Полет Ящера

Глава 21

"Поставьте мир хоть на

попа! – в итоге получите

все тот же несчастный

земной шарик."

О. Ссалк

Кто-то за дверью определенно суетился, я даже слышал приглушенные голоса. Однако открыли мне только минут через пять-шесть, пришлось постоять, потоптаться, подумать. Зато успел прочесть с десяток незамысловатых шарад на стенах, сосчитать на подоконнике количество мумифицированных мух, полюбоваться на сваленные между рамами использованные двухкубиковые шприцы. Неугомонная молодежь торопилась и здесь, наскоро ширяясь в грязных подъездах, выплывая на улицы неустойчивыми, пьяными кораблями. Огни Эльма зажигались в их безумных глазках, и где-то в городском океане явственно начинал звонить траурный колокол. Юные наркоманы брали курс точнехонько на звучные удары. Через реку Лету перебирались, обгоняя самых седых пенсионеров… Щелкнул замок в двери, я повернул голову. Разумеется, это была она.

В знакомом, уже основательно потертом на локтях халате, в матерчатых простеньких тапочках, Сильва выглядела все равно замечательно. Такова особенность истинной красоты. Ее хоть в мешковину обряжай, хоть в платья от «Версаче» – все одно не испортишь. А лучший способ узнать, изменился ли человек, это зайти к нему через парочку-другую лет, чтобы увидеть в том же дверном проеме, в той же позе и том же одеянии. Что касается Сильвы, то обошлось без пугающих трансформаций. Годы прошлись по ней мягкими мазками, лишь чуточку подсушив лицо и округлив фигуру. Зато удивительным образом увеличились ее чудесные агатовые глаза. Так мне по крайней мере показалось. И как встарь я опять подумал, что напрасно она не позирует художникам. Любителей подобной живописи нашлось бы немало. Я первый купил бы портрет Сильвы.

– Павел, ты? Какими судьбами?

Я заметил, что она не сразу отступила в сторону, в комнату пропустила лишь после секундного замешательства. Примечательный нюанс! Есть такое качество у людей – забывать своих ближних после долгих разлук. Нечто подобное приключилось и с ней.

– Не рада?

– Что ты! Просто поздно, а ты даже не предупредил.

– Друг погиб, – буднично сообщил я. – Да и сам, как видишь, с палочкой ковыляю. Короче, нуждаюсь в утешении.

– Бедненький! – она произнесла это машинально, не задумываясь, и я тотчас поймал ее за руку.

– Так давно не слышал твой голос. Поверишь ли, только во снах и приходит.

Трость упала на коврик, я притянул Сильву к себе.

– Ругай меня, девочка, ругай распоследними словами. Не произнесу ни звука. Был занят, воевал с налогами, ездил на встречи – все, разумеется, дешевые отговорки.

– Отговорки, – она растерянно кивнула.

– Но речь не о них, речь о нас с тобой. Клянусь чем угодно, как минимум раз в неделю вспоминал о тебе. И тосковал. Прямо грызло что-то внутри, скреблось. Зверек какой-то… Потом все, конечно, проходило, но ненадолго.

Она позволила себя обнять, и, чувствуя сквозь ткань ее горячее тело, я прижал женщину к себе, жадно вдохнул запах ее волос.

– Все тот же шампунь.

– Все тот же…

– Пойдем. Мне так нужно побыть с тобой!

Продолжая сжимать друг друга в объятиях, мы двинулись в ее спаленку. Она тоже задышала учащенно. Притворством здесь не пахло, я это ясно видел. Однако на середине комнаты Сильва все же заставила меня остановиться. Наверное, я все же чересчур спешил.

– Ну что ты, котик? Что с тобой?

– Голова кружится.

– Бывает, – я погладил ее по волосам. – Как ты жила все это время?

– Неважно, Ящер.

– А что так? Нелады с работой? С денежкой прижало?

Вместо ответа, она порывисто вздохнула. Значит, и то, и другое.

– Почему не звонила? Рассказала бы все, как есть. Устроил бы в один момент.

– К тебе дозвонишься! Там на телефоне сухарь какой-то. Кепарь, кажется. Ты ведь так его называешь?

Я тихо рассмеялся.

– Кепаря больше нет. Уволил к чертовой матери. Насовсем.

– Ну, не Кепарь, так другие… Да и не привыкла я клянчить.

– Гордая пташка! – я снова погладил ее. По плечикам, по откликающейся на прикосновения спине. Все та же до мелочей узнаваемая Сильва. Мягкая, податливая, мгновенно отвечающая встречным пульсом… Всполошившись, я потянулся к карману.

