Полемические сочинения против монофизитов

Да если и окажется, что они были явные еретики, даже и тогда не следует отвергать Собор. 1237С Вот и Собор в Никее признал семерых еретиков, кои и до него ари — анствовали, и затем упорствовали. Однако мы ведь не говорим из-за этого, что [участников было] 311, а не 318 [369] . К тому же и Ювеналий, епископ Иерусалимский, и иные из тех, что присутствовали на втором Соборе в Эфесе, который они признали, были [также] и в Халкидоне.

Засим из времен Юстиниана [370] появляется и другой вопрос к нам. Поскольку Юстиниан, видя, что "колеблющиеся" раскричались против Феодорита и Ивы, и из-за них отворачиваются и от Собора, анафематствовал их, то они вопрошают нас: 1237D "Почему вы анафематсвуете их? Они были хороши, или дурны? Если хороши, то почему вы их анафематсвуете? Если же дурны, то почему их признал Собор? Ведь ежели вы ныне их анафематсвуете как дурных, то, что же делать с Собором в Халкидоне, который принял их, и который вы признаете?" На это мы говорим, что Юстиниан соделал сие по своего рода домостроительству. Поскольку он узрел, как мы сказали, что "колеблющиеся" отвернулись из-за них от Собора, и подумал, что ежели анафематствует их, то подтолкнет их к признанию Собора. Так что он посчитал нужным анафематствовать этих двух (хоть и не обязательно было их анафематствовать), дабы всех объединить [371] .

369

восходящим к Быт. 14:14, то есть повторялось как соответствующее определенной парадигме, но автор De Sectis в данном месте относится к этому числу вполне реалистически.

370

Фраза, из которой ясно, что своей окончательной редакции трактат был написан спустя определенное время от эпохи Юстиниана.

371

Об этой критике имп. Юстиниана за осуждение "трех глав" см. в Предисловии к Леонтию Иерусалимскому. Данное место свидетельствует о неоднозначном отношении среди некоторых халкидонитов к императорскому Эдикту. Хотя следует отметить, что в данном случае умеренная критика Эдикта высказана в полемике с монофизитами. Тот факт, что здесь не упоминается Феодорит, не говорит о том, что автор трактата разделяет его богословие, поскольку в данном месте он отвечает на вопрос монофизитов относительно статуса Халкидонского Собора, в котором участвовали Феодор и Ива, т. е. речь только о них двоих. Свое же отношение к Феодору Мопсуестийскому, богословие которого дало повод для несторианства, автор выразил выше, как и свое отношение к Феодориту Киррскому, которого он считает свободным от обвинений в несторианстве (в отличие от Ивы Эдесского). Эдикт же критикуется, скорее, как не достигший своей цели — привлечь колеблющихся монофизитов на сторону Халкидона. Как видно из хода рассуждения в данном месте De Sectis, вместо того, чтобы привлечь монофизитов, этот Эдикт оказывался для них ар1умен — том в споре против Халкидонитов. Впрочем, вину в этом автор трактата, похоже, возлагает не на Эдикт, а на самих монофизитов. Как бы то ни было, святым из участников христологических споров V в. автор трактата именует именно Кирилла Александрийского, а также Прокла и Флавиана Константинопольских.

И поэтому анафематствовал их, однако "колеблющиеся" и тогда не принимали Собора.

1240А Деяние седьмое.

После же обвинений, основанных на содеянном, перейдем и к тем, кои делаются против нас на основе умозаключений. Первое из них таково: "Если вы говорите, что во Христе две природы, то непременно говорите, что и две ипостаси. Если же две ипостаси, то и два лица, два Христа, и два Сына. И оказывается, что вы мыслите так же, как и Несторий". Эту апорию мы разрешим опровержением и противопоставлением. Опровержением, так как вы выдвигаете дурную апорию, а сие таково, поскольку то же безумие происходит и с вами. Ибо ежели вы говорите, что Христос из двух природ, стало быть, и из двух ипостасей, и из двух лиц, существующих самих по себе и самоопределяющихся (ib ютсЈq loq юта). И получилось бы у вас, что человечество без Божества, что безумно, и также и вы не допускаете [сие] исповедовать. 1240В Ибо о том, что, как вы говорите, единилось, мы говорим после единения. И если вы заявляете, что единились безипостасные (avimocn: dTOU<;) [372] природы, то и мы это говорим. Коли же воипостасные (evimocndTout;) [373] , то исповедовать сие — безумие, однако мы будем говорить об этом, когда вы сперва зачнете сие безумие. А для того, чтобы разрешить сию апорию противопоставлением… [374] они приводят кое — какую другую апорию, подобную предыдущей, но иначе построенную, так вот, когда мы ее разрешим, разрешится и предыдущая. Она такова: "Ежели вы говорите о двух природах, они или воипостасны или бези — постасны. Если они воипостасны, то вы вводите два лица, двух Христов и двух Сыновей. Если же они безипостасны, то они не из сущих, а говорить, что природы Христа не из сущих, — безумно". Этой апории мы противостоим опять же с помощью 124 °C опровержения и противопоставления. Опровержения, поскольку вы выдвигаете дурную апорию. Ибо если вы говорите, что Христос из двух природ, то и сии природы либо воипостасны, либо безипостасны. Ежели во — ипостасны, то вы вводите два лица, двух Христов и двух Сыновей, если же безипостасны, то вы говорите, что Христос — из несущих природ.

