Полдень сегодняшней ночи

Впрочем, опять отвлекся. Творит наш старый знакомый обряды, все честь по чести, все правильно, уже бы пора кому-то из наших материализоваться, а командование все решает: кто достоин особого доверия. Знаете, воины, как это у нас бывает – все бегом и все не к сроку… А тут такое тонкое дело. Отправили в итоге меня. Сам, поверите ли, не предполагал, сколь длительной окажется командировка.

Ох и крепкий орешек! Я ему: давайте честно договоримся. А он: обладая подобным артефактом, я могу приказывать, не вступая с вами в сделку. Образованный, понимаете ли, человек. Знал бы он, как мы этот артефакт Кощею к челюсти приклеивали… Но правила игры – они священны. Поделюсь с вами воины, параграфом 333 секретной инструкции по обращению во тьму… Нет, вонючие подонки, даже не думайте. За тень мысли по поводу кляузы в порошок сотру. Вы ведь меня знаете… Так вот, славные паладины чистой силы, маг, вызвавший Главного Оппонента, еще далеко не погиб, но граница тут очень размытая. Если он совершил обряды вызова, чтобы сразиться с владыкой, это, с точки зрения условного противника, грех гордыни, но еще не погибель. Если он бескорыстно пожелал заставить Владыку служить добру, это намного хуже, но все-таки клиент еще не наш. Ему надобно заключить соглашение с инстанциями Воздушного королевства или же попросить что-нибудь в личное пользование… Тогда, считайте, дело сделано. Сообщаю по секрету: и здесь даже имеется своя уловка. У них там введен принцип всемилостивости. Прямо скажу, я этого не понимаю. Должны же быть какие-то разумные границы, к чему подобный беспредел? До конца жизни остается шанс вымолить прощение и украсть честно сбытую нам душу. Дольше жизнь – больше шанс. Что из сего вытекает? Правильно понимаете: срочно надо уронить бедняге на голову кирпич. А лучше дом. Чтобы наверняка.

Барон мой поначалу заставил попотеть. Он приказывает, я повинуюсь, зуб кощеев под языком у Альберта припрятан. Пилигримажи, ордену вверенные, совершенно обезопасились. Церковные владения заметно округлились во всей округе. Люди жутко поправеднели. Даже один замечательный юноша, неокрепший, но талантливый злодей… Э-э-м-м отравил было отца ради наследства, но ваш покорный слуга убедил его отдать приобретенные столь экстравагантным методом деньги на церковный приют для сирот. Всеми фибрами души чувствую: не миновать мне служебного несоответствия. Вплоть до отстранения со всеми вытекающими, а там и райские чертоги строгого режима…

Но вот замечаю: стал вдруг мой барон набирать вес. То есть весьма изрядно. Доспехи ему старые сделались малы, кони перестали любить магистра. Вполне понятно: возложил всяческие беспокойства на меня, расслабился, погрузился в сидячий образ жизни. Угощает меня, чистейшую чистую силу, местным винцом, куропатками, медовыми хлебами.

