Поле биты - Вечность

— Да, но только три штуки, — ответил я, открывая дверцу и выбираясь наружу. Ноги ушли в липкое месиво почти по колено. — Эх, пропали мои хромовые сапожки, — бормотал я, пробираясь к багажнику.

Мишка тоже вылез из машины, но сходить на землю не стал, а остался на подножке, глядя на небо:

— Засек, засек он нас, мать его арийскую через три землянки с посвистом и три отбойных молотка ему в жопу!!! Серега, давай быстрее, чего ты возишься!

Я, с трудом открыв заляпанный глиной багажник, достал из тайника тубус с «Иглой» и быстренько привел комплекс в боевое положение. «Мессер», считая легковушку простой добычей, снижался не спеша, по пологой глиссаде. «Не уважает, гад!» — злобно подумал я. Ну, так и я не буду на всяких придурков дорогие ракеты тратить. Спонтанно приняв решение, бросаю «ПЗРК» назад в багажник и извлекаю «ПК». Самолет уже близко, слышен шум двигателя, и я, грохнув сошками по крыше, жму на спусковой крючок, взяв упреждение «на два пальца». Опыта стрельбы по низколетящим целям у меня не было, но мне несказанно повезло. Длинная очередь, скользнув по капоту истребителя, бьет в лобовое стекло фонаря кабины. 70-миллиметровое бронестекло не спасает вражеского аса. Ленту в этот пулемет заправлял лично я, каждый третий патрон — бронебойный. Мне прекрасно видно, как вместе со стеклом разлетается голова летчика. Продолжая заданную мертвым пилотом траекторию, «Мессершмитт» проносится над «Росси», касается земли метрах в ста от нас и, пропахав в мокром грунте приличную полосу, переворачивается и взрывается.

Негромкое «Ура» из салона автомобиля не может заглушить трехэтажного мата Мишки, объясняющего всем окружающим, на каком месте и как он хотел бы видеть таких пижонов, как я.

— Виноват, каюсь, — пытаюсь оправдаться я, — но очень уж захотелось проучить эту заразу. Ну, ты же видел, Миха, как он на нас заходил! Как на полигоне, тля! За людей уже нас не считают, обурели от безнаказанности!

— Все равно ты дурак! А если бы ты промахнулся? Тогда к нам резво пришел бы толстый полярный лис! — ответил Бэдмен. — Горыныч, мотор остыл? Ну, вот и поехали отсюда!

Счистив об подножку пласты грязи с сапог, залезаю в салон, где продолжает наяривать «Рамштайн». «ПК» я теперь держу в ногах, мало ли какие еще развлекалочки может подкинуть окружающая нас действительность.

К вечеру стало ясно, что из графика мы выбились капитально. Решив не испытывать судьбу на ночной дороге, мы заехали в небольшой лесок и разбили бивак. Быстренько установили палатки, накачали компрессором матрасы и завалились спать. Устали мы так, словно всю дорогу тащили машину на собственном горбу.

Встали рано, затемно. Разогрели на газовом примусе нехитрый завтрак. Начавшаяся вчера на юге канонада усилилась. Гудериан ломился к Орлу и Брянску. Завтра полыхнет и здесь, надо поторапливаться. По нашим прикидкам, мы уже должны быть в тылу Резервного фронта. Первый же встреченный пост подтвердил наши предположения. До цели оставалось всего ничего — десять километров. Но дорога за ночь не стала суше. Скорость продвижения по-прежнему была черепашьей.

Где-то через час догнали небольшую колонну пехоты. Человек сто пятьдесят уныло брели по жидкой грязи. Что-то в облике красноармейцев показалось мне странным.

— Мужики, гляньте, — обратился я к друзьям, — все солдаты в сапогах и почти все в фуражках! Что бы это значило?

— Я сейчас тормозну возле командира, а ты спроси, раз такой любопытный, заодно дорогу уточни! — сказал Горыныч.

— Утро доброе! — не по-уставному, как и полагается интеллигенту, волей обстоятельств надевшему военную форму, обратился я к командиру. Еще одна странность — у командира на петлицах было по две шпалы. Майор, а командует ротой, или батальоном, если учитывать потери.

— Здравия желаю, товарищ старший политрук! — ответил майор, четко подбрасывая руку к козырьку фуражки. — Номера на машине московские, значит, издалека путь держите… Майор Журавлев, командир отдельного штурмового батальона.

— Старший политрук Иванов, корреспондент «Известий», — в свою очередь, представился я, в мозгу щелкнуло: «Штурмовой батальон, да ведь это штрафники!» — Не подскажете, в расположение 8-й дивизии народного ополчения мы правильно едем?

