Полдень сегодняшней ночи

Первая линия за помеху не считается. Что там в простых сельских бесях – магического! А вот вторую уже не обманешь. Дошли до нее, а дальше Мотрян погнал пятерку людей, давайте, мол, рвите входную дверь гранатами, косите всех под корень, а мы на звук приспеем.

Ну, побежали они. Вошли туда. Потом – грох! – и сейчас же стрельба пошла горячей горячего… Все бы хорошо, только грох этот самый был вовсе не от гранаты. Просто шум, чье-то тело упало, пару шкафов зацепив, или навроде того. Словом, не по делу начало задалось… Тогда бесячий сержант решил использовать секретное свое оружие. Подбил он на такую операцию химеру: она от ранения своего отошла, на противника озлилась как следует. Да он ее от самого лагеря еще и не кормил, таким гневом набухла, что сам стал побаиваться. Как бы не сорвалась. Из своих никто об этом не знал, понятно. Кроме полковника.

Материализовалась молодица в пяти шагах от земли, прямо перед носом у Мортяна. Бр-рр. Никак к химерам не привыкнешь. Даже бесям они чужие… Беси, они в простой бубенной масти, маги, – те червовые, тоже понятный народ. А вот химеры, мороки, демоны, духи – в трефах. Трефовый капрал химера Стассиссуэссассия, для знакомых Стася, для близких знакомых Су… Говорят, химеры сладко любятся, ну да не про нашу честь. И где у них, серафим раздери, знаки различия крепятся? Все ж прозрачное! Ну, свистнул ей команду «фас» на химерьем. Стася-Су живо попрозрачнела почти до полного растворения, спикировала в двери…

Оттуда крик, свисты-шипы молодицы, которая добычу для себя сыскала, но никто не выходит.

Мортян кивает Тирсицкому, мол, пошел. Сам за ним, Пляу прикрывает сзади. Когда внутрь зашли, сержанту хватило одного удара сердца, чтобы понять: дело вконец проиграно.

Полуподвал, ступенечки вниз, а там поворот и узенький такой коридорчик. Лампочка светит едва-едва, барахло какое-то, мебель, железный сейф полкоридорчика перегораживает, чуть дальше – дверь, в щепы разбитая… Пятеро молодцов-«ударников» по коридорчику раскиданы-разбросаны. Кого-то продырявили, а кого-то Лезвием на отдельные куски разделали. Крови по полу – по стенам разбрызгано щедрей щедрого. Видно, где-то они все-таки демаскировались. Стасенька обняла какого-то дружинника ласково крылами и тихо переваривает. Мужик мельчает на глазах, уже явный не жилец. Еще пятеро по ней лупят из огромнейших пистолей, это ей как горох, а вот со стены свисает под немыслимым углом девка с Лезвием, вся, как хамелеон под цвет обоев-мебели, это у них форсированная маскировка, штатное такое снаряжение, и, сволочь, открамсывает своим оружием кусочек за кусочком от трефового капрала. Ясно, что химерочка вместе с едой своей тут же окочурится. Так вот, чтобы понять всю эту басню, бывалому сержанту больше одного удара сердца не понадобилось.

– Назад! – крикнул он своим.

Но они, прочный народ, отборная чистая сила, для быстрой реакции малость туповаты. Тирсицкий вместо назад вперед понесся. Полумертвую химеру спасать, а Пляу сзади выскочил, сбил сержанта с ног… И все это дерьмо в коридорчике перемешалось. Мортян вскочил и встретился взглядом с хамелеоншей на стене. Та самая девка-витязь, что и у моста была… та, что пометила его. И тут они оба глазами друг друга спросили и глазами ж ответили:

– Ты?

– Я!

Сержант метнул топор и попал ей плечо, так что заверещала девка, хотя Лезвия и не выронила. Выскочил бесячий сержант наверх. Больше ему тут некем командовать. За несколько мгновений, пока он с девкой разбирался, Тирсицкому глаз прострелили из пистоля, а это верная гибель. Пляу стрелку, конечно, размозжил башку дубинкой… Но девка-то Лезвия не выронила, так что у нее выходило только две цели: Пляу, и он, Мортян. А когда сержант наверх подался, то и вовсе одна верная мишень…

Мортян порвал на себе человечью трофейную одежку, и как был, с рогами, копытами, хвостом и мохнами на ладонь высотой, – какими и бывают матерые беси-самцы, помчался по тихим улочкам района Коньково в сторону Кольцевой автодороги. И странно ему было: лет сто назад в этом городе живо принялись бы от него убегать, лет триста назад немедля исполчились бы ловить, а сейчас его как будто никто не замечал. Ну, бежит по улице голый бес… Богата на выдумки мать-природа!

Подковки на копытцах весело вызванивали по асфальту мелодию шкодливого анчутки в бегах.

