Покушение

— Я, причем с удовольствием, — откликнулся Бракведе.

Однако прежде чем кто-либо смог возразить против этого решения, встал полковник Штауффенберг и заявил:

— Это сделаю я.

Профессор Ойген Г. спешил к проходной на Бендлерштрассе. Он был в летнем спортивном костюме, во взгляде его светло-серых глаз сквозило неприкрытое любопытство, однако он не увидел того, что ожидал увидеть, — ни скопления людей, ни машин, ни оружия. От стен из серого песчаника веяло равнодушием.

Появился офицер. Это был армейский капитан — молодой, спокойный, подчеркнуто вежливый. Он вышел из левой двери навстречу профессору и спросил:

— Что вам угодно?

Ойген Г. с некоторой фамильярностью посмотрел на статного офицера и приглушенно произнес:

— Пароль — «Родина».

Капитан казался внимательным и равнодушным одновременно. Тем не менее он приложил правую руку к козырьку, по всем правилам отдал честь:

— Добро пожаловать, — и крикнул часовому у двери: — Этот господин может пройти!

Несмотря на послеобеденное время, на Бендлерштрассе все бодрствовали. Это впечатление еще более усилилось, когда Ойген Г. быстро поднялся по лестнице из искусственного мрамора на второй этаж. Многие двери были широко распахнуты, отовсюду доносились громкие голоса. Офицеры собирались маленькими группами и о чем-то оживленно беседовали.

— Фриц! — обрадованно крикнул Ойген Г., увидев графа фон Бракведе, и поспешил к нему навстречу.

— Дружище! — воскликнул капитан. — Какой черт тебя сюда принес?

— Как обстоят дела? — Ойген Г. сердечно дожал капитану руку. — Как далеко вы продвинулись? Все ли в порядке?

Фон Бракведе отвел друга к окну, сквозь которое был виден двор: каменные плиты, слегка помятые газоны, автомобиль, два человека, неподвижно стоящие рядом. Никакой лихорадочной деятельности заметно не было.

— Что тебе нужно здесь, Ойген?

Профессор расценил эту фразу как совершенно лишнюю. Он вглядывался в озабоченное лицо друга со всевозрастающим беспокойством.

— Ты, кажется, чем-то недоволен?

— Я глубоко встревожен, поскольку вижу тебя здесь. У тебя какое-либо задание? Или ты должен передать какое-либо сообщение? Ничего подобного. Тогда почему ты здесь?

— А где же, по-твоему, я должен быть в такой момент?

Фон Бракведе растроганно обнял друга, похлопал его по плечу, а затем отстранил от себя и сказал почти строго:

— Что мы за удивительный народ, Ойген! Такой человек, как ты, мог бы сейчас просто молиться за нас. А что он делает? Он желает быть с нами. Ах, милый друг, куда все это нас приведет?

— Наконец-то вы прибыли, Штауффенберг! — воскликнул генерал-полковник Фромм. — Ставка фюрера уже справлялась о вас: Вы не знаете, по какой причине?

Генерал Ольбрихт предусмотрительно оставил в приемной Фромма двух офицеров, третьему он поручил готовить помещение, которое должно было служить камерой для арестованного. Командующему же он сказал:

— Речь идет о важнейшем мероприятии.

— Это твое мнение, Ольбрихт, но оно не обязательно должно совпадать с моим, не правда ли? — Командующий армией резерва откинулся на спинку кресла: — Ну, что случилось особо важного, по вашему мнению?

— Гитлер мертв. Полковник Штауффенберг подтвердил это.

Фромм снисходительно усмехнулся. Стараясь продемонстрировать свое превосходство, он медленно произнес:

— Но это же невозможно. Как вам известно, я только что разговаривал по телефону с генерал-фельдмаршалом Кейтелем и он заверил меня в обратном.

— Фельдмаршал Кейтель, как всегда, лжет, — твердо заявил Штауффенберг.

Генерал-полковник опустил глаза и играл ножом для разрезания бумаг. Его руки выдавали с трудом скрываемое волнение. В этот момент генерал Ольбрихт сообщил:

— Учитывая создавшееся положение, мы ввели в действие план «Валькирия».

Еле сдерживаемое внутреннее волнение генерал-полковника Фромма мгновенно прорвалось наружу. Он сжался, будто от внезапно нанесенного удара, потом вскочил, опрокинув стоявшее у письменного стола кресло, и в ярости закричал:

— Это открытое неповиновение! Кто отдал такой приказ?

Ольбрихт взял всю ответственность на себя. Штауффенберг ободряюще улыбнулся ему. Однако Фромм не удовлетворился таким «джентльменским» решением вопроса.

— Ответственным за это, — прорычал командующий, — является полковник Мерц фон Квирнгейм. Немедленно вызовите его сюда!

Фромм считал, что в создавшемся положении это самый верный ход, поскольку фон Квирнгейм умен, хладнокровен, мыслит вполне реально и не способен ни на какую спонтанную глупость. Командующий почти с надеждой смотрел на дверь.

Мерц фон Квирнгейм вошел через несколько минут и испытующим взглядом окинул Фромма.

— Мерц, — закричал командующий, — я не могу себе представить, чтобы вы отважились отдавать приказы без моей санкции!

— Я сделал это, — спокойно подтвердил полковник.

— Я не верю, не могу поверить! Вы же не идиот, Мерц!

— Я ориентировался на точные факты, господин генерал-полковник. И этими точными фактами для меня были данные, что Гитлер мертв.

— Безумие! — воскликнул Фромм. — Этот тип… этот субъект… я хотел сказать, фюрер… жив! Я в этом убежден. И тех, кто не верит этому, кто не хочет считаться с этим, я прикажу арестовать! Я всех вас прикажу арестовать, если будет нужно!

Полковник Мерц фон Квирнгейм оставался невозмутим. Он отступил назад и встал между Штауффенбергом и Ольбрихтом. Теперь перед Фроммом стояла стена.

Первым заговорил полковник Штауффенберг.

— Я сам подложил бомбу.

Фромм покачнулся, однако вновь выпрямился и твердым голосом заявил:

— Если это так, вы, Штауффенберг, должны застрелиться. Другого выхода у вас нет. Покушение не удалось.

Полковник несколько иронически поклонился, собираясь выйти из кабинета. При этом темная прядь волос упала на его высокий, покрытый каплями пота лоб, и он быстро отбросил ее назад.

— Я объявляю всех троих арестованными, — жестко произнес Фромм.