Полет валькирии
Шрифт:
Встряхнув головой, Кристина сжала кулаки, чувствуя, как крепнет ее решимость.
– Мы будем сражаться, – твердо сказала она, и то были слова уже не студентки из Москвы, а валькирии.
* * *
– Вот, значит, как, – задумчиво протянул Кнут и откинулся на спинку стула. – В полную луну, значит, да?
– Это уже скоро, – прошедший за разговорами ужин подошел к концу, и Гудрун взялась убирать со стола.
Даже, несмотря на то, что Ульв и Кристина провели почти весь день в разговорах с конунгом и его провидицей,
Подавив в себе внутренние переживания по поводу того, что она непременно потолстеет, Кристина тоже встала со своего места и поспешила помочь Гудрун. Мужчины же остались сидеть за столом.
– Стало быть, нынешней ночью конунг прикажет разжечь костры на вышках и даст знак всей долине готовиться к битве. – Сказал Кнут. – Местные бонды соберут дружины и пришлют их в Холгер. Через два дня мы будем полностью готовы и сможем выступить.
– Выступить? – встревожено спросила Кристина. – Я думала, что будет осада или как-то так.
– Нет, девочка, – старый воин покачал головой. – Отсиживаться за стенами это крайняя мера, на случай, если мы не сможем сдержать натиска врагов, и отступать будет некуда. Холгер далеко от скал и никто не знает, что взбредет в голову драуграм. Мы не можем позволить мертвецам разбрестись по долине: следует дать тварям бой сразу, как только они выползут из своих нор. Все крупные лазы, что нашли – мы давно завалили камнями. Но драугры, наверняка, отыщут путь наружу. Вот тогда мы их и встретим.
Кристина кивнула в знак согласия – она как-то и не подумала, что драугры могут начать с деревень. Хольд был абсолютно прав – этого нельзя допустить: мало того, погибнет множество людей, так еще и драугры приумножат свои силы, обратив мертвецов против выживших.
Коснувшись рукояти сломанного меча, с которым она теперь никогда не расставалась, Кристина вспомнила о непостоянстве своей силы. Она хотела затронуть этот вопрос, но хозяин дома заговорил раньше:
– Боги не дали мне сыновей, – тихо произнес Кнут, глядя на донышко пустой кружки. – Только двух дочерей.
– Только попробуй сказать, что недоволен, – нахмурилась Гудрун, взвесив в руке тяжелую миску.
– Нет, вовсе нет, – на суровом лице старого воина появилась улыбка. – Я люблю своих дочерей и внучек и благодарен тебе за здоровых детей, вот только…
– Сейчас он начнет причитать, что недоволен выбором женихов, – шепнула Гудрун Кристине.
Так оно и произошло.
– Мои дочки, – вздохнул Кнут. – Мои красавицы: одна вышла за торговца, а другая за земледельца… за пахаря, Ульв!
– В этом нет ничего дурного… – попробовала вставить Гудрун.
– Ага, – фыркнул Кнут, смерив жену недовольным взглядом. – Руки мужчины должны сжимать оружие, чтобы он смог защитить то, что ему дорого! Грядет битва, женщина, и чем же торгаш да землекоп смогут защитить своих жен и детей? Плугом, да кошелем?
– Зато наши дочери и внучки ни в чем не нуждаются! Они окружены заботой и достатком…
– И какой толк в богатстве,
когда на пороге встанут драугры? Молчишь? Вот и правильно, – хольд наполнил элем свою кружку и кружку Ульва. – Я бы хотел выйти в бой бок о бок, если не сыновьями, то с избранниками моих дочерей, но я лишен этого…– Ты начинаешь этот разговор перед каждой битвой, – покачала головой Гудрун. – Может уже хватит?
– Я сам решу, когда хватит, женщина! – огрызнулся Кнут и снова обратился к Ульву:
– Ты представляешь, когда я попытался научить этих олухов хотя бы правильно держать меч, они заявили, что битвы не для них! Хвала богам, что у нас только внучки, чему эти землемер да крохобор смогли бы научить сыновей? Представляешь, они сказали, что хотят встретить смерть дома, у теплого очага, в окружении родичей! Тьфу! Разве такие речи достойны мужчины?
– Я не знаю, – неожиданно ответил Ульв, чем удивил всех, кто находился сейчас в комнате. – С рождения меня воспитывали, как воина, и я стал воином. Только в битве я вижу свое предназначение, и руки мои не могут сжимать ничего, кроме оружия. Я знаю меч, знаю молот, топор, копье, щит, но мне не дано познать мирного промысла. – Мужчина взглянул на свои грубые ладони, после чего сжал кулаки. – Я служу своим богам и своему народу так, как могу. Счастье для меня – это победа в сече.
– И это верно! – заметил Кнут.
– Но разве мог бы я держать меч, не скуй его кузнец? Были бы у меня силы, не ешь я мяса, что добыли охотники и рыбаки? Счастье для них – это давать другим то, что им нужно. Мой же долг и призвание – защищать тех, кто сам не может этого сделать. Любой труд должен нести радость, и не всем дано проливать кровь, как свою, так и чужую.
Гудрун и Кристина пораженно замолчали – они не ожидали от воина столь проницательной речи. Призадумался и Кнут. Он обвел взглядом свой дом, потом посмотрел на жену и, наконец, сказал:
– Ты прав, Ульв. Я это понимаю – каждый хорош на своем месте, да? Но, что, если придет час занять место павшего в боевом строю? Если вокруг будут одни рыбаки, да земледельцы, кто прикроет спину брату-воину в час нужды? Я даже не могу помыслить, каково это – стоять в стороне и дрожать от страха, когда твои друзья и собратья сражаются!
– Поэтому я буду биться рядом с тобой! – Ульв залпом выпил пенный напиток и стукнул пустой кружкой о стол. – И сражу врагов и за твоих не родившихся сыновей, и за непутевых родичей!
– Вот это я и хотел услышать! – приободрившийся Кнут тоже выпил, после чего наполнил кружки по новой. – Хотя бы на заре лет, но я, наконец, обрел сына, пусть и не по крови, но по духу! Мы будем сражаться вместе и сокрушим всех тварей, что посмеют покуситься на наши земли!
* * *
Спаслось Кристине очень плохо, от слова “никак”. Она уже устала елозить под шкурами в отчаянных попытках отыскать хоть сколь удобное положение и, наконец, погрузиться хотя бы в вязкие объятия полудремы. Но нет, отлежав бока, девушка не выдержала и встала. С завистью взглянув на мирно спящего Ульва, она накинула плащ и решила выйти на крыльцо, в надежде, что свежий воздух хоть как-то поможет.