Пока я жива

— Как с ребенком, — замечаю я.

Папа молча кивает. На его глазах проступают слезы.

Я засыпаю. И снова просыпаюсь. На этот раз мне хочется есть.

— Дашь мне мороженого?

Папа с улыбкой откладывает книгу:

— Сейчас.

Вскоре он возвращается с клубничным мороженым. Он оборачивает палочку салфеткой, чтобы не капало, и я сама держу его и ем. Объедение. Я поправляюсь на глазах. Не думала, что мое тело на это способно. Мне ясно, что с клубничным эскимо в руке я не умру.

— Пожалуй, я могу съесть еще одно.

Папа заявляет, что если я хочу, то могу съесть хоть полсотни. Вероятно, он забыл, что мне нельзя сахар и молочные продукты.

— У меня для тебя сюрприз. — Папа роется в кармане пиджака и выуживает оттуда магнит на холодильник. Сердечко, крашеной в красный цвет и кое-как покрытое лаком. — Его сделал Кэл. Он передает тебе привет.

— А мама?

— Заглядывала пару раз. Но ты была очень слаба, и посетителей почти не пускали.

— Значит, Адам не приходил?

— Еще нет.

Я дочиста вылизываю палочку мороженого. Дерево царапает язык.

— Принести еще? — спрашивает папа.

— Нет. А теперь иди.

Папа приходит в замешательство:

— Куда?

— Я хочу, чтобы ты встретил Кэла из школы, отвел его в парк и поиграл с ним в футбол. Купил ему чипсов. Потом вернешься и расскажешь, как вы погуляли.

Папа смущенно смеется:

— Я вижу, ты проснулась не в духе!

— Позвони Адаму. Пусть придет днем.

— Какие еще пожелания?

— Передай маме, я хочу, чтобы она сделала мне подарок — купила дорогой сок, кучу журналов и косметики. Если ей на меня наплевать, то пусть хоть накупит мне всего.

Папа бодро берет листок бумаги и записывает название тонального крема и губной помады, которые я попросила. Он спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь еще, и я заказываю булочки с черникой, шоколадное молоко и шесть шоколадных яиц. В конце концов, Пасха не за горами.

Папа трижды целует меня в лоб и обещает скоро вернуться.

Когда он уходит, на подоконник садится птичка. Она ничем не примечательна — не гриф, не феникс, а самый обычный скворец. Заходит медсестра, поправляет простыни, наливает воду в кувшин. Я показываю ей птичку и в шутку говорю, что это дозорный смерти. Она цыкает на меня и советует не искушать судьбу.

Но птица настораживается и смотрит прямо на меня.

— Еще не пора, — говорю я ей.

Приходит доктор.

— Что ж, — начинает он, — в конце концов мы подобрали правильный антибиотик.

— В итоге, а не в конце.

— Жаркие выдались деньки.

— Неужели?

— Я имею в виду, для вас. Такая сильная инфекция, как правило, вызывает бред.

Пока врач выслушивает мне стетоскопом, я читаю на значке его имя. Доктор Джеймс Уилсон. Он примерно одних лет с моим отцом. Брюнет; волосы на макушке редеют. Худее папы. Выглядит устало. Врач осматривает мои руки, ноги и спину — нет ли подкожного кровотечения? Потом садится на стул у кровати и делает пометки в истории болезни.

Доктора ожидают от пациентов вежливости и благодарности. Это упрощает им работу. Но сегодня у меня нет желания соблюдать приличия.

— Сколько мне осталось?

Доктор удивленно поднимает глаза.

— Давайте дождемся вашего отца и тогда все обсудим.

— Зачем?

— Чтобы мы вместе решили, как вас дальше лечить.

— Но болею я, а не папа.

Врач убирает ручку в карман. На его лице выступают желваки.

— Тесса, я не собираюсь обсуждать с вами возможные сроки. Это не имеет смысла.

— Для меня имеет.

Не то чтобы я настолько расхрабрилась. Это не новогодние зароки. Просто у меня под мышкой катетер, и я потеряла несколько дней жизни на больничной койке. И мне совершенно очевидно, что важно, а что нет.

— Через два месяца моя лучшая подруга родит — мне нужно знать, доживу ли я.

Доктор скрещивает ноги и тут же выпрямляет. Мне его немного жаль. Не каждый день врачам приходится иметь дело со смертью.

— Было бы неверно вас обнадеживать. Но расстраиваться раньше времени тоже не стоит.

— Пусть так. Все равно вы знаете больше, чем я. Ну пожалуйста, Джеймс.

Медсестрам запрещено называть врачей по имени, и в обычной ситуации я бы тоже на это не осмелилась. Но что-то изменилось. Умирать-то мне. И я имею право знать когда.

— Если вы ошибетесь, я не стану предъявлять вам претензий.

Доктор мрачно усмехается:

— Хотя нам удалось победить инфекцию и вам явно стало лучше, анализ крови не дал полной картины, так что пришлось еще кое-что обследовать. Когда вернется ваш отец, мы вместе обсудим результаты.

— Вы нашли что-то в периферической крови?

— Тесса, мы с вами не очень хорошо друг друга знаем. Не лучше ли дождаться вашего отца?

— Нет. Скажите мне.

Он глубоко вздыхает, как будто ему не верится, что он готов сдаться.

— Да, у вас поражена периферическая нервная система. Мне очень жаль.

Вот и все. Рак изрешетил меня своими пулями, прикончил иммунную систему, и теперь врачи бессильны. Каждую неделю у меня брали кровь на анализ — проверяли, нет ли поражения нервов. И наконец нашли.

Я всегда думала, что, когда мне скажут наверняка, у меня перехватит дыхание, как от удара в живот. Что боль будет тупой. Но я ошибалась. Боль острая. Сердце колотится, перегоняя адреналин. Я держу себя в руках.

— Папа знает?

Доктор кивает:

— Мы собирались вместе вам об этом сказать.

— И какой у меня выбор?

— Тесса, у вас поражена иммунная система. Выбор невелик. Если хотите, может продолжать переливания крови, но едва ли этого хватит надолго. Если сразу после трансфузии у вас начнется анемия, нам придутся прекратить процедуры.