Поколение Икс

– Гистер это был, а не Гитлер. Так предсказал Нострадамус, – орал через стол один из братьев, Аллан, типичный ученик частной закрытой школы, – а еще он предсказал убийство Дж. Ф. Кеннеди.

– Не помню никакого убийства Дж. Ф. Кеннеди.

– На сегодняшнюю эсхатологическую вечеринку в Золя я надену такую шляпку пирожком. Как у Джекки. Будет очень исторично.

– Чтоб ты знала, та шляпка была от Холстон.

– О, какая уорхоловщина пошла.

– Покойные знаменитости забавны de facto.

– А помните тот Хэллоуин пару лет назад, когда была паника из-за поддельного тайленола и все нарядились коробочками с тайленолом…

– … а потом состроили кислые морды – когда поняли, что не только их так осенило. – Знаете, какого дурака мы сваляли, что здесь остались: через весь город идут аж три сейсмических разлома. С тем же успехом мы могли бы нарисовать на себе мишени.

– А что, про маньяков-снайперов у Нострадамуса тоже есть?

– Слушайте, а лошадей доят?

– А это-то тут при чем?

Беседа была нескончаемой, вымученной, претенциозной, временами она напоминала те ошметки, которые останутся от английского языка после ядерной войны и пары сотен лет одичания. Но что-что, а дух времени эти слова здорово передавали, оттого-то и запомнились мне крепко.

– Я на автостоянке видел одного музыкального продюсера. Они с женушкой двинули в Юту. В Юту! Говорят, у нас тут район бедствия и только Юта уцелеет. У них такой отпадный золотистый корнич. Багажник аж не закрывался – куча ящиков с армейским пайком да бутылки воды из Альберты. Женушка, похоже, перепугалась всерьез.

– Видели вы фунт пластикового жира в медицинском кабинете? Точь-в-точь блюда-муляжи в витринах японских ресторанов. Похоже на тарелку пюре из киви с клубникой.

АНТИОТПУСК:

работа, на которую устраиваешься ненадолго (обычно на год; начальство в эти намерения посвящать не принято). Как правило, цель работника состоит в том, чтобы зашибить бабки, уволиться и переключиться на более важную для него лично деятельность – например, писать акварели на Крите или заниматься компьютерным дизайном свитеров в Гонконге.

– Боже, выключит кто-нибудь этот вентилятор? У нас что, рекламные съемки?

– Брось косить под фотомоделя.

– А я счас спою какое-нибудь евродиско. (В этот момент бумажные тарелки с говядиной, приправой и молоденькими овощами соскользнули с ослепительно белого стола в бассейн.)

– Не обращай внимания на ветер, Дэви. Не воспринимай хамство природы всерьез. Он сам уйдет.

– Слушайте… а Солнце можно подпортить? Мы способны расфигачить на Земле что угодно. Можем мы, если захотим, уничтожить Солнце? Я лично не знаю. Можем?

– Меня больше беспокоят компьютерные вирусы.

Клэр поднялась и подошла к бару, где я трудился, забрать поднос с коктейлями Кейп-Код (Побольше Кейпа и поменьше Кода, пожалуйста), и пожала плечами – мол, ну и семейка мне досталась – фу!. Затем направилась обратно к столу, показав мне спину в вырезе черного купальника – белую бледную спину с лесенкой шрамов цвета пластилина Забава. Как я узнал позже, это были следы давнего детского заболевания, приковавшего ее на годы к больничной койке – точнее, к койкам целой череды больниц от Брентвуда до Лозанны. Там врачи шприцами выкачивали из ее позвоночника гадкий вирус, и там же она провела годы становления личности в беседах с искалеченными душами – клинические пограничные случаи, маргиналы, психи (До сих пор предпочитаю общаться с надломленными людьми; они более цельные).

Тут Клэр на ходу развернулась, снова подошла к бару и, приподняв очки, призналась мне:

– Знаешь, мне на полном серьезе кажется, что, когда Господь создает семьи, он просто тычет пальцем в телефонный справочник, выбирает наугад группу людей, а потом говорит им: Эй! Следующие семьдесят лет вы проведете вместе, хотя ничего общего у вас нет, и вообще вы друг другу совсем не по вкусу. А если вы хоть на секунду почувствуете, что эти люди вам чужие, вам станет стыдно. Вот как я думаю. А ты?

Моего ответа история не сохранила.

Она отнесла коктейли семье, откликнувшейся хоровым воплем: Спасибо, Старая Дева, и вернулась. Тогда (как и сейчас) она была коротко острижена под Бетти Буб. Она пожелала узнать, какого черта я торчу в Палм-Спрингс. Она заявила, что все люди моложе тридцати, живущие в курортных местах, публика скользкая; они: альфонсируют, сутенерствуют, торгуют наркотиками, тргуют собой, слезают с иглы, просто спрыгивают, финтят и всякое такое. Я уклончиво сообщил, что просто пытаюсь вывести со своего прошлого все следы истории, и она приняла это за чистую монету. Потом, прихлебывая коктейль и рассеяно разглядывая в зеркальной полке свое отражение на предмет новоиспеченных прыщиков, стала по собственной инициативе рассказывать о своей работе в Л.А. Л.А. – обиходное название Лос-Анжелеса.

– Я веду мелкооптовую торговлю повседневной одеждой, – проболталась она, а потом призналась, что служение моде для нее – лишь временное занятие. – Я не думаю, что становлюсь лучше как человек: в одежном бизнесе сплошь и рядом жульничество. Мне хотелось бы уехать куда-нибудь, где скалы, куда-нибудь вроде Мальты, и просто опустошить мозги: читать книжки и общаться с людьми, у которых такие же планы.

В этот момент я и заронил семя, из которого в моей жизни вскоре возрос столь неожиданный и восхитительный плод. Я сказал:

– Почему бы тебе не перебраться сюда? Брось все. – Возникла взаимная симпатия, позволившая мне беззаботно продолжить: – Забудь обо всем. Начни сначала. Поразмысли над своей жизнью. Сбрось лишнюю кинетическую энергию. Посуди сама, какой будет терапевтический эффект; а по соседству со мной есть пустое бунгало. Можешь въехать хоть завтра, и я знаю уйму анекдотов.

– Может, я так и сделаю, – сказала она. – Может, так и сделаю. – Она улыбнулась и взглянула на свою семейку. Та, как всегда, прихорашивалась и щебетала, спорила о предполагаемой длине хозяйства Джона Диллинжера, обсуждала демонические аспекты телефонного номера Джоанны (сводной сестры Клэр), содержащего три шестерки подряд, и вновь – покойного Нострадамуса и его предсказания. – Взгляни на них, а? И представь, что тебе двадцать семь, и ты едешь с братиками и сестричками в Диснейленд. Поверить не могу, что позволила втянуть себя в такое. Если ветер не разнесет это местечко, оно само взорвется от пошлости. У тебя есть братья и сестры?

Я сказал, что их у меня по трое – и тех и других.

– Тогда ты зна-а-аешь, каково это, когда каждый начинает раздирать общее будущее на отвратительные кусочки. Господи, когда они заводят такие вот разговоры – ну знаешь, все эти секс-сплетни и чепуха о конце света, – я подумываю: может, на самом деле они исповедуются друг Другу?

– Это в чем же?

– Ну, в том, как они все до смерти перепуганы. То есть когда люди на полном серьезе начинают говорить, что надо набивать гаражи тушенкой – про запас, или у них глаза наполняются слезами при мысли о Последних Днях Человечества, это и есть жутко трогательное признание в том, как им горько, что их жизнь идет совсем не так, каким хотелось.