Полдень, XXI век (декабрь 2010)

Это теперь, задним числом, он мог с уверенностью сказать, что Гоша действительно нашелся, что старик-пенсионер, по паспорту родившийся в далеком 905-м году и носящий другую фамилию, и сын Татьяны, оказывается, были одним и тем же лицом. Смутные подозрения стали уверенностью только после возвращения второго путешественника во времени, изобретателя, сумасшедшего профессора, И. А., Ивана Александровича, которого он сам в интересах науки (или, лучше сказать, сверхнауки, ибо чем, если не ерундой, занимается наука обыкновенная, в том случае, если возможны путешествия во времени) взял под свое крыло.

– А ты-то как? – Татьяна, видимо, решила, что была слишком иронична, и прервала затянувшуюся паузу.

– Да все нормально. Собирался поехать на Стачек, но там пробки, ерунда всякая. Возможно, заночую на Охте.

– Ты бы отдохнул.

– Сама знаешь, в моем деле ни выходных, ни праздников.

– Подумать о себе тоже надо, возраст не маленький.

– Ты думаешь, я не думаю?

На здоровье он не жаловался, но что значит в шестьдесят восемь думать о себе? Мечтать о чуде? Ведь при обычном раскладе впереди ну десять, ну пятнадцать, ну двадцать лет, и только. Однако, когда у тебя в руках гениальный изобретатель, расклад может поменяться. И думать о себе – это значит думать о другом. Ничего особенного, разумный эгоизм, о котором говорили еще в девятнадцатом веке.

– Как там Иван Александрович? – Татьяна знала, что профессор живет у него на даче, но, как всегда, отличалась умением с кинжальной точностью выбрать время для того, чтобы задать вопрос. На мгновение М. К. пожалел, что сообщил ей о местонахождении И. А. С другой стороны, если он кому и позволит разделить с собой плоды профессорских открытий, так это будет Таня. Быть может, в этом – единственная возможность вернуть себе её сердце.

– Навещу его на днях.

От путешествий во времени до бессмертия – один шаг, в этом М. К. был уверен, чтобы там ни говорил профессор. Если мир устроен совсем не так, как кажется, то в этом мире все возможно.

Печаль, тревога, отчаянная надежда – вот что осталось у М. К. от этого разговора. Назвать ли иначе надежду на бессмертие, когда каждый день уносит с собой весьма заметную долю еще оставшейся энергии – и просто оставшейся жизни?

М. К. покачал головой и налил себе еще коньяка.

Каждый раз, когда он произносил – хотя бы мысленно – заветное слово «бессмертие», чувствовалась в этом какая-то ошибка, мистический непрофессионализм. О заветном лучше даже не думать.

Но за профессором, разумеется, нужен глаз да глаз. Необходимо осторожно, чтобы не догадался раньше времени, направлять его на поиск главного и присматривать за ним, чтобы…

Сколько интеллигента ни корми, уважать тебя за это он не будет, а при случае предаст и обманет.

7. Попивая коньяк, М. К. принялся обдумывать планы на ближайшие дни. В пятницу состоится очередное выступление.

Пробуждение целительных сил организма – или надежда умирает последней, что-то в этом роде. Ну, к подобному мероприятию особенно готовиться не надо.

Четверг – важная встреча насчет экспорта редких металлов. Это, конечно, дело серьезное. Тут будут кое-какие «зубры», которых фронтальной атакой не возьмешь. (М. К. достал записную книжку, полистал – на каждого участника в ней имелось несколько строчек.)

Среда… Среду он обычно посвящал близкому общению с женским полом – одной или несколькими молодыми барышнями, которых Татьяна – иногда раздраженно, иногда с юмором – в разговоре обычно называла курицами. Его, конечно, огорчало ее раздражение, но о здоровье тоже необходимо было думать. Общение, необходимое для поддержания нормального жизненного тонуса…

С Татьяной он виделся в субботу (посидели в ресторане) и надеялся увидеться в следующие выходные, – раньше, она сказала, никак не получится.

Таким образом, для визита на дачу к профессору оставался завтрашний день.

8. В безликой квартире почти на окраине города оставаться не хотелось, он подумал, что можно в качестве промежуточной точки перед завтрашней поездкой воспользоваться еще одной квартирой. Да, именно так, не зря же он ее покупал, и в этом выборе будет подходящий к случаю символический смысл. Несколько лет назад он воспользовался подвернувшейся возможностью и за совершенно бросовые деньги купил квартиру на Петроградской, которая в прошлом принадлежала самому профессору.

Расследование двойного исчезновения тогда, в семидесятые, закончилось ничем. М. К. формально не имел к следствию прямого отношения – расследованием занимался доблестный «Алеша Попович», работавший в другом отделе, а он, в своей лаборатории, изучал паранормальные способности, обнаружившиеся у Татьяны после исчезновения сына. Тем не менее, воспользовавшись комитетскими связями, он из любопытства посетил место происшествия.

Собственными глазами видел почти нетронутый контекст, из которого профессор попытался вырваться в вечность, в том числе обгорелую кладовку, в которой в момент наполовину удавшегося эксперимента стояла удивительная машина!

Он видел также мельком, но не смог тогда скопировать, показания Литвина, в которых говорилось об изобретении профессора, но которым «Алеша Попович» из зависти, полагая, что на этом смогут сделать карьеру другие, подлейшим образом не дал хода. Сейчас, говорят, он спился – что ж, поделом.

Тогда, воспользовавшись нежеланием «Алеши» дать ход делу, Татьяна сумела скрыть важную информацию – о том, что ее Гоша нашелся.

Скрыть ее, впрочем, было не так уж и трудно. Показания Литвина казались бредом. Тем более, кто мог подумать всерьез, что семидесятипятилетний старик, скромный лаборант на пенсии, – это постаревший на пятьдесят с лишним лет путешественник во времени.

М. К. узнал об этом (и поверил) намного позже, только после того, как в начале девяностых объявился профессор. Голодный, холодный, с карманами, набитыми потерявшими хождение деньгами, без документов (позабыл в спешке).

Квартира профессора к тому времени превратилась в коммуналку, там жили другие люди.

Профессора привели к Татьяне, а Татьяна привела его к М. К. Тогда-то он все и узнал. Узнал о двойном эксперименте. Трудно сказать, как бы обернулось дело, всплыви правда об эксперименте раньше, в семидесятые годы…

В результате первой попытки (не все шло, как планировалось) Гоша улетел в прошлое – и сумел вернуться, прожив незаметным лаборантом почти все советское время. Вторая попытка удалась лучше – профессор, как того и желал, отправился в будущее, но не предусмотрел, что будущее может оказаться не таким, как он рассчитывал.

Он сумел поговорить и с профессором, и с Гошей, которому было тогда уж никак не меньше девяноста и который вскоре умер.

Услышанного было достаточно, чтобы взять профессора под свое крыло и попытаться обеспечить ему наилучшие условия работы.