Особенно напирает на пиво, которое у него в замке варят с сохранением каких-то локальных ноу-хау. Величайшая, между прочим, тайна всего Бонавентюрского баронства. Я, позавидуйте воины, пробую… и начинаю обильно морщиться. Корректно так, чтобы благородный господин Альберт почти не заметил, выплевываю глоточек обратно в кружку. Что тут с бароном сделалось! Аж лицом почернел. Праведник, аристократ, маг, рыцарь, а вот на тебе, – простым пивом я его зацепил. Словом, повелитель мой с морозами в голосе осведомляется, чем угощение мне не по нраву? «Вы истинный мой друг, – отвечаю, – и в вашей компании готов я поглощать любое пиво». Ему плохо. Какое, говорит, любое? Мое, кричит, – любое? «Ах, господин барон, быть может, не столь уж плох для человеческой гортани результат похвальных стараний ваших пивоваров. Но я, Владыка тьмы, – за Отца нашего работаю, как понимаете, – привычен к более тонким услаждениям. Наше пиво не в пример вашего мягче и ароматнее». Тут он совсем взбесился: «Не бывает на свете пива, лучше Бонавентюрского! Неправда!». О, эта самоуверенность провинциалов! Как мило. Я ему: «Позвольте с вами не согласиться. На свете, быть может, ваше варево и лучшее. Но у меня-то, видите ли, ни на каком не на свете». Не верит. Так и рычит: «Не верю!» Я, вежливенько: «Да что за причина мне вас обманывать? Что за корысть? Право, к чему столько шума. Эта всего лишь пиво». А-а-а! У-у-у! Сколько гнева. «Предъявите немедля образец!» Да? «Вы хотите образец?» Внесем, так сказать, ясность по поводу наших желаний. «Да! Да, черт побери!» Пророческие слова. Как раз в этот миг я его душу и побрал. То есть пока еще только поддел, но профессионалу, знаете ли, дай палец… Быстренько исчезаю и скоренько материализуюсь с ковшом первостатейной браги, только запах этот быкоубойный волшебным образом блокирован. «Пожалуйте! Рад услужить». То есть его желание прямо корыстного свойства мною выполнено. Однако жив пока еще барон… Опасаюсь, учует подвох. Все-таки магистр, пятый хранитель чьего-то уха и первый – кощеева зуба. Авторитетный специалист. Где там! В распалении чувств изрядно попробовал нашей бесенячьей лиходати мой магистр. Как сейчас стоит он передо мной: глаза выпучены, пены полон рот, весь красный, как вареный рак… Золотое средство – старозаветная брага. Его почти растворило. Барона, я имею в виду. Передатчик пришлось списать: непоправимо вышел из строя в хищной пивной среде.

Поделом, господин магистр, не тягайся с чистой силой, не перехитрить того, что само по себе – ложь! Гвардии подполковника мне за это лихое дело присвоили.

Сражение за Москву-2. Успех у ваганьковского моста

18 июня, раннее утро накануне беспокоя

…глазами птицы, парящей над Москвой, например, орла или немного меньше

Второй раунд сражения за российскую столицу принес обеим сторонам некоторое удовлетворение. Бойков и Февда стремились решить разные задачи. Первый собирался выбить как можно больше нечистой силы со вверенной ему территории. Второй искренней желал прорваться сквозь заслон дружинников к заветной книжице. К полудню оба могли похвалить себя: поставленные задачи были почти решены.

У Зеленого Колокольчика оставалось еще немало бойцов. Во взводе Мохнача – 11 боеединиц, считая командира, да 47 бесей с Мортяном во главе. «Ударники» израсходовались все, тут уж ничего не поделаешь. Повариха и Песья Глотка отправке в расход не подлежали, кроме, разумеется, последней крайности. Их Пятидесятый держал при своей особе, оставив эльфийку в адъютантской должности, а Песью Глотку возведя в начальники штаба – благо, командовать тому было уже нечем.

У Бойкова остались в строю все витязи и семнадцать дружинников. Правда, прихварывала Машенька. Зато он сам полностью восстановился.

Еще вчера беси жгли костерки у южной окраины Москвы, никем уже, впрочем, не охраняемой. Воевода отвел дружину к Новодевичьему монастырю и там расположился на ночлег. Ночью его неприятель вступил на территорию российской столицы и встал совсем недалеко – у станции метро «Юго-Западная». Наутро Бойков принял заградительную стратегию. Птица, с непонятными намерениями парящая над городком МГУ, новым цирком и строениями Новодевичья монастыря, заметила бы с высоты, как расходятся четыре группки дружинников. Петрович и четыре бойца отправились на двух машинах в сторону Крылатского моста. Весь Божий день до самого вечера курсировала они по Рублевскому шоссе от излучины Москвы-реки до Кольцевой автодороги. Драться этой группе так и не пришлось. Зато с высоты птичьего полета она была бы видна очень хорошо: две крыши и два капота двух новеньких штатных «Жигулей». Вторая группа – Машенька и еще четыре дружинника – патрулировала маршрут от Метромоста до станции метро Кунцевская. Птица удивилась бы их необыкновенной прыти: группа ухитрялась не попадать в пробки, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Воевода понимал, что такие оживленные места, как Ленинский проспект, Фрунзенская набережная и центр ему контролировать не удастся. Силенок маловато. Поэтому группа Мечникова (он сам и еще четверо) перекрыла участок от станции метро «Баррикадная» до Шелепихинского моста. Если Февда все-таки двинется через центр, они будут знать и поспеют вовремя.

