Покаяние. История Кейса Хейвуда
Шрифт:
джинсах и притянули меня ближе.
Низкий стон покинул ее горло, затуманивая мой разум, подбадривая меня
двигаться дальше, по–настоящему исследовать ее тело, но тоненький голосок в
подсознании препятствовал мне.
Я знал, что мне нужно отойти. Вина за то, что я наделал в прошлом, остановила
меня. Я не заслуживал ее нежности, ее доброты, ее сексуальности.
Раздосадованный оболочкой жизни, которая осталась от меня, я отстранился и
прижался руками к двери, обрамляя ее лицо. Ее губы припухли, а глаза застеклененли от
жара,
задействовать в себе все, чтобы не взять ее у двери.
– Я должен идти, – произнес я нежно, опуская голову, чтобы она не заметила
желания в моих глазах.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
– Не усложняй, Лайла.
– Как это я усложняю, когда ты тот, кто уходит?
– Ты не знаешь меня, Лайла. Дохрена дерьма тащится за мной, и я не позволю
тебе связываться с этим, – я глубоко вдыхаю и встречаюсь с ней глазами. – Спасибо за
один из лучших дней, каких у меня не было очень давно.
Сжимая ее подбородок, я оставил нежный поцелуй на ее губах, потом аккуратно
отодвинул ее в сторону, чтобы выпустить себя из квартиры. Каждый шаг, которым я
прокладывал расстояние между мной и Лайлой, отдавался болью, но я знал, что все делал
правильно.
Лайла была такой женщиной, которая находилась рядом, которая могла
уничтожить мужчину одним только взглядом, и если я впущу ее, если позволю пройти
сквозь свои стены, я понимал, что она разрушит меня к чертям собачьим. Пускай я и живу
в боли и сожалении, я не готов подвергнуть себя сокрушительному удару, который она
нанесет по мне, если уйдет. Это тот вид боли, от которого я понимал, не смогу оправиться.
Глава 27.
Мое настоящее…
Общественный центр затих. Свет был выключен, кроме единственного, который
освещал скамейку в «Туманной комнате», и над единственной боксерской грушей. Все
девочки ушли, и я остался один, чтобы закрыть все.
День тянулся, трепет от обучения боксу других людей был украден в ту минуту,
как Мэделин присоединилась к тренировке.
Нет, так чертовски неправильно говорить. Я не должен обвинять невинную
девочку в лишении чего–то меня. Она не сделала ничего плохого.
Это только моя хреновавина поедала меня изнутри.
Я думал, что боль медленно угаснет, что ходить по этой земле будет легче через
несколько лет, но увидев Мэделин, смотрящую в глаза Линды, – это хренов перебор.
Я расположился на скамейке, моя голова в моих руках, а локти отдыхают на
ногах. Я был в растерянности, вероятно, в самой низкой точке своей жизни. Впервые за
всю жизнь, я, правда, чувствовал себя на распутье. Когда я замахнулся последним ударом
в Маршалла, у меня на самом деле не было вариантов, потому что Джетт так отчаянно
пытался удержать меня рядом, но теперь у него есть Голди. Для меня нет настоящей
причины больше торчать здесь.
У меня были обязательства в «Справедливости», оставаться здесь и помогать
центру преуспевать, но чем я на самом деле мог помочь? Я пустой, безжизненный, я
никому не помогу.
Пришло время перемен.
Тихий стук прозвенел в тихом помещении, напугав меня на секунду. Линда
стояла в дверном проеме, цепляясь за свою сумочку. Глубоко вдохнув, я встал и спросил:
– Здравствуй, Линда. Мэделин забыла что–то?
– Нет, – сказала она, нервно оглядываясь. – Эм, у тебя есть минутка поговорить?
– Да, – произнес я с опаской. Нервное напряжение, исходившее от не затягивало
меня петлей.
С близко прижатой сумочкой к своему телу, она подошла ко мне, заметно дрожа.
Рука, удерживающая лямку, тряслась на ее плече, и она сканировала помещение, будто
проверяла – не выпрыгнет ли кто–то из–за угла.
– Ты в порядке? – спросил я, чувствуя, как покалывание поползло по задней
части моей шеи. Что такого важного в ее сумке, что она так вцепилась в нее?
– Это был ты, да?
Мой желудок опустился, пульс ускорился, и мне внезапно стало плохо.
– О чем ты говоришь? – спросил я, потея.
– Ты, тот мужчина из бара, мужчина, который убил моего мужа.
Я чувствовал, как моя кожа побелела, мое дыхание возрастало до бешенного
ритма, а тело полностью онемело. Я физически не мог ответить.
– Ты не должен ни в чем признаваться. Я видела это по твоему лицу, – ее руки
продолжали трястись, когда слеза стекла вниз по ее щеке. – Я знала, что это ты. По началу,
я не знала этого. Я понятия не имела, кто убил моего мужа, но я заметила кого–то,
напоминающего тебя, на похоронах, и у меня появилось предчувствие. А потом на день
рождения Мэделин и Рождество, я заметила, как ты подкладывал подарки на наш порог
для Мэделин. Ты думал, что был незаметным, но я знала, что это ты. В ту минуту, как я
услышала о «Справедливости» и занятиях, которые ты предлагал, я поняла, то должна
встретиться.
Тревожные звоночки звучали у меня в голове. Я отступил назад и врезался в
скамейку. Линда выглядела плохо. Она выглядела так, будто болела, будто не могла
поверить, что делала что–то выходящее из ее стихии.