Полдень, XXI век (декабрь 2010)
Шрифт:
Генеральского чина, даже при выходе на пенсию, ему так и не дали. Собираясь перейти к опытам над широкой аудиторией, он первым делом пошел на прием к другому, «действующему» полковнику, который в то время курировал массовые мероприятия. Тогда он еще оставался заведующим своей секретной «неврологической» лабораторией – с научных должностей так рано на пенсию не выгоняют – и, по идее, не должен был выступать на публике, разве что изредка с лекциями в обществе «Знание», а не с сеансами массового гипноза.
Он отлично чувствовал исходящие от коллеги страх и желание выдвинуться. Вслух не требовалось говорить ничего особенного – так,
М. К. говорил о том, что сейчас, в эпоху гласности, давно пора вынести на публику результаты многолетных экспериментов. С другой стороны, эти экспериментальные методы, которые с должной осторожностью можно отнести к области манипуляции сознанием, никто еще не проверял на массовой аудитории, а тем более, с должным научным контролем.
Подразумевалось, что полковник поймет потенциал методов, о которых рассуждал М. К. Что, как не эти методы, понадобится в эпоху кажущейся открытости, когда традиционными силовыми и идеологическими средствами действовать будет трудно? Поймет он также их потенциал для собственного карьерного роста (в случае успеха). С другой стороны, он, разумеется, беспокоился, как бы чего не вышло, но его успокаивали слова о контроле. Однако главным, конечно, были пальцевые иероглифы, которые время от времени, не перебарщивая, демонстрировал М. К., стараясь, чтобы его руки всегда оставались на периферии поля зрения собеседника.
Опыт осуществился блестяще. Полковник обещал позаботиться обо всех необходимых разрешениях.
Удачный эксперимент над коллегой принес ему удовлетворение. Следующие этапы подготовки первого выступления перед массовой аудиторией были после этого детской игрой. Начальственные дамы… Никакого донжуанства, дозированное, по минимуму, использование элементов гипноза – и они с радостью почти всю работу делали сами.
Зал в одном из крупных инженерных институтов М. К. выбрал лично, по старой памяти – когда-то он отучился здесь несколько лет. На всякий случай визиту М. К. предшествовал звонок от коллеги-полковника, но после первых слов и жестов М. К., его трогательного упоминания об alma mater, монументальная женщина-проректор с восторгом, иначе не скажешь, почти что опережая его просьбу, распорядилась подготовить необходимые бумаги и принялась звонить подчиненным, передавая им наведенный энтузиазм. Гипноз, в некотором смысле, тоже может быть заразным, по крайней мере, если говорить о гипнозе массовом… И даже передаваться по телефону…
Размышлять на досуге о природе своей власти было приятно, да и полезно, но все же надо было ехать. М. К. выжал сцепление, повернул ключ зажигания… Если у дорожных ментов появятся какие-нибудь вопросы насчет коньяка, всегда можно будет дать на лапу – или воспользоваться гипнозом.
5. Машина стояла в пробке, техника гипноза в этой ситуации ничем помочь не могла. Алый огонь светофора отражался в рубине массивного кольца на безымянном пальце М. К. Похожий на глаз, он, казалось, выражал неясную угрозу. Сигнал сменился желтым, зеленым… снова стал красным. Пробка не двигалась.
Вообще-то М. К. собирался переночевать сегодня в своей квартире на проспекте Стачек. Пытаясь объехать пробку, он свернул к Пяти углам. По направлению к Техноложке тоже стояла пробка. Пробираясь переулками, он добрался до Обводного.
И там тоже затор – в направлении к Московскому проспекту, Балтийскому вокзалу, проспекту Стачек…
Безуспешные
попытки пробиться М. К. надоели. Существовали, конечно, и другие варианты, помимо квартиры на Стачек, – особых причин ночевать именно там у него не имелось. Следовать подсказкам «мировых линий» было вполне в духе его жизненной стратегии. По ближайшему мосту он пересек канал – в противоположном направлении трафик был свободнее.На Охте у него тоже имелась квартира, куда рано или поздно надо было заехать. Правда, он не был уверен, что захочет в ней ночевать.
6. М. К. поднялся на девятый этаж. Повозился с ключами, открыл стальную дверь. В квартире недавно был сделан евроремонт, иными словами, в ней не было ничего индивидуального, неповторимого, никаких мелких недостатков, взывающих к столь близкой сердцу любого русского сентиментальности. Собственность должна приносить доход, М. К. предназначал ее для сдачи внаем каким-нибудь фирмачам.
Квартира уже была обставлена финской мебелью из некрашеного дерева, постели застелены, в холодильнике – минимальный запас продуктов, в баре набор напитков. М. К. требовал от своей обслуги, чтобы любая из его свободных квартир в любой момент годилась для проживания.
М. К. осмотрел обе комнаты, расположился на кухне. Конечно, переночевать можно было и здесь, но ночевать здесь не хотелось. А до ночи еще было далеко… Он плеснул себе коньяка. Из кухни он позвонил Татьяне.
Старая любовь не стареет… Вот человек, которого он никогда не мог, да и не стал бы гипнотизировать. Но люди стареют, увы… Шестьдесят с лишним, от былой страсти осталось немного, она превратилась в скромную душевную потребность время от времени слышать Танин голос, знать, как там и что происходит в ее жизни, иногда, разумеется, помогать деньгами.
По мелочи Татьяна материальную помощь принимала, но серьезных подарков брать не хотела – никаких автомобилей, квартир, драгоценностей, крупных сумм денег. Единственный аргумент, который на нее действовал: «я хочу помочь тебе вести достойное существование». Все, что сверх, по мнению Татьяны, было от лукавого. М. К. никогда не мог ее убедить, что легкость и свобода – тоже критерий. Втайне он, как и двадцать лет назад, словно мальчишка, робел перед нею.
Она до сих пор жила в старой двухкомнатной квартире на пару со своим мужем!
Ну ничего, ничего, то, что он оставил ей по завещанию, взять ей все же придется.
– Привет, Таня.
– Привет.
– Ну как дела?
– Да как обычно.
М. К. не раз отмечал мысленно, разговаривая по телефону со знакомыми, что невидимый собеседник обычно кажется моложе. Нестареющий, звонкий голос Татьяны мигом возвратил его в прошлое. Ему вспомнились безумные разъезды по ледяному Питеру в поисках её исчезнувшего сына – через мосты, по набережным, вдоль каналов, где в то время не было никаких пробок. Ощущение чуда, ощущение полета… Её широко раскрытые глаза в ту ночь, когда…
– Я тебя люблю.
– Да уж… Я вижу, у тебя тоже ничего нового.
Голос Татьяны звучал насмешливо, но добродушно. М. К. понимал, конечно, что не сможет исправить то, что не сложилось за двадцать лет, несколькими словами. Это не значит, однако, что следует прекратить попытки. Быть может, только благодаря им Татьяна остается для него – вне ненужных сомнений и рассуждений – единственным по-настоящему близким человеком. Вопрос, считает ли так сама Татьяна…
Иллюзия, что она в него влюблена, продержалась недолго. Если смотреть по календарю – то до того дня, как нашелся Гоша.