Покаяние
Шрифт:
– Ммм, ну тогда удачи. – Загадочно протянула Настя.
– Что-то мне твой тон не очень-то нравится. Ничего не хочешь мне сказать?
– Нет. Разве только… не болтай лишнего.
Фаина непонимающе сморщила лоб и не без иронии улыбнулась:
– Думаешь, исповедь именно тот вариант беседы, где стоит задумываться о словах?
– Думаю, о словах нужно задуваться в любой беседе. Сама сказала об «осудишься» и «оправдаешься».
– Спасибо за совет, но, извини конечно, странно подобное слышать от той, кто за собственной речью следит хуже, чем за местным огородом.
– Я что, я простая как эти грабли, мне шифровать нечего и
– Святошам, приходится тяжелее.
– В миру, возможно. Но мне предстоит исповедь, а это таинство. А всякое таинство священно и не может предаваться огласке.
– Хм, смотри сама. Мое дело предупредить. Все люди не безгрешны даже те, которые облачены в рясы священников. Я бы даже сказала – особенно те.
– Ну и ерунду ты городишь, Настя.
– Я же говорю – поступай как знаешь.
– Но ведь ты тоже исповедовалась? – Неуверенно поинтересовалась Фаина, прекрасно понимая, такая особа как Анастасия, запросто могла избежать этого регулярного монашеского действа.
– Да, естественно. – Почти обиженно проговорила Настя и весело улыбнувшись добавила. – Я каждый день исповедаюсь и всякий раз разным людям. Даже не представляешь, какому количеству людей нравится слушать мои покаяния. Мне кажется, всякий кто слышит треп о моем настоящем прошлом и будущем, ощущает себя в этот момент почти святым. Вот и приходится изо дня в день каяться в таком, что некоторым на голову не налезет.
Фаина тоже не стала сдерживать улыбку.
– Да уж, охотно верю. Но я не об этом. К батюшке Николаю ты вообще ходила?
– Ага, - смято проговорила Анастасия. – Он тоже в курсе всех моих прегрешений. По-другому ведь здесь нельзя.
Дальше их разговор перешел в менее интересное русло, а вскоре вообще сошел на «нет». В какие мысли погрузилась почти виртуозно справлявшаяся с граблями Анастасия, Фаине не было известно, а вот саму ее не отпускали события последних дней. Почти на профессиональном уровне остригая кусты роз, Фаина не прекращала анализировать, рассуждать, обдумывать увиденное и услышанное.
9
– Батюшка Николай, простите и отпустите грехи мои. – После разрешительной молитвы Фаина приступила к исповеди.
Накануне она почти не спала, все пыталась начертить в голове некий план под названием – «С чего начать покаяние». Варианты были разнообразные от раннего детства, до вчерашнего дня. О раннем детстве Фаина каялась не единожды, причем ничего не скрывая. Да и как могла грешить маленькая девочка? Она легко вспоминала о счастливых днях проведенных с мамой и о мелких пригрешениях в виде безобидной лжи или ночном воровстве из холодильника. Без тени боли, вспоминала отцовские пьянки и оплеухи. Ей даже было просто рассказывать постороннему человеку о не простой интернатовской юности, а вот о том, что привело ее сюда, Фаина всегда недоговаривала.
– Нет таких грехов, дитя мое, которые я бы не мог тебе простить. Покайся.
Голос отца Николая совершенно не соответствовал его внешнему виду. В самую первую встречу с батюшкой, Фаина отметила для себя, что этот человек не имеет возраста. Внешне он был настоящим старцем, дедом, так точно. Скорее всего подобное действие на нее производила густая белая борода, глубокие морщины в уголках глаз и тонкие сухие губы. Но его голос звучал слишком моложаво.
У нее однозначно было бы два возрастных предположения – сорок-сорок пять и шестьдесят пять-семьдесят.Батюшка Николай был из «белых» священников, он не приносил монашеских обетов, а имел семью. В женских монастырях чаще всего служат именно семейные отцы и было тому два объяснения. Первое – облегчить женщинам желающим стать монахинями степень соблазна, женатый священник все же несет в себе меньшее искушение, ежели таковое возникает у слабых духом послушниц. Второе – такому батюшке всегда легче найти ответы и подсказки для всех трудниц, послушниц, монахинь. Ему проще рассуждать о таких мирских заботах как семья, любовь, брак, ибо он сам не лишен подобных радостей.
«Лучше уже и не полагать начала отречения от мира, нежели после холодно исполнять его и подвергать себя большей опасности. Лучше не давать обета, нежели дав обет, не исполнить его. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (435)». Забота батюшки разглядеть тех паломниц, которым не нужен монашеский постриг. Тонко и практически незаметно направить заблудшую душу по нужному пути. Нет, он не отговаривает ту или иную женщину от желания посвятить жизнь свою служению Господа, он просто рекомендует повременить с принятием подобного решения.
Многие паломницы и по сей день являются в монастырь раз, два в год, чтобы очиститься от мирских забот и покаяться. Они с удовольствием беседуют с батюшкой Николаем, считая его своим духовным отцом, и идут к нему не только за прощением, а и за советом. Но речь о постриге уже не ведут. Их вера не мешает жить в миру и посвящать себя не только служению Господа, а и заводить семьи.
Фаине же потребовалось полгода, чтобы созреть до искреннего покаяния и она была готова признаться батюшке да и себе самой во всех собственных прегрешениях. Может он в самом деле сможет помочь.
Присев на деревянную скамейку за той самой ширмой из-за которой еще вчера раздавались мерзкие звуки, Фаина открыто взглянула в глаза отца Николая и начала свой рассказ.
– Отец Николай, я каялась перед вами во многих своих согрешениях, но в основном они были мелкими и незначительными. – Слова слетали с губ Фаины с легким оттенком вины и стыда, но отступать она не намерена. – Вы, возможно, слышали о причинах моего нахождения в этих стенах. О том, что побудило меня пойти в монахини. Но даже если это так, вам не известна суть. Сегодня же, перед вашим лицом и лицом Господа, я каюсь в той ненависти, которая никак не хочет меня отпустить. Изо дня в день я грешу враньем самой себе, что простила, хотя это и не так. В глубине души я знаю, я все еще испытываю ненависть и боль. Мне безумно хочется избавиться от этого чувства, но… , я всего лишь слабый человек, которому ненавидеть легче, чем прощать.
Взяв за руки Фаину, отец Николай успокаивающе проговорил:
– Дитя мое, можешь поведать мне все, что творится у тебя в душе. Пусть слова твои льются словно живородный источник и в их произношении и осознании ты найдешь то, что ищешь. Ты решилась принести свое покаяние Господу, а я готов его засвидетельствовать и примирить тебя с самой собой и Богом в твоем сердце. Говори, дитя. Говори.
«Говори», легко далось отцу Николаю, вот только сделать это Фаине, было все равно, что сдвинуть с места каменную глыбу раз в сто большую ее самой. Прежде чем заговорить, ей нужно было вспомнить то, что на протяжении шести месяцев она старательно пыталась закопать.