Покушение
Шрифт:
— Нет. Я надеялся найти его здесь. Мне нужно срочно поговорить с ним.
— Он дал знать, что скоро придет, — сказал Лебер после едва заметного колебания. — Если вы не возражаете составить мне до этого компанию, я буду очень рад. — И сразу же, не переводя дыхания, задал вопрос; — Вы служите вместе с братом?
Лейтенант ответил отрицательно и далее сообщил, что прибыл с фронта всего несколько дней назад, а сейчас его откомандировали в школу военных летчиков в Бернау. О службе брата он, к сожалению, ничего не знает…
Собеседник разглядывал лейтенанта умными, внимательными глазами и задавал интересующие его вопросы. Ответы, которые он получал, показались ему малосодержательными. Наконец, явно прощупывая лейтенанта, он сказал:
— Значит,
— Разумеется, их изучают, но только слегка.
11
Штейн Генрих (1757–1831) — глава прусского правительства в 1807–1808 годах; провел вопреки сопротивлению юнкерства ряд буржуазных преобразований. — Прим. пер.
12
Гнейзенау Август Вильгельм фон (1760–1831) — прусский фельдмаршал. После 1807 года вместе с Шарнхорстом проводил реорганизацию прусской армии. В 1807 году успешно руководил обороной Кольберга против французов. — Прим. пер.
13
Шарнхорст Герхард Иоганн (1755–1813) — прусский генерал; вместе с Гнейзенау провел реорганизацию прусской армии. — Прим. пер.
— Жаль, очень жаль, — вздохнул Лебер, — ибо Пруссия ни до этих знаменитых мужей, ни после них не испытывала столь мощных импульсов обновления, преобразования, которые сравнимы с подлинной революцией. То был звездный час прусского офицерства.
Лейтенант слушал, соглашаясь с тем, что говорил Лебер. Этот человек был очень симпатичен Константину, он чувствовал, как от Лебера исходит поистине отеческая доброжелательность, и решил, что перед ним наверняка генерал в штатском.
— Вы познакомились с полковником фон Штауффенбергом? — осведомился Лебер.
— А кто это? — в свою очередь спросил лейтенант.
— Вы непременно его узнаете, — заверил Юлиус Лебер, — об этом позаботится ваш брат. Штауффенберг родился в тысяча девятьсот седьмом году, он происходит из древнего южногерманского дворянского рода, представители которого верой и правдой служили государству и церкви. Среди предков матери полковника, графини Юкскюлль, можно найти и генерала Гнейзенау.
У Константина совершенно вылетело из головы, зачем он здесь, — настолько завладел его вниманием человек, сидящий рядом с ним. А он, этот пожилой мужчина, говорил, почти не жестикулируя, не повышая голоса, и его внимательные глаза, не меняя своего выражения, смотрели спокойно, даже холодновато. Лейтенант почувствовал, как растет его расположение к Леберу.
— И этих великих мужей — Гнейзенау, Штейна и Шарнхорста — неблагодарные современники презрительно окрестили кликой «жалких мятежников», пустыми демагогами. Их просто обесчестили!
— Теперь и я понимаю, что с ними поступили несправедливо, даже жестоко. — Лейтенант доверчиво взглянул на Лебера: — Однако история доказала, что правы были они, не так ли?
— Верно. Но разве легко отказаться от уважения современников? — возразил Лебер. — Только в том случае, если человек решил целиком посвятить себя борьбе за справедливость, он сознательно жертвует всем, включая собственную жизнь. Тогда он стойко переносит насмешки и ненависть, как, например, Шарнхорст, которого ругали «жалким деревенским олухом».
— И с фюрером произошло нечто подобное, не правда ли?
— С кем? — переспросил пораженный Лебер.
