Показания одноглазой свидетельницы
Шрифт:
Делла Стрит уже открывала дверцу машины.
— Только попробуй не взять меня с собой, — сказала она.
Старший продавец готовился закрыть аптеку. Четырем юнцам, которые оживленно болтали за тягучим коктейлем из сиропа и мороженого, учтиво, но твердо напомнили, что пора уходить. Продавщица содовой воды уныло окунала грязные стаканы в горячую воду, а кассирша подсчитывала выручку.
Продавец рецептурного отдела равнодушно выслушал Мейсона.
— Я ее не очень-то запомнил, — сказал он. — Уже после ее ухода нам позвонили в другую кабинку с центральной станции и сказали, что у соседнего автомата не
Мейсон подошел к кассе.
Кассирша смутно помнила ту женщину. Она просила разменять ей четверть доллара. Ей примерно лет тридцать — тридцать пять. Одета в темное пальто с меховым воротником. У нее была коричневая сумка из крокодиловой кожи. Нет, более подробно она не может ее описать. Да, бросила трубку. Как уходила женщина, кассирша не видела. У них столько дел…
— Из какой кабинки она звонила? — спросил Мейсон.
— Из той, что справа, около стенда с журналами.
— Я ее осмотрю, — сказал Мейсон.
Вместе с Деллой Стрит он прошел к кабинке.
— Продавец из рецептурного отдела определенно наблюдает за нами, шеф, — прошептала Делла.
— Возможно, он думает, что я из ФБР, — сказал Мейсон. — По-моему, у нас практически нет шансов узнать, что ее испугало, но все же нужно посмотреть. Раз она убежала так внезапно, то могла что-то оставить платок, кошелек или…
— Здесь на полочке лежит клочок бумаги и несколько монет, — сказала Делла Стрит, заглядывая в дверь через стекло.
Мейсон толкнул дверь. Делла Стрит проскользнула внутрь будки.
— Четыре монеты, сложенные столбиком на кусочке бумаги, — сказала она.
— Что это за бумажка?
— Здесь какой-то телефонный номер, нацарапанный карандашом. Майн девять шестьдесят четыре пятьдесят.
— Позвони, — сказал Мейсон. — Посмотрим, кто ответит.
— Вряд ли кто-нибудь ответит нам в это время ночи, — сказала Делла Стрит, опуская монету. — Алло! Да, да, спасибо… нет, ничего, я по ошибке набрала не тот номер. — Она положила трубку и с улыбкой повернулась к Мейсону. — Это был номер «Золотого гуся»!
— Дьявольщина! Я бы дорого дал, чтобы узнать, как она нас проследила. Что еще написано на этой бумажке?
— Какие-то цифры с другой стороны.
Цифры были записаны в одну строчку: 59-4П-38-3Л-19-2П-10-Л.
Мейсон, нахмурившись, разглядывал бумажку.
В это мгновение к ним быстро подошел продавец рецептурного отдела.
— Что-то нашли? — спросил он.
Мейсон улыбнулся и покачал головой.
— Нет, я просто записал ваш номер, — сказал он и, зевнув, пояснил: Все в порядке. Видите ли, моя двоюродная сестра страдает временной потерей памяти. Но она помнит почему-то мой номер телефона даже тогда, когда забывает и свою фамилию, и мою, и всех наших родственников.
— Понятно, — сказал продавец таким тоном, что ясно было, что он не понял ничего.
Мейсон повел Деллу Стрит к двери.
Мелкий моросящий дождик перешел в холодный ливень. Делла поспешно вскочила в машину.
— Б-р-р-р, замерзла, — сказала она. — В такую погоду на ногах должно быть что-то поплотнее, чем прозрачный нейлон. Что ты думаешь насчет этой бумажки с цифрами?
— Цифры, — сказал Мейсон, извлекая из кармана клочок бумаги, — это комбинация сейфа. Четыре
раза вправо до пятидесяти девяти, три раза влево до тридцати восьми, два раза вправо до девятнадцати, потом влево и остановиться на десяти.— Продавец все вертится около двери, — сказала Делла. — Я думаю, он хочет записать номер нашей машины.
Мейсон нажал на педаль. Машина тронулась, и дворники монотонно задвигались, сгоняя с ветрового стекла ручейки воды.
— Как ты распорядишься, шеф, — спросила Делла, — в какую графу я должна занести эти пятьсот семьдесят долларов?
— Я думаю, — сказал Мейсон, — что ты должна обозначить их как вклад мадам Х, пока мы не узнаем точно, кто наша клиентка. Может, мистер Карлин несколько просветит нас на этот счет.
— Ты собираешься рассказать ему что-нибудь о нашей клиентке?
— Ни единого слова, — ответил Мейсон. — И надеюсь, что он в самом деле угостит нас горячим кофе.
Наступила пауза и длилась до тех пор, пока Мейсон, повернув на Западную Лорендо-стрит, не оказался в сто шестьдесят восьмом квартале.
— Вот его дом, на той стороне, — объявил Мейсон.
— Какой он старомодный! — воскликнула Делла.
Мейсон кивнул.
— Наверно, при нем был обширный участок лет двадцать пять назад. Потом город начал расширяться, и владелец продал землю, но, как видишь, сохранил футов по тридцать-сорок с каждой стороны дома. Может, когда-то это было целое поместье. А теперь все пришло в упадок. Должно быть, дом уже давным-давно не красили. Ну что ж, давай войдем.
Мейсон развернул машину и поставил прямо перед домом.
— Как твои ноги?
— Все еще мокрые.
— А я надеялся, что возле печки просохнут. Смотри же не простудись.
— Не простужусь. А как ты?
— Я в полном порядке. У меня теплые ботинки.
Мейсон выключил свет, заглушил мотор и, обойдя машину, открыл дверцу для Деллы Стрит.
Они быстро прошли по цементной дорожке, ведущей к скрипучему крыльцу под навесом, укрепленным на резных деревянных столбах.
Мейсон попытался на ощупь отыскать звонок, как вдруг дверь приоткрылась и спокойный мужской голос сказал:
— Извините, там нет света возле двери. Вы — мистер Мейсон?
— Верно. А вы, как я догадываюсь, мистер Карлин.
— Да. Проходите, пожалуйста.
Карлин открыл дверь пошире. Делла Стрит и Перри Мейсон вошли.
— Неважная погода, — сказал Карлин. — Очень холодный дождь.
— Да, это довольно неприятно, — согласился Мейсон, исподтишка разглядывая и хозяина, и помещение, в которое они вошли.
В освещенной тусклой лампочкой передней стоял мужчина лет за шестьдесят, с круглой головой, негромким голосом и серыми глазами за толстыми стеклами очков, сквозь которые он насмешливо поглядывал на посетителей.
Его одежда была такой же ветхой и поношенной, как дом снаружи. Однобортный старомодный пиджак. Брюки явно давно не глажены. Ботинки так долго носились, что совершенно потеряли форму.
— Это обитель холостяка, — сказал Карлин. — Я живу один. Уборщица приходит только раз в неделю. Сам же я уборкой не занимаюсь. Так что уж не обессудьте.
— Все в порядке, — сказал Мейсон. — Это мы должны просить у вас извинения, что вторгаемся в такой поздний час. Однако дело, которое привело меня к вам, таково, что мы не могли ждать.