Покидая Саракш

– Да, я боюсь.– Снова повторил Вепрь. – Боюсь потерять то, что удалось добиться с твоей помощью. Не надо, я не собираюсь петь тебе дифирамбы… Но пока мы разводим демократию здесь, там, – он неопределенно кивнул через плечо, – готовят возврат прошлого. И саботаж может привести к тому, что начнется гражданская война. И тогда рухнет и без того шаткая система управления страной.

– Поэтому и надо бить разом по всей организации, ты ведь столько лет был в подполье, Тик. Ты должен знать все слабые стороны подпольной организации и рассмотреть все возможные способы проникнуть в нее. Генерал и я поможем тебе, как критики вариантов. Но это надо сделать уже сегодня.

Максим хотел, чтобы Вепрь стал его сознательным единомышленником в этой операции. Он обладал огромным опытом подпольной борьбы, у него была самая крепкая и надежная боевая группа из двух десятков людей, прошедших лагеря смертников. Максим делал ставку именно на них, готовых рисковать своими жизнями во имя убеждений. Но для группы единственным руководителем и непререкаемым авторитетом был только сам Вепрь. Поэтому Максим должен был доказательно убедить его в целесообразности своего плана. Только тогда можно было надеяться на успех.

Вепрь внес в план Максима два существенных изменения. Во-первых, он предложил помимо проведения фальшивых диверсий запустить еще и хорошую дезинформацию через министерство продовольствия. А во-вторых, настоял на том, чтобы в оперативные группы наблюдения старшими поставили его людей. Максим с этим согласился сразу. У него еще не было такого богатого опыта в работе с людьми, поэтому на себя он взял техническую подготовку. Генерал согласился с таким планом, выразив только сомнение в том, что за три дня удастся выследить такую организацию, но Максим попросил ему довериться в этом и вкратце рассказал, что уже принял кое-какие меры. Теперь у них будет больше шансов вытащить на свет божий тех, кто помогал саботажникам, а может, и руководил ими.

Вепрь тоже считал, что предатели есть на верхних уровнях управления, да и как им не быть, когда столько старых работников осталось в министерствах и управлениях! Их ведь надо было бы гнать отовсюду, но кто тогда будет работать? И приходилось мириться с тем, что в правительстве много лишних и даже опасных для будущего людей. Ему очень хотелось бы, чтобы страной управляли порядочные и по-настоящему государственные люди. А таких было пока еще очень мало, и Максим постоянно напоминал ему о том, что таких людей надо самим воспитывать и выращивать. Он приводил в пример Институт Странника и Вепрь согласно кивал головой. Да, он согласен, что так и надо делать, но массаракш!, время ведь поджимает. И когда они еще появятся, эти новые люди… Но Максим опять приводил в пример тот же Институт, где за пять лет выросло столько замечательных людей. Вепрь вновь соглашался, но сетовал на то, что подготовка новых кадров занимает несколько лет, а есть ли у них столько времени?

Он много ворчал, этот пожилой уже человек, но он любил жизнь и хотел строить новое будущее своей страны. Несмотря на свою занятость, Вепрь находил время, чтобы побывать в двух новых институтах, открытых в Столице. Там готовили экономистов и инженеров, педагогов и администраторов. Он сам постоянно находил и отправлял на учебу способных ребят, вытаскивая их из казарм и захолустных мест, где ему приходилось бывать. И в своей группе он убеждал учиться всех, в качестве образца указывая на Максима.

На подготовку операции «Оборотень» после недолгих рассуждений положили сутки. Вепрь накинул старенький пиджак и ушел к своим людям. Максим остался ждать Генерала, который уехал со списком того, что им понадобиться, на армейские склады.

– 5-

Машинист паровоза заметил красный сигнал светофора и, раздраженно выругавшись, начал торможение. Их состав всегда шел здесь без остановок, а тут на тебе, красный свет.

– Может, на дороге что случилось, – лежащий на топчане охранник зевнул и с неохотой сел. Сапоги его стояли на горячей трубе, для сушки. Потянувшись, чтобы не вставать на грязный пол босыми ногами, он ухватил еще влажные портянки и не успел разогнуться, как ему в ухо уперся ствол пистолета. Машинист стоял у ручки тормоза с разинутым ртом, рядом стоял второй парень с автоматом. Как эти двое попали в кабину, никто не успел заметить.