— Правильно, левый фланг дивизии как раз за тем березнячком, мы туда на усиление идем. Какие новости в столице? Что с обстановкой на фронтах? А то нам отдали приказ, мы и пошли, а что вокруг творится — и знать не знаем! На юге второй день гремит.

— Немцы под Брянском фронт прорвали, скоро и здесь начнется, — ответил я, доставая из кармана шинели портсигар с папиросами «Казбек» и протягивая его майору, — курите?

— Не откажусь. — Журавлев деликатно взял одну папиросу и быстро сунул ее за подкладку фуражки. — Значит, попер немец… Ну, умоемся мы теперь кровушкой…

— Ладно, майор, удачи вам! Поедем мы дальше, — сказал я, крепко пожав ему руку. «Дай тебе бог уцелеть в этой мясорубке!»

— Ну, и кто это был? — поинтересовалась Маша. — Явно ведь, что необычная часть…

— Штрафной батальон, — отмахнулся я. — Бывшие командиры, вот поэтому и обуты в сапоги и на головах фуражки.

— Как это — штрафной? — удивилась Маша. — Ведь до приказа № 227 еще больше года!

— Нда, а куда сейчас девать проштрафившихся? — ответил я. — Вот и придумали «штурмовые батальоны»! По названию одно, а по сути — то же самое!

Мы тронулись, снова обгоняя бредущих людей. За указанной березовой рощей, которой в нашем времени уже не было, действительно открылись позиции ополченцев. Эти места мы уже успели облазить, но за полвека ландшафт успел измениться. В двадцать первом веке здесь почти не было деревьев, да и холмы немного изменили форму и съежились. Нужный нам полк мы отыскали довольно быстро и вскоре входили в землянку командного пункта. Из-за корявого стола, сколоченного из горбылей, нам навстречу поднялись три человека. Майор, с худым землистым лицом, орденом Красной Звезды и золотой планкой тяжелого ранения. Пухлый, румянощекий капитан, в новенькой, щеголеватой форме. Третьим был бритый «под Котовского», чернобровый великан со знаками различия батальонного комиссара.

— Старший политрук Иванов, спецкор газеты «Известия», — представился я, — а это политрук Суворов, фотокорреспондент. Мария Качалова, актриса московского театра. — Гарик, как и полагалось водителю, остался у машины.

— Командир полка майор Копылов, — тоже начал представление худой, — начштаба капитан Юдин, комиссар полка Лайтаренко. А это представитель Особого отдела Левкович, — добавил Копылов, глядя нам за спину.

— Попрошу ваши документы, — раздался сзади скрипучий голос. Мы обернулись и увидели только что вошедшего человека в кожаном реглане, своей внешностью остро напомнившего мне председателя солдатского комитета Зоникмана, встреченного нами в восемнадцатом году.

Мы молча вручили Левковичу наши удостоверения личности и предписания. Изучал он их минут пять, все это время в землянке стояла гробовая тишина. Наконец вернув нам документы, с лицом, на котором явно читалось разочарование, особист прошел в темный угол и сел, не дожидаясь комполка. Нагловато себя ведет парнишка…

— Присаживайтесь, пожалуйста, товарищи! Курите, если хотите! — Копылов жестом показал на лавку. Мы присели. — Какими судьбами вас привело к нам в гости?

— Хотим сделать статью о народном ополчении, — начал я, Мишка расстегнул шинель и достал сигареты. Яркую красно-белую пачку «Мальборо»! Я увидел, что глаза особиста сверкнули в полумраке, как вспышка магния. Поняв оплошность, Мишка торопливо спрятал сигареты, но было поздно. Чтобы отвлечь внимание, я продолжил: — Ведь в ополчение пошли довольно известные до войны люди, писатели, художники. Вот, так сказать, на живых примерах и покажем читателям, что долг любого советского человека — не отсиживаться в тылу, упирая на прошлые заслуги, а защищать свою Родину с оружием в руках.

— Да, тема очень нужная! — сказал комиссар густым басом. — С чего начнете? Или, может быть, хотите перекусить с дороги?

— Нет, благодарю, мы сыты! — ответил я. — Я рассчитывал поездить по ротам, поговорить с людьми. Товарищ Суворов сделает несколько снимков. А после того, как мы закончим, товарищ Качалова может спеть несколько песен! — Тут я получил от Марии увесистый удар локтем в бок. Кажется, петь она не собиралась.

— Хорошо, я дам вам сопровождающего, — сказал майор. — Советую начать с первого батальона, там больше всего художественной интеллигенции.