Покинутые небеса

– Как я понимаю, у тебя нет записей клиентов? – спросил Хэнк.

Бруно слегка усмехнулся:

– За кого ты меня принимаешь?

– Это был пробный выстрел.

– А какой была татуировка?

– Кобра, обвившаяся кольцами по всей длине.

– Интересно.

Хэнк пожал плечами.

– Тебе надо толкнуться в эти новые заведения. Они цепляют колечки в разные места, может, что и вспомнят.

– Спасибо, я попробую.

Хэнк почти дошел до двери, когда один из байкеров его окликнул. Он остановился, прислонившись спиной к косяку двери. Это был тот самый тип, который хихикал во время разговора.

– Я о твоей псине, – сказал байкер. – О той, с которой ты бегаешь.

– Этот пес не принадлежит мне.

– Как скажешь. Я только хотел поинтересоваться, какой он породы.

– Он – порождение Катакомб.

– Мне кажется, в нем есть что-то от медведя.

– И это тоже.

– Уродливый ублюдок, правда? Удивительно, что его до сих пор никто не пристрелил.

Хэнк понимал, что байкер хочет всего лишь реабилитироваться перед дружками за то, что Бруно оборвал его несколько минут назад, поэтому не придал особого значения прозвучавшей угрозе.

– Хочешь этим заняться? – спросил Хэнк как можно мягче.

Байкер пожал плечами.

– Валяй, – добавил Хэнк. – Только учти, что теперь я тебя знаю в лицо.

Не дожидаясь ответа, он кивнул Бруно и вышел за дверь. Как раз в этот момент мимо проходил автобус, распространяя вокруг себя ядовитое облако выхлопных газов, но все же на улице пахло значительно приятнее, чем в салоне. Хэнк выждал несколько мгновений, но никто из байкеров не вышел за ним следом. Это его вполне устраивало. Дополнительные неприятности были ему совсем ни к чему.

До салона База Хэнк добрался только после двух часов бесплодных поисков. В этом помещении было чисто и работал кондиционер. Приглушенное освещение, пол в черно-белую клетку и такие же черно-белые стены и потолок. Парис стояла за прилавком и беседовала с клиенткой, красивой, высокой и стройной женщиной с восхитительной яркой татуировкой на плече. При виде Хэнка Парис послала ему воздушный поцелуй и снова вернулась к разговору. Женщина хотела сделать себе пирсинг на клиторе, но беспокоилась о последствиях.

«Господи, это ж надо такое придумать!» – воскликнул про себя Хэнк, устраиваясь на черном кожаном диване.

Парис изумительно соответствовала цветовой гамме салона – черные джинсы, армейские ботинки, белая блузка с короткими рукавами и черные волосы, обрамлявшие бледное лицо, словно клубы дыма. Темная помада, черная подводка миндалевидных глаз тоже не выделялись на общем фоне. Единственными цветными пятнами в салоне были татуировки на руках самой Парис и ее собеседницы; калейдоскоп переплетающихся линий на черно-белом фоне казался еще ярче.

На низком журнальном столике перед диваном лежали журналы с образцами татуировок, но Хэнк уделил им не больше внимания, чем беседе Парис с клиенткой. На период ожидания он погрузился в мистическое пространство, где линейная теория времени не действовала. Так он мог провести долгие часы – прекрасно сознавал, что творится вокруг, но на каком-то животном уровне. Земля по-прежнему вертелась вокруг своей оси, а Хэнк продолжал сидеть, терпеливо, неподвижно, неподвластный времени. Такой тип медитации был его собственным изобретением.

Ему не требовались татуировки, чтобы напомнить, кто он есть и зачем пришел в этот мир. Он знал это и так. Вот только тот, кем он был, в настоящее время скучал по Лили, и это удивляло Хэнка. Он был едва знаком с этой женщиной, ничего не знал о ее характере, не знал даже, есть ли у нее характер, но она постоянно присутствовала в его мыслях теплым дуновением, слабой болью и ощущением счастья, тем более удивительным, если учитывать дела сегодняшнего дня – посещение тюрьмы, грязные улицы и салоны татуировок.

Хэнк вернулся к действительности в тот самый момент, когда Парис присела рядом с ним на диван. Девушка легонько поцеловала его в щеку, наклонилась вперед и внимательно посмотрела ему в лицо.

– Ты сегодня какой-то другой, – сказала она. – Совсем замотался или что-то случилось?

– Просто задумался, – улыбнулся Хэнк.

– Да, конечно. Меньше тебя из всех моих знакомых размышляет разве что Мот. Полагаю, ты влюбился.

– Правда? – легкомысленным тоном произнес Хэнк.

– Кто знает? – пожала плечами Парис. – Но я надеюсь, она достаточно хороша для тебя. – Прежде чем Хэнк успел опровергнуть или подтвердить ее слова, Парис уже сменила тему. – Так что тебя привело в салон в воскресный день? Хочешь пригласить меня на чашечку кофе?

– А ты хочешь кофе?

– Ничуть. За целый день я выпила такое количество, словно салон назвали моим именем*. [5] – Она усмехнулась и прищелкнула языком. – Так что случилось?

Как только Хэнк начал рассказывать о цели своего прихода, Парис прикрыла рот ладошкой, но не смогла удержаться от смеха.

– Что такое? – спросил он и подождал, пока она будет в состоянии говорить.

– Ничего, – наконец выдавила Парис, глядя на него смеющимися глазами. – При первых твоих словах я решила, что это тебе потребовалась подобная услуга.

5

Имя девушки и название города Париж пишутся одинаково – Paris. Шутка Парис основана на том, что чашечка кофе – такой же неотъемлемый атрибут быта парижанина, как хорошее вино и изысканная кулинария.

Хэнк тоже улыбнулся:

– А если бы и так?

– Тогда я была бы только рада, что ты обратился ко мне, такой секрет надо сохранить в семье.

Следующие десять минут Парис старалась унять смех, и только тогда Хэнк смог закончить рассказ.

– Значит, кобра, да? Думаю, это лучше, чем электрический скат. А какой длины у него этот орган?

– Откуда мне знать?

Парис снова разразилась смехом:

– Мне кажется, ты должен был разузнать это в первую очередь, чтобы точно идентифицировать его личность. – Она нагнула голову, пытаясь унять смех. – А как вообще ты собираешься его разыскивать?

Парис никогда не упускала случая его поддразнить.

– Я надеялся узнать его имя.

– Очень смешно! Я как раз представила, как ты ходишь из одного салона в другой и расспрашиваешь мастеров о маленьком дружке этого парня. Ты уже говорил с Бруно?

Хэнк кивнул, и даже этот жест снова рассмешил Парис. Наконец она справилась с собой настолько, чтобы попытаться ему помочь.

– У нас никто этим не занимался, – сказала она. – По крайней мере, мне об этом неизвестно, а о таком случае непременно стали бы говорить, особенно если парень, – Парис опять хихикнула, – может его как следует поставить.