Полезные советы воину

Как бы сильно мне не хотелось быть с ней, трезвый разум твердил: она должна стать сильнее и мудрее, чтобы выдержать мой мир. Я не мог позволить себе сломать её, но и не мог принять слабость – ни в ней, ни в себе.

В общем, нам обоим предстояло обдумать всё, что произошло. Поэтому я создал условия: дистанцию, время и свободу выбора без давления. Дал ей шанс решить самой – сесть в машину Алексея или закрыть эту дверь навсегда.

За панорамным окном город погружался в сумерки, и серый дым небоскрёбов отражал моё мрачное настроение с едва тлеющей искрой надежды. Надежды на то, что все еще возможно. Все еще будет. В какой-то момент, сам не понимая почему, я взял телефон и начал набирать текст. Пальцы двигались почти против воли, выплёскивая то, что жалило внутри:

«Уже поздно для откровений, но я хочу, чтобы ты знала, Надя. Знакомство с тобой – лучшее, что случилось в моей жизни за последние годы... Я не ждал, не верил и не думал, что однажды буду еще так сильно кого-то желать. Видеть ясное будущее в своей голове, наступая на горло цинизму, привычкам и разбивая броню на сердце. Но, кажется, я разучился быть достойным партнёром.

Если мне придется ломать и подчинять тебя – это путь в никуда. Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Чтобы ты чувствовала себя моей частью, а не тенью. Поэтому ты сама должна решить, готова ли подстраиваться по своей воле. Но если считаешь, что это слишком высокая плата, я должен тебя отпустить…»

Я долго смотрел на экран телефона, перечитывая свои слова. Они были искренними, но казались пустыми и запоздалыми. Это стоило сказать раньше – в тот момент, когда Надя стояла передо мной, растерянная и уязвимая. Но я не стал, и теперь сообщение выглядело, как слабая попытка оправдаться. Сжав зубы, я беспощадно все стер.

Дела не отпускали, тянулись, как бесконечная лента, обещая задержать меня в офисе. Я предупредил Алексея, чтобы он прибыл к дому Нади в восемь. И хотя зарекся вмешиваться, в мысли уже просачивались неудержимые идеи: в случае если она не выйдет, смогу ли я удержаться и оставить все, как есть?

В семь вечера в кабинет вошёл Семён, мой секретарь, с пачкой документов для подписи. Высокий, слегка сутулый, с редкими светлыми волосами и усталыми голубыми глазами, он выглядел измотанным, но держался с привычной деловитостью.

– Я перенес на послезавтра аудиенцию с Ковалёвой, – сообщил он, аккуратно выкладывая передо мной очередной документ.

– Почему? – строго спросил я, не отрываясь от бумаг.

Авдеев напомнил с намеком в голосе:

– Завтра у вас дел хватает, Роман Давидович. Ещё и с корейцами переговоры вечером.

Коротко встретившись с ним взглядом, поджал губы. Да, точно… Завтра будет насыщенный день, и Ольга со своим раскаянием подождёт.

– Кстати, врио аналитического отдела спрашивала, когда вы вернёте ей помощницу, – сообщил Семен следом. – Жалуется, что ничерта не разберёт в системных папках Ковалевой. Так и передала.

– Завтра Надежда Сергеевна будет в офисе, – угрюмо ответил я. – Пусть вызывает ее по надобности.

Он задержал на мне взгляд и спросил, понизив тон:

– Документы по переводу в архив подготовить?

– Нет. Это неофициальный перевод. Аверина останется при своей должности.

– Понял. Рано старушка обрадовалась… – Семён осёкся, заметив мой холодный взгляд. – Ну, это я про Татьяну Ильиничну! Женщину из архива…

– Я знаю, кто это, – отрезал я.

А он продолжил оправдываться:

– Просто она так душевно делилась сегодня своими впечатлениями о новой помощнице… Давно ведь просила кого-нибудь прислать для стажировки! Одиноко, наверное…

– В смысле? – сурово спросил я, чувствуя, как кровь приливает к вискам. – Когда она успела к ней прийти?

– Ну как… сегодня же, – растерянно ответил Авдеев.

– Ты что-то путаешь, Семён. Аверина ещё в обед уехала домой!

Он уставился на меня, явно не понимая, почему я так напрягся.

– Но она не уехала, Роман Давидович. Я точно знаю, что Надежда Сергеевна в архиве. Прямо сейчас…

Я замер, устремив хмурый взгляд в пространство. В голове за мгновение выстроилась цепочка последовательности событий, заставшая меня врасплох.

Ты хотел узнать ответ, Рома? Вот он.

51

Надя

Я не знала, сколько времени провела в проклятой комнате допроса, где гнетущая тишина давила, как каменная плита. Никто не вмешивался в мое одиночество, между тем, в коридоре терпеливо ждал безопасник – тот, с раскосыми глазами, молчаливый, как тень. Когда я вышла, он протянул мне сумку и пропуск. Не поднимая глаз, я взяла их, чувствуя, как пальцы дрожат от усталости и стыда.

Мои шаги по коридору гулким эхом отразились от стен. Выйдя в холл, я направилась к стеклянным дверям главного входа и вскоре оказалась на ступенях. Свежий воздух ударил в лицо, прохладный и резкий, но вместо облегчения я почувствовала, как подкашиваются ноги. Они будто вросли в бетон, отказываясь нести меня дальше. Домой? Зачем? Чтобы запереться в четырех стенах, терзаясь мыслями, перебирая ошибки, ища решение, которого, кажется, не существовало?

Тихо всхлипнув, я оглянулась на офис – высокое, глянцевое здание, чьи окна отражали лучи дневного солнца. Оно возвышалось, величественное и неприступное, как… Рома.

«Если ты полюбишь меня по-настоящему…»

Его слова пропитывали насквозь, текли по венам, как теплый яд. Я пыталась анализировать их, переворачивать, искать скрытый смысл, но все сводилось к одному: я лелеяла свои чувства, но не умела любить его так, как он ждал. В принципе не знала, как любить мужчину. А Роман, с его опытом, видел это и знал, что на таких условиях наши отношения обречены.

Развернувшись, я медленно двинулась обратно ко входу. Решение еще не приняла, но знала одно: здесь, в офисе, мне будет легче. Это маленькое действие. Маленькие шаги, чтобы прийти к чему-то большему.

Пропуск сработал с тихим писком, и охранник на посту, пожилой мужчина с усталыми глазами, даже не взглянул на меня. Словно ничего и не видел утром. Словно ничего не происходило.

Пройдя в ближайший туалет, я задержалась там, чтобы привести себя в порядок. Зеркало отразило бледное лицо с красными следами от слез, растрепанные волосы, помятую блузку… Пришлось постараться, чтобы вновь выглядеть опрятно.

После туалета, я сразу поднялась в столовую, где заставила себя поесть. Осилила целую тарелку сырного супа и рис с рыбой в кляре. Ела медленно, пользуясь преимуществом во времени. Тело кричало о перегрузке: нервы, слезы, стресс – все это не прошло бесследно. Может, поэтому я так бурно реагировала там, где нужно было сдержаться, и недооценивала ситуацию?

Плотный обед вернул покой, и я приняла следующее решение.

Архив находился на предпоследнем этаже, в лабиринте стеллажей и коробок, пропахших пылью и старой бумагой. Помещение было просторным, но тесным от бесконечных рядов полок, уходящих к высокому потолку. Тусклый свет ламп отбрасывал длинные тени, а узкие окна пропускали лишь слабые отблески суетного города. Здесь было тихо, почти умиротворяюще, но в этой тишине чувствовалась тяжесть времени, застывшего в тысячах папок.