Покемонов день

– Я покемон. Я ручной.

– А «привет»?! Где «привет»?! На исходную!

– Привет, я покемон. Я ручной.

– Гоша, покажи.

– Да у меня плохо получается… Ну ладно, попробую, – нехотя соглашался Гоша. – Смотри, сука.

Отбитые внутренности полыхали. В правом боку сильно кололо. «Отбили мне все, – думал кто-то, мешавший покемону сосредоточиться. – Все отбили».

– Не мельтеши!

«Для чего это?»

– Как будто спина у тебя не гнется. Может, тебе по спине наддать, а?

Но нет, больше не трогали. Просто они подходили к делу скрупулезно.

– Вот-вот, так и иди.

Наконец они остались довольны, как покемон ходит и говорит.

Теперь, когда у них был настоящий ручной покемон, настало время заняться тем, ради чего все было затеяно.

Закурили, задумчиво глядя в единственную стену, густо темневшую в глубине. Из глаз покемона выкатились слезы.

– Ну, покемон, смотри, – сказал Владимир Николаевич, – подведешь, мы тебе все потроха наизнанку вывернем. Понял?

Покемон кивнул.

– Ты что, язык проглотил? – Гоша шагнул вперед, подбирая на ходу кирпич.

– Понял, – сказал Покемон.

Гоша и Владимир Николаевич сделали еще по несколько затяжек. Лица их стали лирическими. В это трудно было поверить, и покемон сначала не поверил.

Всмотрелся в эти лица, совсем недавно тупые и жестокие, убедился: эти двое были чем-то растроганы.

– Сходишь? – спросил Гоша грустно, не поднимая головы.

– Схожу, – ответил Владимир Николаевич.

Гоша перехватил взгляд Покемона, сказал нарочито злобно:

– Что, сука, зыришь? Чуть что – ты не сомневайся, замочу на раз.

Покемон тряхнул головой, мол, нет, ничего такого, не сомневаюсь. Ему было вполне понятно, что лирика на лице и в сердце Гоши не имеет к делу никакого отношения. Само собой, замочит. На раз.

Нужно только сделать то, что им нужно – и все. Сделать, что им нужно – и все, закончится ужас. Стоило вытянуть руку на секунду позже – там, возле Машиного дома. Или на секунду раньше.

Владимир Николаевич ушел куда-то в темноту, где-то далеко прогремели по металлу его шаги и стихли. Гоша выглядел как обычно выглядит человек, ожидающий чего-то очень важного. Производил много мелких ненужных действий: похрустел пальцами, одернул рукава, челку поправил. Будучи покемоном, за людьми наблюдать несложно. Люди не стесняются покемонов.

– Дать тебе для профилактики? – спросил Гоша без всяких эмоций, погруженный в свои мысли.

– Не надо.

– Замочу тебя, покемонище, если подведешь, – добавил он. – За-мо-чу.

Вытащил из кармана мятую пачку сигарет, осторожно выудил оттуда косяк. Прикурил, предложил покемону:

– Бушь?

Покемон кивнул, и Гоша, поднеся к его рту свои пропитанные пряным дымом пальцы, дал затянуться.

Сверху послышались приглушенные голоса, бледный сизоватый свет, каким светят мобильники, спугнул тени, и они закружились под потолком как бесшумные черные бабочки. В высветившемся в потолке проеме показались сапожки на высоких «шпильках». По ступеням зашуршали осыпающиеся камешки, женские ноги опасливо, боком, начали спускаться вниз.

– Вот убьюсь я здесь. Точно убьюсь.

Будничность этого женского голоса, его легкое кокетство никак не вязались с тем, что здесь происходило. То была фраза, после которой обычно распахиваются двери, и темноту лестниц затапливает свет и шум праздника, а та, что боялась убиться, весело выкрикивает радостные приветственные междометия, осторожно подставляя припудренные щеки для поцелуев.

Гоша заметно напрягся. Вынул из кармана складной нож, раскрыл его. Обхватил покемона сзади за талию, присел и сунул лезвие тупой стороной покемону в пах. Покемон шумно задышал. Гоша убрал нож обратно в карман, шепнул:

– Перед тем как убить, кастрирую тебя.

Вниз спустились двое, Владимир Николаевич и девушка. Красивая. На ней была короткая кожаная куртка и короткие, чуть ниже колен, джинсы. Она посмотрела на покемона внимательно, отступив немного в сторону, чтобы лучше падал свет. Владимир Николаевич выключил радио. Было слышно, как жадно, с причмокиванием, затягивается Гоша.

– Ну что? – голос у нее был низкий, сладкий.

– Я… – сделав глупое пластмассовое лицо, покемон двинулся навстречу девушке, тут же остановился, поспешил поправиться. – Привет, я покемон. Я ручной.

Повторил еще раз, в движении:

– Привет, я покемон. Я ручной.

Дымок от застывшего на отлете Гошиного косячка тонко змеился вверх.

Настала тишина.

Наверное, покемона пора было убить. Как убивают покемонов? Разбивают об пол, как мобильные телефоны? Они умирают мгновенно, с лопающимся полым звуком. Их бросают в мусоропровод головой вниз, предварительно кастрировав. Они застревают там и задыхаются в теплой вони. Кто-нибудь ненавидит покемонов, как ненавидят бездомных собак, тараканов, гаишников? Но нет, здесь ненависть ни при чем. Здесь, в этом мрачном бетонном коробе, наоборот – любовь. Конечно, любовь. Вот она: стоит, подушечкой большого пальца трет ноготь указательного – видимо, треплет заусенец. Голый покемон, зябнущий перед ней – подарок. Вместо банальных роз со свечами.

Гоша и Владимир Николаевич переглянулись.

– Ну?! – Гоша шагнул к девушке.

– Все? – покосился на нее Владимир Николаевич.

– Я покемон, – повторил на всякий случай покемон. – Я ручной.

Она кивнула и, сунув руки в карманы куртки, медленно обошла покемона. Замкнув круг, остановилась прямо перед ним. Картинно уронила голову к плечу, посмотрела ему между ног. Потом в лицо. Покемон смотрел на свои ступни, дожидаясь, пока она отойдет. Она не отходила. Покемон догадался, что ей обязательно нужно посмотреть ему в глаза. Он безразлично поднял взгляд. Девушка усмехнулась и, не отворачиваясь, отступила на пару шагов назад.

Владимир Николаевич, казалось, тоже начинал нервничать. Потянувшаяся пауза его явно раздражала.

Девушка перестала усмехаться, плавно заправила волосы за уши, одернула куртку, сложила ладони.

– Нет, – сказала, она наконец. – Не то.

– Почему? – с ходу и с отчаяньем в голосе отозвался Владимир Николаевич.

– Я думала, будет по-другому.

– Как, ты думала, будет?

– Думала, это подействует. А… нет, это не действует. Снова потянулась пауза.