Полдень, XXI век (январь 2012)
Шрифт:
Его лицо пошло суматошными пятнами, как осьминог, положенный на шахматную доску.
– Но, всё-таки, хотя бы «Сейахатнаме» многомудрого Чили-би имели возможность глянуть? – Он уже сомневался в нужности дальнейшего разговора.
– Да уж не мог не поглядеть!
Он вздохнул:
– Пугаете тут старика…
Я выразил некоторое огорчение:
– Очень пухло написано. Невероятное количество преувеличений. Чилиби описывает Аккерманскую крепость, где возвышается сто башен, а стены имеют толщину в сорок шагов. Внутри крепостных стен 15 тысяч строений. А про две пушки, внутри ствола которых можно заниматься
Мой собеседник откровенно повеселел. Он будто ждал этих слов.
– Если я ещё хоть что-то понимаю в людях, то вы непременно измерили толщину стен.
– Замерил, чего там. Четыре шага в самых уязвимых местах.
– А башен сколько?..
– М-да… Я мог бы сообразить!
Чтобы доставить ему особое удовольствие пришлось хлопнуть себя по лбу:
– Всё умножено на десять!
– Конечно! Вежливость рассказчика. Типичный восточный прием. Литераторский реверанс. Роскошная гипербола никогда и нисколько не коробила вкус. Тем более, автор записок сам Эвлия Чилиби – белая борода, султанский любимчик. Этот господин провел в дороге невероятные сорок лет. И потом, природный восточный текст является сочетанием поэзии и прозы.
Он достал с книжной полки «Книгу путешествий» Чилиби. Использовав случай, я попросил передать томик мне. Книга сама распахнулась на нужной странице, я быстро нашел в описаниях любопытное место:
– «Однако неподалеку находилось пристанище джиннов. Пусть не ходят они на сынов Адамовых, а сыны Адамовы пусть не ходят на них. Эта долина является местом, внушающим страх и ужас, а вошедший в неё изумляется и поражается». Что вы на это скажете?.. Джинны – не слишком знойно для аккерманской зимы?..
Получив очередную прививку от скуки, Сандуляк повеселел ещё больше:
– Слушайте. Привожу цитату: «Приплыли драконы, из чрева которых вышли невиданные люди, поедающие белые камни и пьющие кровь». Что скажете?..
– М-мм… Средневековье. Могу предполагать, что европейские корабли…
– Прекрасно, я рад нашему общению. Первые каравеллы португальцев подошли к берегам Индии, город Каликут, описание событий глазами местного очевидца.
– Это я почти догадался. А белые камни?
– Буханки хлеба, мой друг. И пили не кровь, а вино.
– Как очевидно.
– И главное: весьма объективно. Полностью в рамках местной культурной традиции. Единство метафоры и содержания.
– Вы знаете, в одном месте Чилиби вызвал у меня умиление. Он пишет про окрестности Аккермана, «где бегали волки размером с осла». Волки… с осла. Для сравнения берут пример в одном ряду. Скажем, волки величиной с тигра.
Петрович посмотрел с укоризной:
– Придираетесь. Вспомните наше святое: муха и слон. Да и понять не мешает: Чилиби полжизни провёл верхом на осле.
– Тысяча слов равняется тысяче километров.
– Прекрасная мысль. Только наоборот: тысяча километров, а потом уже слов.
Я выпил вторую чашку зеленого чая. «Верблюд» исправно тянул беседу. Но хотелось конкретики, разговор утомительно долго барражировал над местом посадки.
– Итак, перефразируя Черчилля, можно сказать: мотылёк – «это загадка, покрытая тайной, обёрнутая в секрет»?..
Сандуляк поморщился, вздохнул. Я неожиданно понял, как надоели ему люди, торопящие результат. Собственно, из-за спешки ничего и не получалось.
Он
спросил:– А вы случайно не фляер?
Конечно, он был нервный человек, горючий, но говорить такое не стоит:
– Зачем вы так. Фраер – некорректное определение персоны, и, надеюсь, всё же не про меня.
– И я о другом. Фляер – лошадь для забега на короткие дистанции. Рывок – финиш, то бишь, результат.
– Нет, я пытаюсь делать всё основательно.
– Успокойтесь, мой одесский друг: рассчитывать на мгновенную удачу вполне разумно. Но сразу у нас может не получиться. Есть такое выражение: промысел Божий. Отец Гервасий, монах из Свято-Елено-Константиновского монастыря, меня поправил; он выразился: «Промысло Божье». Разница велика и – не велика. Я о том, что ко всему прочему, реальная затея с мотыльком в определяющей степени зависит от температуры, влажности воздуха ночью. Эти два фактора влияют на способность летать. Я уже давно подозреваю, что объект большую часть жизни пребывает в почти летаргическом оцепенении.
– Имеется предложение, – сказал я.
Сандуляк посмотрел мне в глаза:
– И у меня тоже. Давайте совершим променад на крепостную натуру.
Наше общение сдвинулось с липкой точки гостеприимства.
В половине шестого вечера того же дня мы встретились ещё раз. Теперь возле крепости. Сандуляк хотел, чтобы мы поднялись на восточную стену.
– Оттуда замечательно видно пойму.
– И замок людоеда?
– Вот как меня самого. Огромный такой замок – из камыша…
Крепостная стена, на верхней площадке которой мы остановились, могла внушить опасение даже парашютисту. Далеко внизу плескал мелкие волны лиман. Горизонт отодвинулся на двадцать – двадцать пять километров. Ошеломительная панорама, хотелось парить.
Сандуляк сказал:
– Нам придётся ночью пройти по самому верху стены. Приятного мало. Но к башне, к месту засады, иначе не подойти.
Кстати, расстояние между башнями соответствует дистанции точного попадания стрелой из лука.
Я смотрел под ноги: если идти неторопливо, то, можно сказать, совершенно смертельно мы не рисковали.
Ещё во время первой встречи стало заметно, что Игоря Петровича угнетает некий невысказанный вопрос. Не то, чтобы я как-то уж замечательно знаю людскую натуру, но вопрос этот должен был обязательно прозвучать.
– Знаете, Игорь Петрович, – сказал я, – меня нисколько не мучают угрызения совести. Со стороны смотришь: два образованных человека ловят реликтовое существо… Вроде бы разумно оставить его в покое?..
Сандуляк понял меня прекрасно:
– Для начала поверим репортеру «Одесской хроники». Он уверен: нападение на семью Санеевых произвела бабочка сатурния, другое её название: «ночной глаз». Моё личное мнение: это был исполинский мотылёк; какого вида – узнаем после вашей творческой возни в библиотеке.
– Мой вопрос несколько о другом.
– Я понял, понял вопрос, мой гость из Одессы. Итак, сатурния?
– Хорошо, пусть будет сатурния.
– Но у сатурнии единственная роль на белом свете – найти свою вторую половину и произвести кладку яиц. Она не испытывает потребности в пище, у неё даже отсутствует хоботок! Это существо, которое, можно сказать, пребывает в раю.