восклицает мама, — гости пришли!

Она кокетливо направляется к двери. Папа подтягивает брюки. Улыбаясь, он идет за мамой, а за ним Кэл.

Я не двигаюсь с дивана. Скрещиваю ноги. Потом выпрямляю. Беру телепрограмму и непринужденно перелистываю страницы.

— Посмотри, кто пришел, — произносит мама и вводит в гостиную Адама. На нем рубашка на пуговицах, а вместо джинсов — легкие брюки из хлопка. Он причесался.

— Счастливого Рождества, — желает мне Адам.

— И тебе.

— Я принес тебе открытку.

Мама подмигивает мне:

— Ну, оставляю вас вдвоем.

Получается неловко.

Адам садится на ручку кресла напротив и наблюдает, как я раскрываю открытку. На ней нарисован олень из мультика с увитыми остролистом рогами. Внутри Адам написал: «Веселого праздника!». Никакие тебе «целую».

Я ставлю открытку на столик между нами, и мы оба смотрим на нее. Во мне что-то ноет. Глухая боль не утихает, как будто ее ничем не унять.

— Насчет того вечера… — начинаю я.

Адам сползает с ручки в кресло:

— А что?

— Тебе не кажется, что нам нужно об этом поговорить?

Он мнется, словно не может найти ответа на каверзный вопрос.

— Пожалуй.

— Мне показалось, что ты испугался. — Я решаюсь поднять на него глаза. — Я права?

Но не успевает он что-то сказать, как дверь гостиной распахивается и врывается Кэл.

— Ты подарил мне булавы! — объявляет он и изумленно застывает перед Адамом. — Как ту угадал, что я о них мечтаю? Они классные! Смотри, у меня почти получается.

Но булавы валятся у него из рук, разлетаясь по всей гостиной. Адам смеется, собирает их и жонглирует сам. У него получается на удивление хорошо: булава падает только на восемнадцатый раз.

— А с ножами так сможешь? — любопытствует Кэл. — Я видел дядьку, который жонглировал яблоком и тремя ножами, причем он ухитрился очистить и съесть яблоко. Ты успеешь меня научить, пока мне не исполнилось двенадцать?

— Я тебе помогу.

До чего непринужденно они общаются, перебрасываясь булавами. Как же им легко говорить о будущем.

В гостиную входит мама Адама и садится рядом со мной на диван. Мы пожимаем руки, и этот жест оставляет во мне странное чувство. У нее маленькие сухие ладони. Она выглядит усталой, как будто только что вернулась из долгого путешествия.

 — Я Салли, — представляется она. — У нас для тебя тоже подарок.

Она протягивает мне пакет. Внутри коробка шоколадных конфет. Она даже не завернута. Я вынимаю ее из пакета, открываю и ставлю к себе на колени.

Кэл протягивает маме Адама булавы.

— Хотите попробовать? — предлагает он.

Поколебавшись, она все же встает.

 — Я покажу вам, что делать, — обещает Кэл.

На ее место садится Адам, наклоняется ко мне и произносит:

— Я не испугался.

И улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Мне хочется прикоснуться к нему, но нельзя — входит папа и объявляет, что все готово. В одной руке у него бутылка хереса, в другой — разделочный нож.

Стол ломится от еды. Папа приготовил индейку, жареную картошку и пюре, пять видов овощей, гарнир и соус. Он включил свой диск Бинга Кросби, и мы едим под старомодные песни про колокольчики и снег.

Я думала, что взрослые будут обсуждать за столом ипотеку и прочее занудство. Но мама с папой подвыпили и нежничают друг с другом, так что неловкость исчезает.

Даже Салли не может сдержать улыбки, когда мама рассказывает о том, как ее родители решили, будто папа слишком прост для нее, и запретили ей с ним общаться. Она говорит о частных школах, о первых балах, о том, как она регулярно «заимствовала» пони своей сестры и ездила по ночам через весь город в муниципальный район на свидания к папе.

Папа смеется:

— Городок был небольшой, но я жил как раз на другом конце. К субботе бедный пони был так измотан, что больше не выиграл ни одного соревнования.

Мама наполняет бокал Салли. Кэл показывает фокус с ножом и салфеткой.

Наверно, таблетки переносят Салли в параллельный мир, потому что Кэловы манипуляции с салфеткой видны как на ладони, но она смотрит на него с восхищением.

— А ты умеешь что-нибудь еще? — спрашивает она.

Кэл польщен.

— Кучу всего. Я вам потом покажу.