Стало быть, пометил и он ее, – размышлял на бегу сержант. – Она его пометила, теперь он ее… Значит, скоро одному из них не жить. Такая примета. Один другого как-нибудь уходит.

Не страшно ему было Зеленого Колокольчика: хоть наполовину, а выполнил сержант задание. Девку-витязя подранил, притом химера сожрала не простого дружинника, нет. Ей попался старший дружинник, по нашивкам видно… А это – в двух шагах от витязя.

Неутомимый бес пробежал мимо станции метро Теплый стан. Однако дальше вышла заминка. В том месте, где улица Профсоюзная ныряла под эстакаду Кольцевой автодороги, сутки назад он поиграл с парнями в фуражках. Там еще была такая сложная развязка. Была, да вся вышла. Видно, здесь полкан проводил свой отвлекающий маневр, и этот самый маневр в виде маленького старого автобуса (на таких тутошний народ любит гробы возить) лежал на боку, мятый-рваный-паленый, с десяток дружинников поливали его из гранатометов, один кто-то добавлял из огнемета по расползающейся из последних сил бесячьей пехоте. А дальше, на месте развязки, высились беспорядочные развалины… Фугас они туда, суки, подвели. Серафим их раздери, др-рань! В автобусе, небось, не меньше десятка парней было.

Мортян было задумался, как тут быть. Проход к своим охранялся, лезть в пекло – резону нет. Владыка, да гноится имя твое, вразуми, как выбраться отсель? Голова, кстати, просто раскалывается. Либо где-нибудь поблизости праведник живет, либо вредный для чистой силы предмет, крест чудотворный, или, скажем икона, чума их забери… а может быть церковь… Проклятая церковь, проклятая голова!

Вдруг все эти руины, да еще порядочный кусок шоссейной насыпи, шагов на сто по обе стороны, превратились в морскую волну… Вода, пена, столбы, каменья, мусор всяческий, машины и тела обрушились с изрядной высоты. Дружинники отпрянули, разбежались.

Полковник, херувимово отродье, силу свою показал. Вот оно что. Понятно так вышло: мол, не преграда мне эта ваша Кольцевая автодорога, не рубеж и не стена. Пройду, мол, как через водичку.

По ночной поре дружинников отозвали. Как тут охранять дефилею, когда спасателей-милиции набрело с полк? Мортян понимал вражьего воеводу: напрасно здесь стоять ни к чему. Поискать надо бы другую позицию. К полночи ближе бес вылез из кустов на улицу, убил пожилого мужика своей комплекции и оделся в человечье. А потом ящерицей проскользнул в толпе на ту сторону…

В шатре у Зеленого Колокольчика беседа вышла не такая уж и угрозная. Начальство, конечно, сообщило, что в автобусе выбито семеро бесей. И еще два – с Мортяном. И еще пять «ударников». И химера. А потом послало Мортяна в нокдаун. Хорош, полковник, умеет… Но за подраненную девку дал сержанту еще один шанс. На завтрашний день.

– Что, ваше мракобесие, – спросил начальство Мортян, – дерьмовый мы инструмент? Расходуемся быстро, а толку нет?

И ведь не от злобности нрава сказал, а начальство жалеючи: все нет ему удачи и нет. А ведь знал железное правило – начальство не жалеть никогда, чего б не случилось. Оно-то тебя не пожалеет. И когда сказал, то смекнул моментом, какая в простых словах вышла язвенность…

– Заткнись, сержант. Заткнись, а то крест заставлю кушать. Старинная казнь, со времен Юлиана Отступника не применялась, но очень хорошая. В твоем прокисшем брюхе каждая щепочка будет не хуже горячего уголька… Заткнись и не раскрывай рта, пока я не велю, а то, клянусь своею силой, так и сделаю. Какой вы инструмент? Да никакой. Вши, плесень, упыри беззубые… Два цифровых демона вместо всех вас вместе взятых были бы более ценным инструментом… инструментом… – поперхнулось начальство, задумалось о чем-то своем, тайном и смертельно опасном. Если уж у этакого свирепца вся его смазливая рожа волнами от растерянности пошла и даже серебряные бубенчики со страху звякать перестали, то, ясное дело, всплыло нечто смертельно опасное…

– Бесе, милостивый! Кого я выпустил! Это же резец… Настоящий живой резец… Резец без хозяина… – Зеленый Колокольчик пораженно выкликал фразы, утратив интерес к сержанту.

Мортян отошел подальше и сунул в пасть курево. Какой там такой резец, ведьма Петровна его знает. А что полкан столичный об экзекуции над ним, простым бесом, уже и думать забыл, – это настоящее и большое солдатское счастье…

Два еще живых зайца

16 июня, вечер после трудов праведных