Покуда я тебя не обрету

Зато как член команды Джек повидал много городов в Новой Англии. Тренер Клум однажды завез их даже в штат Нью-Йорк; в том турнире проиграл сам Лумис, и это было его единственное поражение на глазах у Джека. Лумису, впрочем, предстояли еще поражения – ему вообще не везло, для начала он потерял родителей и сестру, затем его выгнали из Академии Блэра за то, что от него забеременела несовершеннолетняя дочь судьи (одновременно он был лишен стипендии как борец). В результате он стал морским десантником и получил смертельную рану ножом где-то на Филиппинах (то ли при исполнении секретной миссии, то ли просто по пьянке в баре), говорили, что его убила проститутка-трансвестит.

Но в Реддинге Лумис был для Джека идеалом. Джеку никогда не удавалось бороться так же хорошо, как Лумис, хотя за два последних года в Реддинге счет побед у Джека превышал счет поражений.

Если бы в Реддинге кто-нибудь фотографировал Джека на сцене, мальчик бы это заметил; но если бы этот кто-то просто смотрел на него из зала или же фотографировал его во время борцовских схваток, то заведомо остался бы незамеченным – зрители всегда так шумят, щелчок затвора не слышен. Борясь на ковре, Джек забывал даже о своем единственном зрителе. В борьбе ты или держишь соперника под контролем, или проигрываешь; борешься ты, стало быть, в пустом пространстве, без зрителей вообще. А после того, как Лумис закончил Реддинг, лидером команды стал Джек; так на его плечи впервые легла ответственность.

Он был лидером команды везде – и на ковре, и в автобусе; другие борцы или спали, или пукали, или делали домашнее задание в свете фонариков (одновременно пукая). Правило было такое – как можно меньше отвлекать водителя.

Поэтому говорил только Джек – он рассказывал товарищам разные байки по пути обратно в Реддинг. Про то, как самый маленький солдат спас его в Кастельгравене, как он сам накладывал повязку на грудь Ингрид My, как снимал с руки Саскии браслеты, как ее прежний клиент сжег ей руку. Умолчал Джек лишь про историю с испорченным ожерельем мамы, когда та давала советы юноше в Амстердаме. Ну и про миссис Машаду, разумеется.

Джек хвастался, что его «сводная сестра» Эмма побьет любого из реддинговских борцов, кроме одного лишь Лумиса (которого в то время еще не выгнали из Блэра). В Реддинге все, кроме Ноя и миссис Адкинс, думали, что мама Джека – знаменитая на весь мир тату-художница, которая живет в Торонто с мистером Оустлером, отцом Эммы.

Джек, наверное, рассказывал все эти байки потому, что скучал не только по Эмме, но и по маме с Лесли – и даже по миссис Машаду, во всяком случае, по ее силе и агрессии, которых и следа не было в нежности миссис Адкинс, – а возможно, и по ее португальской грубости.

Джек рассказал соученикам и историю своего самого блестящего успеха на сцене в роли невесты по почте в ужасной пьесе Абигайль Кук. Тема для школьного автобуса оказалась скользкая, тренеру Клуму не понравилось слово «менструация», и когда мальчик произнес его, босс записал на его счет полштрафного балла.

В восьмом классе Джек стал вице-капитаном, а в команду пришел борец в легком весе по имени Ламбрехт, шестиклассник из Аризоны. Он всю жизнь прожил в пустыне и ни разу не видел снега, не говоря уже о дорожном знаке с надписью «Внимание! Ниже нуля – дорогу пучит!».

То ли Ламбрехт плохо читал в темноте, то ли просто автобус слишком быстро ехал и все слова слились у него в одно, только он произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Кто такая ниженуля и почему она пучит дорогу?

В полутемном автобусе никто не ответил ему; ни те, кто спал, ни те, кто пукал, и не думали шевелиться. Джек учил наизусть стихи Мэтью Арнольда; подождав, не ответит ли Ламбрехту кто (тот успел добавить: «У нас в Аризоне ниженули не водятся»), мальчик выключил фонарь и сообщил товарищу по команде:

– Ниженулей так просто не увидишь ночью, они слишком маленькие, свет фар не отражается у них в глазах. Плюс к тому у них шкура точь-в-точь под цвет дорожного покрытия.

– Я понял, а кто они такие?

– Ламбрехт, я тебе вот что посоветую – зимой по ночам не покидай общежитие. Ниженули сейчас особенно активны именно в темное время суток.

– А что они вообще делают? Как они пучат дорогу?

Ему стало не по себе, страх выразился в его голосе так, как это обычно у средневесов, – резким повышением тона. Наверное, вопль Ламбрехта и заставил тяжеловеса Майка Хеллера положить конец шутке Джека. У Хеллера вообще отсутствовало чувство юмора, он был раздражительный и жирный и попал в высшую категорию только из-за лишнего веса. Он ни разу не выиграл ни одной схватки.

– Ламбрехт, черт побери, ты что, читать не умеешь? – спросил Хеллер. – Это же два слова! «Ниже» и «нуля», с ударением на «я»! Когда температура падает ниже нуля, грунтовые воды замерзают и дорожное покрытие вспучивается! Образуются колдобины, понимаешь, колдобины, дубина ты стоеросовая!

– Так, Хеллер, поздравляю, ты наболтал на полтора штрафных балла – стоп, поправка, на два, – сказал тренер Клум (он только притворялся спящим). – Полбалла за «черт побери», полбалла за «стоеросовая» и целый балл за «дубина». Нет, Майк, пойми меня правильно, ты верно охарактеризовал Ламбрехта, он в самом деле дубина, но, к несчастью, «дубина» – уничижительное слово, и ты прекрасно это знаешь.

– Вот говно! – сказал Хеллер.

– Два с половиной балла, – сказал тренер Клум.

– Так, значит, никаких ниженулей не бывает, а просто вода замерзает и образуются колдобины? – спросил Ламбрехт.

– У вас что, в Аризоне не бывает морозов? – полюбопытствовал Джек.

– Ну, кое-где случаются, – сказал Ламбрехт, – но у нас нет таких дорожных знаков. И ниженули у нас тоже не водятся…

– Ламбрехт, я сейчас обосрусь! – возопил Хеллер.

– Три балла, – объявил новый счет тренер Клум. – Майк, тебе явно не везет сегодня.

– На моей памяти Хеллеру вообще ни разу не везло, – сказал Джек. В этом месяце у него не было штрафных баллов, он вполне мог позволить себе заработать один.

К его удивлению, тренер Клум сказал:

– Бернс, поздравляю тебя, ты заработал сразу два штрафных балла. Во-первых, ты унизил Хеллера тем, что привлек чрезмерное внимание к его неудачливости, но, во-вторых, ранее ты унизил и Ламбрехта, свысока отнесясь к его интеллектуальным способностям и решив посмеяться над ним, поддержав его в иллюзии, что на свете существуют ниженули, живые существа невысокого роста с глазами…

– И еще со сраной шкурой цвета дорожного покрытия! – перебил тренера Ламбрехт.

– Ламбрехт, поздравляю и тебя, на твоем счету полбалла.

Они катили по просторам штата Род-Айленд, а может, штата Массачусетс. До Мэна еще долго, думал Джек; как же я обожаю эти ночи в автобусе! Он снова включил фонарь и вернулся к заучиванию длиннющего стихотворения «Дуврский пляж».

– Море сегодня спокойно, – произнес он вслух, решив, что должен известить всех о смене темы.

– Бернс, будь добр, оставь это для вечера драмы, – сказал тренер Клум. – Учи стихи про себя, пожалуйста.