Покаяние. История Кейса Хейвуда

этим красивым миром перед собой. Я хотела, чтобы ты прекратил наказывать себя. Ты не

совершал грех, Кейс. Ты избавил нашу жизнь от боли.

– Но…ты записала Мэделин на уроки самообороны.

– Да, – Линда сжала мою руку. – Чтобы она могла научиться защитить себя от

мужчин, как ее отец. Я не хочу, чтобы в итоге она оказалась в таких же отношениях, как я.

Я хочу, чтобы она знала, что может дать сдачи, что она должна дать сдачи. Я хочу, чтобы

она стала сильной, уверенной женщиной, и знала, что ты станешь идеальным учителем

для нее.

Я продолжал качать головой, когда мои руки прошлись по волосам. Растерянный

и ошеломленный, я встал.

– Нет, это слишком. Я не могу справиться с этим.

– Кейс… – закричала Линда, когда я уходил от нее. – Пожалуйста, не уходи. Я

хочу поблагодарить тебя…

– Нет! – заорал я, практически выбегая из «Туманной комнаты».

Она погналась за мной.

– Возьми это, хотя бы, – она вручила мне открытки от Мэделин, вместе с

конвертом. Скрипя сердцем, я принял их и ушел.

Я выбежал из центра, не заботясь об его закрытии. Я быстро напечатал

сообщение Джетту, чтобы дать ему знать. Он потребует объяснения позже, но прямо

сейчас, у меня есть миссия, и я хочу убраться от «Справедливости» и Линды, как можно

быстрее.

У человека бывают такие ситуации, которые вы надумываете в свой голове,

идеи, которые считаете будто высечены на камне, ничего и никогда не изменится в вашей

голове. Но в ту минуту, как идеи меняются, это тяжело воспринять, тяжело переключиться.

Вы формируете своего рода отрицание. Именно здесь я прямо сейчас. Я провел

прошедшие несколько лет, наказывая себя, живя для кого–то еще, направляя кого–то,

вспоминая сильные слова своего отца, что я никогда ничего не стоил. Я сделал своей

миссией покаяться в своих грехах. А выяснить, что я больше герой, чем убийца, – почти

невозможно для восприятия.

Мне нужно убраться отсюда. Мне нужно забыть.

Глава 28.

Мое прошлое…

– Ты тупая шлюха, я не отсасывала ему. Ты растеряла все свои хреновы мозги! –

прокричала Бабс, пока бежала вниз по коридору мимо спальни Лайлы в «Клубе Лафайет».

– Ты сделала это. Он рассказал мне, – отозвалась Фрэнси. Они, должно быть,

остановились перед комнатой Лайлы, потому что их разговор был ясно слышен.

– Он рассказал тебе. Ну, тогда, давай, верь этому маленькому ублюдку. Нет не

единого шанса, чтоб я отсосала ему. У него есть какое–то жуткое, желтое дерьмо там

внизу.

Меня передернуло от мыслей.

– Фу, как отвратительно, – ответила Фрэнси. – Какой он?

– Я не стану оживлять это в памяти, – ответила Бабс, отходя от двери Лайлы.

Голос Фрэнси затихал, пока она произносила:

– Он толстый?

– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказала Лайла в мою грудь, ее волосы щекотали

мою кожу, а ее мягкое тело прижималось к моему.

Я только что переспал с Лайлой в ее спальне в «Клубе Лафайет», где кто угодно

мог услышать нас. О чем, твою мать, я только думал?

Я потер ее спину, мои глаза закрылись, – жаль, что я не был умнее в своем

выборе, но после дня проведенного вместе, я ничего не мог с собой поделать. Я должен

был оказаться внутри нее. Она глоток свежего воздуха, короткая передышка в холодном,

мрачном мире, где я живу.

– Ты не должна так удивляться. Ты живешь здесь уже некоторое время. Ты

должна знать, какие разговоры ведутся в этом доме.

– Точно, – она уткнулась носом в меня, отчего мои безумные мысли

растворились в голове, и согрела меня с головы до ног.

Сегодня годовщина смерти моего отца. Кажется, только вчера он разговаривал со

мной в последний раз по телефону, я выслушивал озлобленность его голоса, когда он

говорил о моей боксерской карьере, о моих достижениях. Я все еще чувствовал удар под

дых от моего отца, когда он не верил в меня, не выслушал мою сторону истории, сказал

мне, что жалеет, что я его сын.

Лайла поймала меня в момент слабости и попросила позависать вместе. Я был

безумен в некоторых взаимодействиях с людьми, и она воспользовалась редкой

возможностью. Я – единственный, кто завел наш день так далеко.

Она заставила меня чувствовать, она разрушила мои стены, и я позволил ей это.

Мы провели весь день, гуляя по Новому Орлеану, разговаривали о городе в котором

выросли, разговаривали о Голди и Джетте, разговаривали обо всем, что приходило на ум.

Мы поужинали вместе, а в конце разделили пудинг на двоих. Я, блядь, поделился едой.

Господи, я позволил своей осторожности ослабнуть и не имел понятия, как восстановить

свои стены.

Вспышка ее восхитительной улыбки поставила меня на колени, заставляя

умолять о большем. Лайла была в «Клубе Лафайет» не просто так, она заменяла Голди

временно, но вместо того, чтобы относиться к ней, как к остальным «Девочкам Джетта». Я

влюбился в нее. Мне нравилась Голди, на самом деле я любил Голди, но Лайла была

другой. В Лайле была такая же наглость, как в Голди, причудливость, как в Голди, но она