Покойник с площади Бедфорд
Шрифт:
Леди Камминг-Гульд была заинтригована. Она не могла придумать обвинение, которое затрагивало бы Лео, Теодозию и Астона. Ричард Астон был руководителем Лео в Форин-офис, человеком, сделавшим прекрасную карьеру и обладавшим завидной властью и влиянием, а его жена – связана родственными узами с несколькими самыми аристократическими семьями страны. Это был очаровательный мужчина, обладавший большим умом и чувством юмора.
Теодозия рассмеялась, но смех вышел каким-то глухим. Было видно, что все происходящее не доставляет ей никакого удовольствия.
– Вижу, что такое даже не приходило вам в голову, – заметила она. – А ведь сэр Ричард поддерживал повышение Лео.
– И, по-моему, ни разу об этом не пожалел, – ответила Веспасия. – Лео прекрасно доказал свою состоятельность.
– Ваша вера в меня делает вас слишком наивной, – в голосе миссис Каделл чувствовалась горечь. – Обвинение состоит в том, что Лео заплатил за свое повышение.
– Это совершенная белиберда! – Камминг-Гульд отмахнулась от такого предположения, однако в ее голосе не слышалось ни уверенности, ни облегчения. – Астон – богатейший человек, и у Лео никогда не было суммы, которая могла бы его по-настоящему заинтересовать. Кроме того, ты ведь сказала, что тоже во всем этом замешана, или, по крайней мере, так считает шантажист. И что же ты такого сделала, что разоблачение коснется тебя больше, чем просто жену разоблаченного?
Пока она это говорила, ей в голову пришла идея, которая была совершенно ужасна, так как Веспасия действительно любила свою крестницу. Однако она не смогла бы полностью отказаться от подобного подозрения в отношении любой другой женщины, которую она бы не уважала так, как сидящую перед ней. И другие уж точно поверят в такую сплетню о Теодозии!
– Вижу, что вы наконец поняли, – мягко произнесла миссис Каделл. – И вы абсолютно правы – в письме говорится о том, что я нравилась сэру Ричарду гораздо больше, чем просто друг, и что Лео продал меня ему как любовницу, в качестве платы за повышение, которую сэр Ричард принял. – Она часто мигала, произнося эти слова, а ее пальцы были плотно сжаты. – Единственное, что здесь правда – это то, что я чувствовала, что нравлюсь сэру Ричарду как женщина. Но он ни одним взглядом никогда не показал этого, не говоря уже о действиях. А я чувствовала себя… немного неудобно, из-за положения мужа. – Теодозия сжала челюсти. – И почему я за это должна извиняться? Я была красавицей! Я могу назвать имена двадцати, нет – сорока женщин, которые мечтали бы о подобном.
– Тебе совсем не нужно ничего мне объяснять, – с улыбкой заметила Веспасия. – Уж я-то тебя хорошо понимаю!
– О, простите! Конечно, вы знаете это лучше, чем я. – Расстроенная дама покраснела. – Наверное, вы чувствовали зависть и неудобства по этому поводу всю вашу жизнь, все эти высказывания и предположения…
– Ну, не все еще в прошлом, милочка! – Леди Камминг-Гульд слегка приподняла подбородок. – Тело может состарится, усталость станет приходить быстрее, волосы могут поседеть, а лицо начнет выдавать все прожитые годы, чего бы ты с ним ни делала, но страсть и необходимость любить и быть любимой не исчезают. Так же как, боюсь, и ревность с завистью.
– Что ж, хорошо, – сказала Теодозия, немного подумав. – Какими бы мы ни были, мне нравится, что мы такие, какие есть. Что же я могу сделать, чтобы помочь Лео?
– Прежде всего – молчи, – мгновенно ответила пожилая леди. – Если сделаешь хоть малейшую попытку все отрицать, ты вызовешь у людей мысли, которые никогда не пришли бы им в голову в других условиях. Ни сэр Ричард, ни леди Астон тебя за это по головке не погладят. Эта дама – не самый приятный человек на свете: напротив, ее очень трудно переносить. Все, что о ней можно сказать, так это то, что она напоминает чистопородную собаку, одну из тех, которым трудно дышать из-за их чистопородности. Бедняжка.
Миссис Каделл хотела рассмеяться, но ей это не удалось.