– Давай, папаша, тормози до полного стопа, – приказал машинисту тот, что был с автоматом. По голосу это был мальчишка, да ростом он был мал, у него дома такой же сопляк, дать бы по затылку, чтобы образумить, подумал машинист и потянул рычаг. Но против автомата не попрешь. И не разглядишь эту рожу бандитскую, обмотана тряпкой, только глаза блестят. Эх, дать бы ему, поганцу, по соплям…

Второй бандит забрал автомат охранника, самого его положил на пол и руки связал за спиной. Охранник, капрал из армейской бригады, молодой парень только сопел от страха. Его сунули в охрану состава с зерном только позавчера, по тревоге вытащив из казармы. Он ничего толком не понимал, вроде бы приказали усилить охрану поездов, вроде и писарь что-то такое говорил, когда документы оформлял. Как себя вести в таких случаях? То ли сопротивляться, то ли пощады просить. Про нападения на пассажирские поезда он слышал, а товарняки вроде бы под откос пускали. Вот же угораздило его, лучше бы он в казарме остался. Интересно, а как там его ребята в конце состава или их тоже повязали? Вроде бы стрельбы не слышно…

Состав подошел к будке обходчика, последний вагон остановился точно за стрелкой по отмашке еще одного бандита, стоящего с флажками на перроне. Машиниста тоже связали и посадили на пол, рядом с охранником. Бандит с пистолетом остался, молодой с автоматом спрыгнул вниз и побежал в хвост состава, бухая по деревянному перрону сапогами. Что там, снаружи происходило, машинист не видел. Вот же как его угораздило, теперь могут и с работы погнать. А могут ведь и убить, с ужасом подумал он и принялся шептать молитву, прислушиваясь к каждому звуку.

Что-то там, в конце состава делали. То ли отцепляли вагоны, то ли вскрывали опломбированные двери. Машинист напряженно прислушивался к тому, что происходило снаружи, перестав молиться. Больше всего он боялся, что вот возьмет этот бандюга и выстрелит ему в затылок. Чего им надо, зачем поезд остановили? Хотя и так понятно, по нонешным голодным временам захватить состав с зерном и консервами… Так вот чего они хотят! Зерно просто так есть не будешь, его же молоть надо, значит мельницу надо. А тут два вагона с консервами, что в Сырьме прицепили. Машинист снова начал шептать молитву, теперь уж точно его убьют. За такой товар всех поубивают, чтобы даже следов не могли найти… Бери готовенькое! Ведь как подгадали, сволочи! Всего-то триста километров с этими вагонами проехали, а они уже унюхали! Да, два вагона с консервами это большие деньги, за такие деньги убьют, и рука у них не дрогнет.

Опять забухали сапоги по перрону, застучали подковки по металлу лестницы. Машинист дернулся было посмотреть, кто там к ним пожаловал, да вовремя спохватился. Еще подумает бандюга молчаливый с пистолетом, что он сопротивляться вздумал и стрельнет. Ох, вот же напасть какая…

В кабину вошел давешний парень, что с автоматом. Машинист узнал его по царапине на правом сапоге, которую почему-то заметил, когда его вязали веревками, еще подумал, что такую и кремом не замажешь. Он почувствовал, как его сзади дергают вверх, мол, поднимайся. Ноги у него от страха не действовали, но его дернули посильнее и поставили на подгибающиеся ноги. Начали возиться с веревкой, руки упали, бесчувственные, как плети. В спину подтолкнули, машинист едва не упал, но крепкая рука удержала. Потом он понял, что толкают его к рычагам и кранам, значит, он им еще нужен. Не будут его сейчас убивать, обрадовался машинист. Охранник лежал на полу, лицом к нему, во взгляде его было отчаяние и страх. Машинист только чуть плечами пожал, что он мог поделать?

– Давай, папаша, заводи паровоз и вперед, – парень ткнул его в спину стволом автомата и машинист шагнул еще шаг, руки привычно хотели взяться за рычаги, но не поднимались. Затекли от туго стянутых веревок. Машинист со страхом, что сейчас могут ведь и убить за сопротивление, медленно повернулся и попытался поднять руки, показать, что они не действуют. Он посмотрел вниз и увидел, что пальцы посинели и вены набухли. Тут появилась боль и он, скривившись, принялся растирать кожу. Бандиты молчали и смотрели на него. Вот же гады, чтоб им сдохнуть, выродки недобитые. Он сразу понял, кто это такие. Ведь напали то они почти в десять, это самое время для выродков. Как власть поменялась, так сразу же все стало неправильно. Раньше все в десять часов были бодрые, солдаты песни орали, гражданские тоже старались не отставать, хотя больше ссорились да дрались. А теперь, как десять утра, так хоть ложись и помирай. И никакие пилюли да витамины, что врачи раздают, не помогают. Первое время свет был не мил, хоть вешайся от тоски. А чего спрашивается тосковать, как была жизнь тяжела, так и осталась…