– Да! Совсем запамятовал. Это тебе. Маленький сувенир, – достав из крохотной коробочки золотой перстень с аметистом, я сделал попытку надеть его на палец Сильвы. Она неловко отдернула руку.

– Эй, дружок! В чем дело?

Нащупав нечто чужеродное, я удивленно опустил голову. Сюрпризу все-таки суждено было состояться, и в чем дело можно было и не спрашивать. Дело заключалось в кольце. Теплое местечко на безымянном пальце оказалось занятым, и разглядел я это только сейчас. Она нервно стиснула кулачок, а я озадаченно поджал губы. Славный визит! Приплыть издалека на огонек – и оказаться третьим!..

Выпустив Сильву из объятий, я с любопытством осмотрелся. Все было правдой, присутствие в доме мужчины ощущалось вполне зримо. И не какого-нибудь заезже-приезжего, а стабильного, имеющего свои шлепки, выписывающего на адрес Сильвы экономические газеты и журналы. Завелась уже, наверное, и своя любимая кружка, – вот тут, под торшером, должно быть, и попивает кофеек новый хозяин дома. По вечерам листает периодику, разгадывает ребусы.

– Анекдот – наоборот, – пробормотал я. – Где же у нас муж? Неужели в шкафу?

– Ящер, только обещай мне! Ты его не тронешь! – Сильва испуганно ухватила меня за рукав.

– Господи, да что ты на меня так смотришь? Не зверюга же я в конце концов, – я порывисто притянул Сильву к себе. – Елки-зеленые! Как все-таки жаль!

Она сделала попытку вырваться, но я держал крепко.

– Ну же! Один-единственный! Последний и прощальный…

Наши губы слились, я закрыл глаза. С ней это тоже получалось по-особенному. Сильва принадлежала к категории чувственных женщин и млеть начинала от малейшей ласки. Вот и сейчас мне захотелось ощутить хоть в самой малой степени свою желанность. Всего-то секундный отклик! Все, за чем, собственно, и пришел.

Уже когда она стала задыхаться, я оторвал ее от себя. Глаза у нее сделались совершенно хмельными. В зрачках плясало доменное пламя, лепестки ноздрей трепетали. В таком состоянии с ней можно было вытворять что угодно, но это было бы уже свинством.

Нет! Все-таки права Надюха. Плохо, когда тебя любят за что-то. Истинная любовь – необъяснима, и я, видимо, таковой никогда не знал. Если Елена привлекла меня когда-то своими сногсшибающими формами, то Сильву я полюбил за голос. Такая вот ерундистика! Никогда раньше не понимал, чего ради иные особи западают на различного рода бардов, тем паче, что до Высоцкого большинству из них тянуться и тянуться, но когда на одной из презентаций, дьявольски скучной, кстати сказать, я разглядел вышедшую к роялю Сильву…

Точнее, все было не так. Как там она выходила, во что была одета, я не знал и не видел. До всех этих пустяков мне не было дела, пока она не стала петь. Именно тогда я и встрепенулся. И весь лощеный сброд, что бренчал бокалами и пустословил по углам, тоже поутих. Я даже не знаю, как это описать и объяснить. Одно дело – глазеть на солистов в телеящике, и совсем другое – слушать их вживую. Почему, верно, и предпочитают театральные произведения кинопродукции. Птенчиком вытянув шею, я двинулся на голос. Дамочка стояла возле рояля, делала ручкой обтекаемые движения, а я по-прежнему не видел ни лица ее, ни фигуры. Пение заслонило все. Буквально с первых строк я понял, что уеду с этой чертовой презентации только вместе с ней. Голос певицы обволакивал, укутывал нежным коконом. Не зная в сущности о ней ничего, я преисполнился уверенности, что увезу ее к себе домой. Так оно и произошло. Я не вился вокруг да около, – двинул буром и напролом. Уже через минуту нам удалось уединиться, и, не теряя времени даром, я выложил ей все, что думал о ее таланте. В ту минуту я был опьянен ею, и Сильва это безусловно видела. Вполне возможно, некие доброхоты успели шепнуть ей на ушко мои отправные данные, а может, и не шептали ничего, но, если не взаимность, то уж по крайней мере толику любопытства я в ней разжег. Укротить хищника – тоже задачка из заманчивых, и ресторацию она покинула, держа меня под руку. Роман у нас закрутился бурный и стремительный.