372

Смысл этого термина раскрывается ниже.

373

172 В данном случае, evimoaxaxoui;, вероятно, означает: имеющие ипостась, то есть существующие сами по себе, имеющие существование. Т. е. можно было бы перевести (и наверно это было бы даже точнее) не "воипостасны", а "ипостасны", однако, чтобы подчеркнуть параллелизм выражений dvimoaxaxo<; — Јvimoaxaxo<; и привлечь внимание к, пусть и обычному, употреблению термина, часто встречающегося в "Леонтьевском корпусе", мы передаем его буквально следуя внутренней форме слова. О значениях этого термина в "Леонтьевском корпусе" см. в: Леонтий Византийский. Сборник исследований, под ред. А. Р. Фокина. М. 2006, особенно статьи Кросса и Говоруна.

374

173 Анаколуф — прим. перев.

Дабы не оставлять неверное разрешенное неверным, ибо сие не благородно, опровергнем дурную апорию и с помощью противопоставления. Итак, следует знать, что воипостасное или ипостась обозначает две [вещи]: Обозначает просто сущее (то атсЛсЬд ov), и в отношении него, обозначающего это, мы говорим о воипостасных акциденциях (сгир|3lb|3 г]к6та evimocTdxa), даже если они обладают бытием в других. 1240D Обозначает оно и сущее само по себе (то кав' ёаитд ov), как неделимые (или: "индивидуумы") сущностей (та атора tgjv ouotgjv). Так и получается, что само по себе воипостасное зовется воипостасным двояко: в связи с тем, что оно сущее, и в связи с тем, что существует само по себе, как Петр и Павел. Но и безипостасное двузначно: зовется безипостасным и несущее (то pr]5apcog ov), как козоолень и конекентавр. В свою очередь зовется без — ипостаным и не несущее, а то, что обладает бытием (xf]v uTioaxaaiv) в другом, но не существует само по себе (рт] каб' lbсшт6 ucj)icxTdpЈVOv), 1241А как акциденции. Засим, когда они спросят нас: "Если вы говорите, что во Христе две природы, то называете их воипостасными или безиспостасны — ми?", мы их спросим в ответ: "В каком смысле вы используете здесь воипостасное?" Если они скажут, что используют его в значении просто сущее, то мы ответим, что, раз оно обозначает сие, то мы заявляем о двух природах во Христе, и ничего безумного, как введение двух лиц, нами и не вводится. Ибо мы взяли [термин] ипостась не в этом значении. А для того, чтобы разъяснить сказанное, мы подойдем к вопросу силлогистически, изменив имена, и скажем так: "Если во Христе две природы, то следовательно они во — ипостасны, воипостасное же означает сущее. Таким образом, две природы Христа — из сущих". 1241В Если же они скажут: "Воипостасным мы называем существующее само по себе", то мы ответим, что в этом случае две природы Христа не воипостасны, но безипостасны. И нами не будет выдумано безумное. Ибо мы называем их безипостасными не потому, что они не существует, но потому, что не существуют сами по себе. И опять же для того, чтобы разъяснить сказанное, подойдем к вопросу силлогистически, изменив имена. Если во Христе две природы, следовательно они безиспо — стасны, безипостасное же означает не несущее, а несуществующее само по себе. Таким образом, природы Христа не существуют сами по себе. И ежели мы так скажем, то не введем два лица, но и не сделаем их (безипостасные природы Христа — Ф. Б.) из несущих, 1241 С ибо мы взяли безипостасное в значении не сущее само по себе, а не в значении несущее. То же, что у ипостаси есть два значения, знает и церковная традиция, а св. Кирилл являет ее в значении просто сущего [375] . А если кто в свою очередь различает ипостаси в едином Христе, то говоря о просто сущем, то о сущем самом по себе, [то] из этого мы узнаем, что ипостаси остались несмес — ны. Тому же, кто присваивает высказываниям в Евангелии два лица или ипостаси, да будет анафема. Таким образом, было обнаружено, что они хотят ввести нас в заблуждение с помощью омонимии.