Бойков прикрыл западные районы Москвы, исходя из простейшей логики. Во-первых, ему не хватало людей, чтобы перегородить подвижными постами весь город. Во-вторых, если выбирать, с какой стороны Февда двинется обходить Кремль – с запада или с востока, – то опаснее запад, поскольку барбосы Пятидесятого устроили себе временную базу именно там.

Однако птица прекрасно видела, как последняя, четвертая группа – пять человек с самим воеводой – поехала к трем вокзалам. Из этого даже самая нехитрая птица, несомненно, сделала бы вывод: кое-кто все-таки отправился «держать» восточную часть столицы. Если неприятель вознамерится пройти там, презрев прежнюю свою логику и пустившись на хитрости, будет кому преградить ему путь и продержаться до подхода всех остальных.

Итак, восемь автомобилей с дружинниками и витязями караулили бесячью попытку прорыва, рассыпавшись по городу.

Нечто исключительно важное для тактики предстоящих боев было начисто скрыто от птичьего взора. В каждой из машин по рукам ходил маленький экранчик. Все дозорные поочередно глазели на него минут по 10-15, пока не устанут глаза. На экранчике высвечивалась плоть московских жилых массивов, перечеркнутая шрамами железных дорог. Боевые подразделения нечистой силы должны были проявиться на экранчике сыпью из светящихся звездочек.

Если Бойков испытывал недостаток в живой силе вообще, то Зеленый колокольчик остро нуждался в опытных младших командирах. И как ни крути, в его распоряжении был всего один такой. Мортян. Не считать же опытным младшим командиром службиста, а прежде пошлого бандита Песью Глотку… Поэтому как раз в тот момент, когда наша замечательная птичка летала над Новодевичьим монастырем, другая замечательная птичка из рода бескорыстных наблюдателей, паря над улицей 26-ти бакинских комиссаров, могла бы заметить две престранные фигуры. Некий сумасшедший в зеленом трико приобнимал за плечо другого душевнобольного – плечистого коротышку с огромным париком и валенками на ногах. Это в июне-то месяце! Впрочем, Москва покровительствует сумасшедшим всех сортов. Им тут живется вольготно. Так вот, престраннейшие типы вышагивали по улице взад-вперед, зеленый оживленно растолковывал нечто своему собеседнику, а тот больше кивал, соглашаясь, видимо, с речами знакомого, или кто он там.

Если бы наблюдательная птица, как бы летавшая над проспектом Вернадского и улицей 26-ти бакинских комиссаров, умела прислушиваться, она бы услышала немало военно-стратегических секретов. Вот хотя бы этот отрывок:

– …хоть ты, милейший… как это по-французски? облажался два раза подряд. Но если сегодня выполнишь задачу как следует, сержант, все прежние промахи будут забыты. Помилуй бесе! Простейшая задача. Всего-навсего отвлечь их на себя, занять их внимание…

Коротышка тряс головой с полным пониманием, хмурил брови с полной готовностью к действию, кивал с очевидным желанием немедля приступить к исполнению. Спутник отчего-то не доверял ему вполне…

Чуть погодя зеленый вывел откуда-то из подвала десятка полтора страшилищ самого уродственного вида. Их как будто специально вырастили для использования в тренингах по воспитанию ксенофобии. Особенно выделялись в их славной кампании человеко-медведь ослепительно-белого окраса с огромным кистенем в лапах, а также человеко-пес, чело которого украшала свежеотобранная фуражка с милицейской кокардой.

Тут бы нашей пичуге, не таясь, выбрать наблюдательным пунктом проезжающий мимо рейсовый автобус. Вышел бы прекрасный наблюдательный пункт. Допустим, она так и сделала. Так вот, нормальный рейсовый автобус при типичнейшей гармошке посередине, а также некой круглой конструкции, лишенной народного названия, но очень примечательной: именно из-за нее у автобусного хвоста «занос – 1 метр». Как это и свойственно нормальным рейсовым автобусам, наблюдаемый экземпляр пришвартовался у очередной гавани, сыпанул пассажирским грузом наружу и принял на борт очередную порцию разумного мяса. На остановке его уже ожидали страшилища, нимало не стеснявшиеся своего брутального вида.