И лейтенант пояснил: есть типы, которые, не стыдясь, называют фюрера «мазилкой»,
«художником от слова „худо“». Но так могут говорить только люди ко всему равнодушные, завистливые, косные. Однако в конце концов найдутся здоровые силы, которые преодолеют любое противодействие. Как фюрер, например.Юлиус Лебер выслушал этот хвалебный гимн Гитлеру, не моргнув глазом. А Константин, конечно же, не заметил, какое самообладание проявил при этом его собеседник, который лишь произнес:
— Время накапливает собственный опыт, чтобы можно было определить, кто подлец, а кто герой. Не всегда легко это сделать, но процесс этот неизбежен.
Генерал от инфантерии Фридрих Ольбрихт, несмотря на всю свою решительность, по сути, был осторожным человеком, Он, конечно, не обладал таким изощренным умом, как генерал Остер из абвера, стремился к компромиссам, к взаимопониманию в отношениях между заговорщиками. «В принципе, — говорил он, — мы делаем общее дело, и между нами не должно быть никаких серьезных разногласий».
По настоятельному пожеланию многих участников заговора Ольбрихт встретился с Эрихом Гёпнером. Встреча эта состоялась в сельской харчевне близ деревни Хеннингдорф к северу от Берлина. На замызганном деревянном столе стояли нетронутые кружки с так называемым «легким» пивом военного образца — знатоки уверяли, что навозная жижа на вкус ненамного хуже.
— Мои друзья и я, — сказал Гёпнер, — озабочены. Мы не продвигаемся вперед. Сколько же можно ждать?
— Я полагаю, счет времени идет уже на дни. — Ольбрихт предложил собеседнику сигару из запасов казино Бендлерштрассе, сам он не курил. — Штауффенберг вскоре приступит к осуществлению главной акции.
— Неплохой он парень, — авторитетно заявил Гёпнер. — II неудивительно, ведь он прошел мою школу!
Ольбрихт не счел уместным опровергать его утверждение. Руководители заговора считали, что если Гёпнер присоединится к ним, то от этого их дело только выиграет. Командуя танковым соединением во Франции, Гёпнер добился блестящих побед. Однако зимой сорок первого года его престиж в глазах фюрера упал до нуля, поскольку генерал-полковник под натиском русских отдал приказ об отступлении. Гитлер обвинил его в трусости и уволил со службы. Правда, денежное содержание ему потихоньку продолжали выплачивать, однако генерал — и это не составляло особого секрета — стал заклятым врагом Гитлера.
Эрих Гёпнер, потягивая «легкое» пиво, продолжал:
— Как бы высоко я ни ценил нашего Штауффенберга, все же нельзя упускать из виду, что ему принадлежат такие высказывания, которые кажутся моим соратникам сомнительными.
Ольбрихт знал, о каких высказываниях идет речь: о них ему аккуратно сообщали. Полковник фон Штауффенберг с беспощадной откровенностью называл гитлеровских генералов искателями теплых мест, блюдолизами и льстецами, презрительно именовал их сомнительными субъектами, которые в своем низкопоклонстве уже по меньшей мере дважды переломили себе хребет. В октябре сорок второго Штауффенберг без церемоний охарактеризовал поведение генералов как скандальное. Он требовал от них проявления мужества и решительности, пусть даже некоторые и заплатят за это жизнью.
— Вы не должны забывать, — заметил Ольбрихт, пытаясь прибегнуть к дипломатическому ходу, — что полковник имел в виду лишь известную часть генералитета, а вовсе не вас и ваших единомышленников. И конечно, не меня. Вы должны также признать, что между мной, вами и теми, кого он упомянул, имеется значительная разница.
Она действительно существовала, эта разница. Если кто-то в рейхе сопротивлялся или противодействовал планам фюрера, того бесцеремонно убирали. И наоборот, тех генералов, кто подчинялся беспрекословно, осыпали орденами и наградами. Особо благонадежные получали «почетные гонорары» — так называли крупные денежные дотации. Преданным генерал-фельдмаршалам выплачивали, например, единовременно пятьдесят тысяч марок, а некоторые из них получали в качестве премии за особые заслуги суммы до четверти миллиона или поместье.