375

Ср. у св. Кирилла: "поскольку природы, или же ипостаси, остались несмешанными" (Суг. ., Scholia. Засвидетельствовано у Иоанна Грамматика Кесарийского: АСО i, 5, 227). Леонтий Иерусалимский ссылается на такое словоупотребление св. Кирилла, когда природы во Христе в своей реальности именуются ипостасями в трактате Против монофизитов (PG 86,1825А).

1241D Они приводят нам и иную апорию, коя такова: "Если вы говорите о двух природах, то вводите разделение (6ialqЈcriv), ибо вводите число. Число же относится к раздельному количеству (SicoQicrpevou постои) [376] ". На это нам следует вновь повторить вышесказанное, так как и у вас происходит то же безумие, ведь ежели вы говорите, что Христос из двух природ, то поскольку вводите число два, а число приводит к раздельному [количеству], выходит, что и вы вводите разделение. Для того же, чтобы и нам, как они, аргументировать любомудро, следует знать, что число бывает не только раздельного количества, но можно также найти его обозначающим непрерывное (tcov auvexwv). 1244А Например, когда мы говорим, что бревно в пять локтей, или, когда Аристотель заявляет, что время — число движения [377] , ибо сей назвал время числом, а оно считается непрерывным [378] . Так вот, число двузначно и употребляется и по отношению к раздельному, и по отношению к непрерывному количеству. Правда, если быть точным, то нам не следует говорить о диаде во Христе в смысле непрерывного числа, ибо непрерывное есть то, чьи части объединяет общая граница [379] . Однако размышлять о частях Божества, дабы общая граница объединила их с телом, да и выдумать такое нелегко. Ведь непрерывное [количество] употребляется только в отношении размеров. Напротив, нам следует использовать здесь число в значении раздельного количества. Ведь раздельное [количество] — это отнюдь не только разделенное (5ir]or]|aЈvov), но и единенное (f]vaj|aЈvov), хотя и сохраняет свое значение 1244В разделения (бихкрию-|aevov). Так например, мы называем тело и непрерывным и раздельным. Непрерывным — потому что просто обладает измерениями, раздельным же поскольку измерений три. Тем не менее, измерения не отделены друг от друга, но мы называем их раздельными потому, что каждое из них обладает своим названием.

376

Ср. Aristoteles, Categorias p. 4b 1. 20.

377

См. Aristoteles, De caelo, p. 279a, 1.14.

378

Ср. обсуждение этой проблематики и смежных вопросов у Иоанна Филопона в отрывке, цитируемом в Doctrina Patrum (272. 2—273.15) и анализ этого места в: Сидоров А. И. Логика и диалектика Иоанна Филопона: о характере переходной эпохи в развитии философской мысли от античности к средневековью // Историко — философский ежегодник, 89. С. 182.

379

Ср. Aristoteles, Categories p. 4b 1. 25.

Поскольку же иные возмущаются, слыша о раздельном [во Христе], мы оставим сие решение, хоть оно и хорошо, и приведем другое. Так вот, следует знать, что единое (то ^употребляется во многих значениях: бывает единое по числу, как "Сократ", единое по виду, как "человек", и единое по роду, как "живое существо". 1244 С Так же и два: бывает два по числу, как "Сократ" и "Платон", два по виду, как "человек" и "конь", и два по роду, как "сущность" и "белое". Засим, когда мы скажем "два" по отношению ко Христу, мы не назовем Его двумя по числу, но единым по числу, и двумя по виду. То, что мы можем так сказать, являет и Аристотель, молвивший отчетливо о материи и виде (или: "форме" — Ф. Б.), что они суть единое по числу, и два по виду. Святой же Кирилл, сказал о Христе, что оба составляют единое, но не по природе, а по соединению (auvobo)).