– Знаете, а мне кажется, что она довольно приятная женщина, – возразила она. – Не знаю, может быть, в начале это и был династический брак, но сейчас мне кажется, что сэр Ричард очень привязан к своей жене. У нее есть юмор и воображение – а это не проходит так быстро, как красота.
– Ну конечно, – согласилась Веспасия. – С людьми, которые ими обладают,
очень приятно общаться, однако это мало кого волнует. Красота же околдовывает человека мгновенно. Спроси любую из двадцати девочек, чего она хочет больше – быть красивой или обладать чувством юмора и воображением, и я удивлюсь, если больше чем одна из двадцати выберет юмор. Люси Астон, несомненно, относится к другим девятнадцати.– Знаю, знаю… Так что же, тетушка Веспасия, значит, мне надо просто сидеть тише воды, ниже травы и ничего не делать?
– Это то, что мне приходит на ум прямо сейчас, – подтвердила ее крестная. – Но если Лео получит еще одно письмо, в котором его будут заставлять что-то сделать под угрозой разоблачения, сделай все, что в твоих силах, чтобы он не согласился, если ты только действительно любишь его… или себя. И не важно, какова будет цена этого скандала, когда он выльется на публику – она будет несравнима с той, которую придется заплатить, согласившись с требованиями шантажиста. Нет никакой гарантии, что этот негодяй будет молчать – пример сэра Гая тому доказательство, – но, выполнив его требования, Лео действительно навсегда обесчестит себя. И здесь совершенно не важно, в чем будут заключаться эти требования. Запомни: шантажист может уничтожить вашу репутацию, но только вы сами можете уничтожить свою честь. Не позволь, чтобы это случилось. – Веспасия слегка наклонилась вперед, пристально глядя на свою крестницу. – Убеди его в том, что ты сможешь перенести все, что о тебе будут говорить, и все, что может из-за этого случиться, но что он не должен позволить этому негодяю превратить себя в такого же негодяя или сделать себя инструментом его подлых делишек.
– Хорошо, – пообещала Теодозия. Быстрым движением она взяла руки старой леди в свои и нежно их сжала. – Спасибо за то, что пришли. Я бы сама никогда не набралась мужества приехать к вам, но сейчас я чувствую себя гораздо сильнее и понимаю, как должна себя вести. Думаю, что теперь я смогу помочь Лео.
– Будем держаться вместе, – пообещала ее крестная. – Нас несколько человек, и мы будем бороться.
В это же время Телман был занят тем, что изучал последние несколько дней из жизни Джосайи Слинсби. Кто-то его убил – или намеренно, или случайно – в драке, которая зашла слишком далеко. Это было единственное, в чем инспектор был абсолютно уверен. А имело ли это какое-то отношение к шантажу или нет, надо было выяснять. Все началось с убийства, и оно должно быть разгадано в первую очередь, несмотря на то, что Питта почти все время занимали другие вопросы. Сэмюэль был почти уверен, что след, по которому он сейчас шел, рано или поздно пересечется с дорожкой генерала Балантайна, и вполне возможно, что на него легче будет выйти именно с этой тропинки, чем следить за Балантайном напрямую, хотя от этого тоже нельзя было отказываться.
Начал инспектор с того, что выяснил, где жил Слинсби. Это было нудно и заняло много времени, но для того, кто привык прибегать к угрозам, уловкам и небольшим взяткам при общении с проститутками, скупщиками краденого и хозяевами ночлежек, не составило большого труда. Выяснилось, что Джосайя обретался в одной из таких ночлежек, которыми обычно пользовались те, кто хотел держаться подальше от глаз полиции, и где комнату можно было получить всего за пару пенсов за ночь. Хозяева никогда ни о чем не спрашивали своих постояльцев, а просто собирали с них деньги. И те, и другие не очень дружили с законом и предпочитали не обсуждать то, кто чем занимается.
Толкаясь среди попрошаек и карманников, наполнявших округу, полицейский разговорился с мужчиной, грудь которого по размерам не уступала бочке. Короткая стрижка этого человека говорила о том, что он совсем недавно вышел из тюрьмы. Но несмотря на выдающиеся физические кондиции, у мужчины был лающий кашель, а под глазами залегли темные круги.
От него Телман узнал, что Слинсби часто работал в паре с человеком, которого звали Эрнст Уоллес, печально известным своим неуживчивым характером, а также способностью взбираться по водосточным трубам и балансировать на коньках крыш и краях подоконников.