Покоритель Африки

— Все равно нужно быть осторожнее. В этой стране даже царапина может причинить много бед.

— Он поправится через пару дней, — сказал доктор.

Алек сел и помолчал минуту, погрузившись в раздумья. Его пальцы теребили бороду — со времен отъезда из Англии она отросла и растрепалась.

— Как остальные? — вдруг спросил он Адамсона.

— Думаю, Томпсон не дотянет до утра.

— Я только что к нему заходил.

Раненный в голову Томпсон со вчерашнего дня лежал без сознания. Он был старый золотоискатель, добровольно примкнувший к экспедиции против работорговцев.

— Перкинс проваляется еще несколько дней, и несколько туземцев тяжело ранены. У этих мерзавцев разрывные пули.

— Умирающие есть?

— Нет. Двое довольно плохи, но должны выкарабкаться.

— Понятно, — коротко отозвался Алек.

Пристально разглядывая стол, он не заметил, как положил руку на оставленную Уокером винтовку.

— Послушайте, вы хоть что-нибудь ели? — наконец спросил юноша.

Алек стряхнул с себя задумчивость и приветливо улыбнулся собеседнику, что случалось с ним крайне редко. Он явно изображал веселость.

— Боже правый, я и забыл, когда последний раз подкреплялся. Ни минуты покоя с этими проклятыми арабами.

— Уж точно не сегодня. Вы, должно быть, чертовски голодны.

— А ведь и правда, — жизнерадостно отозвался Алек. — А еще умираю от жажды. Целый слоновий бивень отдал бы — лишь бы напиться.

— А у нас, как назло, ничего, кроме теплой воды! — громко расхохотался Уокер.

— Скажу мальчишке, чтобы принес тебе поесть, — сказал доктор. — Нельзя так шутить с собственным желудком.

— Суров наш доктор, — подмигнул Алек. — Поесть и правда не повредит. Сейчас самое время.

Однако стоило Адамсону шевельнуться, Алек его остановил:

— Не трогай его. Бедняга от усталости еле жив, и я разрешил ему поспать, пока не позову. Мне много не надо — сам возьму.

Алек огляделся и наконец отыскал жестянку с мясом и галеты. На войне не поохотишься, так что рацион путешественников был скуден и однообразен. Он сел за стол и принялся за еду под взглядом Уокера.

— Вкусно? — с издевкой спросил тот.

— Божественно!

— Неудивительно, что вы отлично уживаетесь с туземцами — с такими-то инстинктами первобытного дикаря! Вульгарно утоляя животный голод, вы совершенно не цените высокого искусства трапезы.

— А мясо-то слегка заплесневело, — отозвался Маккензи.

Ел Алек, впрочем, с большим аппетитом. Он внезапно вспомнил Дика, который в это самое время как раз должен был приступить к столь любимому им легкому ужину в «Карлтоне». Перед глазами путешественника промелькнула вечерняя суета на Пиккадилли, снующие туда-сюда экипажи и омнибусы, запруженные тротуары и яркие огни…

— Не представляю, как мы завтра всех накормим, — сказал Уокер. — Если не раздобудем еды, плохи наши дела.

Алек отодвинул тарелку.

— О завтрашнем ужине я бы на вашем месте не беспокоился, — негромко рассмеялся он.

— Почему?

— Я ставлю десять к одному на то, что мы будем мертвы еще до рассвета.

Оба молча уставились на командира. Снаружи мрачно завывал ветер, капли дождя колотили по скату палатки.

— Маккензи, это что, ваша очередная шуточка? — наконец спросил Уокер.

— Вы имели возможность убедиться, что шутки мне даются с трудом.

— Теперь-то что не так? — быстро спросил доктор.

Алек усмехнулся:

— Вы ведь сегодня все равно не заснете. Чем кормить москитов, предлагаю свернуть лагерь и выступить через час.

— Я бы сказал, что после такого денька это уж слишком, — возразил Уокер. — Мы так вымотались, что и мили не пройдем.

— У вас будет целых два часа отдыха.

Адамсон тяжело поднялся и после долгого размышления сказал:

— Кое-кого из раненых нельзя трогать.

— Другого выхода нет.

— Тогда я не отвечаю за их жизнь.

— Придется рискнуть. Наш единственный шанс — скорее уходить, а раненых оставлять нельзя.

— Похоже, назревает серьезная драка, — заметил Уокер.

— Так и есть.

— В вашем обществе на скуку не пожалуешься, — мрачно заметил Уокер. — И что вы собираетесь делать?

— В данный момент — набить трубку.

Алек с загадочной улыбкой вытащил из кармана трубку, выбил ее о каблук и, набив, закурил. Доктор с Уокером переваривали услышанное. Наконец юноша нарушил молчание.

— Судя по вашему благодушию, дело совсем туго.

— Туже, чем кожа на твоих штиблетах.

Уокер поежился. Спать ему больше не хотелось. По спине пробежал холодок.

— Есть хоть какая-то надежда на спасение? — спокойно спросил он.

Казалось, Алек молчал целую вечность.

— Надежда есть всегда.

— Значит, придется еще повоевать?

— Придется.

Уокер громко зевнул.

— Что ж, в этом есть свои преимущества. Раз мне не суждено этой ночью поспать, то приятно будет лишить отдыха и еще кого-нибудь.

Алек с одобрением посмотрел на юношу. Вот такой настрой ему по душе. Он снова заговорил — с тем удивительным обаянием, за которое и обожали Маккензи его товарищи. После таких речей всякий загорался верой в командира и готов был идти за ним на верную смерть. Алек не привык посвящать других в свои планы, так что когда раскрывал их — пусть скупо и без прикрас, — да еще и таким особенным тоном, друзья считали своим долгом повиноваться.

— Если повезет, то мы победим и с работорговлей в этой части Африки будет покончено.

— А если не повезет?

— Тогда мейфэрские чаепития будут и дальше обходиться без твоего блистательного остроумия.

Уокер опустил глаза. Непривычные мысли проносились в его голове. Когда он, пожав плечами, вновь поднял голову, на лице юноши застыло странное выражение.

— Что ж, я прожил недурную жизнь, — медленно проговорил он. — Немножко любил, работал и играл. Успел послушать превосходную музыку, увидеть чудесные картины и прочесть немало блестящих книг. Если перед смертью удастся прикончить еще несколько мерзавцев, то мне, пожалуй, не на что жаловаться.