Они же вдобавок к сему вновь приводят апорию против нас: "Если вы в отношении одного и того же говорите о едином и двух, то приходите к противоречию, и оказывается, что либо то, что вы говорите ложно, либо противоречие истинно". На это мы скажем, что подобное высказывание 1244D истинно не в отношении одного и того же, но в отношении различного, что отнюдь не безумно.

Следует знать, что все эти апории не принадлежат "колеблющимся", но последние, позаимствовав их у несто — риан, приводят их против нас. Ведь именно [несториане] учат о двух лицах и двух Христах и сообща выдвигают апорию против тех, кто говорит о двух природах единившихся ли, или же после единения: "Если вы говорите две природы, то вводите два лица". Так что конечно, на основе сих апорий и мы, и "колеблющиеся" приходим к нелепице, у несториан же отнюдь такого не происходит, напротив, их догматы основываются на сих [апориях].

1245А Приводят против нас и другую апорию, коя хоть и принадлежит им ("колеблющимся" — Ф. Б.), однако заканчивается также несторианским учением. Ибо говорит им Церковь: "Если вы называете единенное несмесным, и с одной стороны страстным, с другой же — бесстрастным, видимым и невидимым, описываемым и неописуемым, смертным и бессмертным и т. п., то по необходимости вводите две природы". На это они возражают, что ничего нелепого нет в том, чтобы называть единенное несмесным, а также страстным и бесстрастным, и говорить при этом по отношению к ним об одной природе. И затем приводят в качестве подтверждения пример человека. "Ибо вот, — говорят, — душа и тело несмесно единены в человеке: видимое и невидимое, смертное и бессмертное и др. Однако же мы говорим не о двух природах человека, а об одной". 1245В На это последователи Собора отвечают: "Точно так же, как вы говорите, что в человеке сохраняется единенное после единения — смертное и бессмертное и прочее, так и мы говорим о Христе, однако все это суть отличительные черты (уVO)QLOTLKOc) Двух природ".

На это приспешники Гайана не знают, что и сказать, ибо они исповедуют, что единенное есть несмесное, однако никак не допускают говорить о различии (Ьихфо — Qav), да и вообще называть "двумя". Напротив они именуют единенное после единения чем-то единым. Феодосиане же, то есть приспешники Севира, нашли себе оправдание, и заявляют: 1245С "Мы исповедуем, что различие было в частях, исход же [единения] — единое." Ведь они хотят во всем применять пример человека по отношению ко Христу. А затем, поскольку начинают чувствовать, что впадают в учение Собора, они немного меняют формулировку: "Мы говорим о различных природах частей, а в отношении исхода — об одной. А на Соборе речь шла об исходе". А мы на это: "Вы ошибаетесь!" Ведь на Соборе речь шла не об исходе, а о частях, и это явствует из многого. Во — первых, на примере гайанитов, ибо оные, заботясь о старинном учении, спорят ныне с Собором, 1245D так как он заявляет о двух частях. Ибо они желают, чтобы и части были чем-то единым после единения. Напротив, на это и феодосиане также говорят "нет". Ибо не гайаниты заботятся о старинном учении, а скорее мы. Мы же в свою очередь скажем на это, что ежели на примере гайанитов вы не убедились, то придется вам убедиться в этом (в том, что на Соборе речь шла о частях, а не об исходе — Ф. Б.) на примере акефалов. Ибо они, явно, будучи древнее вас и гайанитов, спорят с Собором, так как он заявляет о двух частях. Мы докажем сие, опираясь и на Евтихия, ибо Собор обратился к оному, не соглашаясь по поводу частей, так как тот заявлял, что тело [Христово] не единосущно нам. Таким образом, раз Собор обратился к Евтихию по поводу частей, 1248А очевидным образом и Сам Он высказывался относительно частей, а не исхода. Если же не примете сего, то все вами вышеупомянутые апории лишите смысла, ибо вы выдвигаете против нас апории касательно того, что никому нельзя говорить два после единения, кроме тех, кто вводит разделение. Однако они, пожалуй, скажут нам: "Допустим, на Соборе речь шла о частях, тогда почему же вы ныне не говорите об одной природе?" А мы им отвечаем, что, во — первых, кажется, что отцы так не говорили. Затем же, если заботиться о точности, то у исхода была не одна природа, а две. Но, пожалуй, кто-нибудь спросит: "Как же у нас тогда не будет противоречия с примером человека, который, будучи из души и тела, обладает одной природой, а не двумя, как мы сие заявляем по отношению к Христу?" На это скажем, что сие так, поскольку мы говорим, 1248В что у человека одна природа, у Христа же две. И то же самое отношение (Aoyov), коим обладает одна природа к ипостаси человека, точно такое же имеют две природы к ипостаси Христа.

