Показания Шерон Стоун
Шрифт:
– Ну и чего закрылся? Пусти-ка…
Молчание.
– Грехи наши тяжкие, грехи наши прошлые… А разве чревоугодием от них надо избавляться? Вон, брюхо свое опять насытил страшное…
Дворецкий мечтательно говорит:
– А между прочим, есть на свете женщины, которым нравятся мужчины в теле.
Старица наставляет Семена из-за двери:
– А вот чего писала мученица Аграфена, послушай.
Она читает по брошюрке, которая всегда с ней:
– «Он не берегся тайноядения, ему казалось это диавольское сеяние ничтожным,
Дворецкий тихонько стучит в кухонную дверь.
– Всего две ножки – и вред? Не открывает. Может вздремнул?
– Вред, милый, а как ты думал? Шепнул ему бес, и он на кухню тут же побежал. Не побежал ведь молиться, чтобы он отвратил его от сосиски?
Дворецкий вздыхает:
– Не побежал…
– Да разве так спасешься? Как к такому обжоре вернется жена с детками? Сколько уж прошло? Два? Три года?
– А нужна ему такая жена? Говорю же: он может совсем на другой теперь хочет жениться! С умом хочет жениться, тогда как?
Стучит в дверь:
– Артем Федорович… Мы тут того… Это… Немного, так сказать, обеспокоились…
Тишина…
И только через становится ясна картина.
Кухонная дверь высажена.
В центре кухни в уютном кресле сидит обезглавленный Семик. Много крови. В дверном проеме стоят участковый, следователь, два помощника, дворецкий, чуть впереди суетится фотограф. Из комнат доносится жалобный поскуливающий голос старицы. Труп медленно сползает и неуклюже валится на пол.
– Вот говорила тебе – не занимайся тайноядением… – скулит старица, не стихая. – Всю репутацию мне попортил! Кто теперь старицу Никонову в дом возьмет? Скажут мрут у нее люди как мухи…
Стихла. Но тут же взялась заново, входя в раж:
– Безмозглый какой! Говнюк! Говорила: не жри на ночь – бес накажет. Чем ты слушал Бога?
Взвизгивает:
– Туда тебе и дорога! Может там тебе мозги вправят!
Участковый торопливо выходит, чтобы отвести старицу подальше.
– Мамаша, а ну перестали хулиганить!
Жизнь в подразделении, руководимом полковником Кузнецовым, продолжает вертеться вокруг Трегубовой. На разных уровнях. В кабинете Соловьева Жуликов костерит Чепеля.
– Полный лох!
– А что ты можешь предложить на его месте?
– Значит, так… Оно – того… пися, типа, пися… Ну, я подхожу и – и!
Он жестом показывает медленное и бережное проникновение.
– Второй удар – и! Третья атака – и! И как пошел – и! и! и!
– Заманчиво… – чешет рано обозначившуюся плешь простак Соловьев.
– А я… Ты знаешь, сколько я их повертел?
Соловьев хоть и простак, но почему-то сомневается:
– Да непохоже… Не клюют на таких девушки. Ты на рожу свою глянь, Жуликов.
Жуликов рычит:
– Разворочиваю, как надо и – ых! ых!
Он блаженно прикрывает глаза.
– А что дальше?
– Ну, как что? Оделись
и продолжили допрос.– А если она тебе ничего не рассказала, когда ты ы-ы-ы?
– Ну и не надо. В следующий раз расскажет. Женщину с одного раза не возьмешь. Тонкий инструмент.
Продолжает волновать Трегубова и начальство.
В туалете из-за перегородок шумно дискутируют Кузнецов и Кундеев.
– Не забирают ее пока в Генпрокуратуру… Как думаешь, кто козу там подстраивает? Панкратов? Тураев?
– Тураев вряд ли, – успокаивает Кундеев. – А Панкратов вполне мог… Черный он человечек.
– Как думаешь, снова к колдунам пойти? Кроссвордик мне купил?
– «Казацкие проделки»…
Кузнецов бухтит:
– Проделки… Куда ни кинь, везде проделки, прости, Господи… Посмотрим, что за проделки.
Выходят из туалета. Кузнецов вдруг поспешно ретируется.
– Опять эта… Как ее? Девственница эта, гребаный карась…
– А я и забыл, на четырнадцать ноль-ноль напросилась…
Кундеев тоскливо разъясняет:
– И не знаю, что сказать уже… Может медаль Чепелю пообещать? Не отстанет ведь.
– Пообещай, – разрешает Кузнецов. – Мол, представление к награде уже готово… За отвагу и бдительность. – Вздыхает. – И что это тут всякие ЖПО нас окружили справа и слева, Кундеев?
– Я и сам не знаю…
– Нет, надо пойти к колдуну. Порнография вокруг, мол, сгущается… Давай, брат, спасай. Не дадут на пенсию спокойно уйти. Пусть астралу кой-куда напустит. Может не тыщу ему предложить, а две? За две-то крепче будет подколдовка, как думаешь?
Кундеев с обидой подхватывает:
– Мало нам тут своих ЖПО, так эта тоже носится со своей как с писаной торбой.
– У нас тут ЖПО государственного значения, правильно я говорю! Нам своего ЖПО – выше крыши, правильно?
– Вот и я про то. Кремлевского значения ЖПО у нас тут! А она – что?
– Тьфу! А я-то подумал сначала – приличная девушка… Ну, давай!
Кундеев важно выходит первый из туалета. Кузнецов медлит, прислушиваясь, когда Вику Кундеев проводит в кабинет. Потом торопливо семенит в свой мимо кабинета Кундеева.
Глаза девушки как всегда на мокром месте.
– Мила Йович спасла человечество от мирового зла, а вы тут чем занимаетесь? Вы смотрели «Обитель Зла»?
– Нет.
– Очень жалко. Мила была в потрясающем комбезе. И она спасла человечество от зла.
Разговор длится уже полчаса. Кундеев смотрит на часы, намекая что туго со временем.
– Мы тоже спасаем.
– Кого спасает Чепель?
– Еще раз повторяю – Кремль и Президента. А значит, государство.
– А вы знаете, что он может стать импотентом, если его не отстранить от этой Трегубовой, которая: пися… пися…
– Кто Вам сказал?
– Мама.
– Не знаю насчет импотенции. Не слышал. Да разве по доброй воле мужик захочет стать импотентом? Вы сами подумайте, захочет?