Для того же, чтобы сказанное было понятным, следует повторить вышеописанные апории. Когда Церковь заявляет: "Ежели вы говорите, что единенные — несмесны, и что их природы сохраняются после единения (смертное, и напротив бессмертное и т. п.), то вам придется ввести две природы", они отвечают, что нет ничего нелепого в том, чтобы говорить, что единенные — несмесны, и что их природы сохраняются после единения, и при этом утверждать одну природу. 1248С "Вот, ведь — говорят, — мы же называем человека одной природой, а единенные в нем несмесны — ми". Теснимые же последователи Собора отвечают на сей пример: "Да и в отношении человека мы говорим о двух природах!" Тогда феодосиане: "Раз так, то ежели вы говорите, что в человеке две природы, то придется вам сказать, что у Христа три". В свою очередь последователи Собора: "Коли вы заставляете нас говорить, что во Христе три природы, то и вы утверждаете, что Он из трех, ведь вы заявляете, что Он — из Божества и человечества, у человечества две природы и у Божества [еще] одна". Следует знать, что Собору приходится говорить три природы, феодосинам же из трех — отнюдь, потому что, они, утверждая, что Христос — из Божества и человечества, 1248D заявляют, что у человека одна природа, а мы — две. Так что у вас выходит три природы, а у них нет. Ибо мы говорим, что две природы человека и одна — Слова. А попросту говоря, мы так не говорим, но заявляем, что у человека одна природа, у Христа же — две.

А почему так, [тоже] следует знать. Мы утверждаем, что в Священном Писании существуют некие начала, кои исповедуются всеми и принимаются и нами, и ними. Давайте изучим и то, и другое учение на их основе, и то, что мы найдем согласным с этими началами, то очевидно и правильно, то же, что противоречит, явственно дурно, и его следует отмести. Так вот, исповедуется, что [Христос] был и Бог и человек, и что был в собственном смысле слова Бог, и в собственном смысле слова человек, и что Он по природе Бог и по природе человек, и что Он единосущен 1249А Отцу, и что единосущен нам, и что Он один из Троицы, и что один из нас, и что Бог Слово посчитал достойным стать человеком, и много другое подобное сему мы найдем в Священном Писании.

Итак, испытаем на основании сего оба учения, а сперва — об одной природе, и ежели оно хорошо, мы его примем, а если дурно — отвергнем. Пусть объектами нашего рассмотрения будут три существительных: просто души, просто тела, и просто сформированные люди. Из них мы возьмем одну душу и одно тело и сформируем некого человека, хотя бы Петра, и окажется, пожалуй, что он обладает их природой и конечно единосущен человекам. 1249В Так вот сформированный Петр единосущен ни душам, ни телам, и не является в собственном смысле слова ни душой, ни телом. Ведь, пожалуй, никто не употребит то же самое слово, которое употребляет по отношению к душе и к телу, к Петру. Однако он является единосущным человекам по называнию, ибо принимает их определение, и есть нечто иное отличное от души и тела. Перейдем ко Христу. Божество у них аналогично душе, а человечество — телу. В таком случае Христос не единосущен ни Отцу, ни нам, так же как Петр не единосущен ни душе, ни телу. Так что Христос в собственном смысле слова не является ни Богом, ни человеком. Он по природе ни Бог, ни человек, и не является ни одним из Троицы, ни одним из нас, 1249С так же как Петр не является ни одним из душ, ни одним из тел. Говорить же подобное в отношении Христа значит опровергать те начала, в коих мы согласны, что нелепо. Если же мы предположим, что у Христа две природы, то сим не вступим ни в какие противоречия с началами, но обнаружим, что все сходится. Ибо Один и Тог же и Бог, и человек. И Один и Тот же единосущен и Отцу, и нам. И [также] является в собственном смысле слова и Богом, и человеком, и по природе и Бог, и человек. И Он — один из Троицы, и один из нас. Ибо одна и та же ипостась принимает определения двух природ. И то же слово, которое употребит иной к Божеству, его же найдет и в отношении Христа. А то, что к человечеству, то слово употребит и к 1249D сущности Христа, дабы ее описать. Так что по необходимости, [приходится признать], что у Христа две природы одной ипостаси.