Полигон

– Это будет просто отдельный экономический район.

Толмачев встал и начал прохаживаться вдоль длинного стола от одного его конца к другому. Подойдя в очередной раз к его началу, он остановился, посмотрел внимательно на Белова и сказал:

– Я думаю, вы хорошо себе представляете, что у нас ничьей земли нет. Ваш отдельный экономический район может быть создан только за счет отчуждения земель у какой-то области или у нескольких областей. И пусть сейчас эти земли считаются непригодными для житья, но при отчуждении у руководителей этих областей сработает инстинкт собственника.

– Земли, по мере освоения, могут быть возвращены на баланс тех областей, от которых были ранее отчуждены, - сказал Белов. Он почувствовал, что Генеральному удалось навязать ему свой стиль общения, когда, Белов знал это, перехватить у него инициативу практически было уже невозможно.

– А покорители пустующих земель разъедутся по домам?
– задал вопрос Толмачев и, не дожидаясь ответа, продолжал.
– Но если они приедут в ваш отдельный экономический район на время, а не на постоянное жительство, если они не будут связывать свою жизнь с этим краем в отдаленной перспективе, не будут обживаться, обзаводиться семьями, рожать там детей, которые потом будут считать этот край своей родиной, если всего этого не будет, то это будут временщики, а от временщиков, сами знаете, какая отдача. И пусть даже они за период временного своего пребывания там превратят эти земли в цветущий край, все равно через короткое время после возвращения прежним хозяевам они снова придут в упадок. Но вы ведь не этого хотите? Вы же сами говорите: "Пусть строят там новую жизнь". Если я вас правильно понял, вы хотите не просто обустроить район, а создать среди дикой тайги этакий оазис социализма со справедливым, социально ориентированным укладом. Иначе, зачем все это затевать? Или я неправ?

Вопрос был прямой и требовал прямого и честного ответа. Белов понял, что играть в жмурки, отвечать уклончиво - значит потерять свое лицо и продемонстрировать неуважительное отношение к собеседнику, а в итоге - навсегда похоронить проект. И он ответил:

– Да, вы правы.

– Вот видите! Но тогда, вы меня извините, - в голосе Толмачева звучала ирония, - это будет уже какое-то новое слово в марксистском учении: построение социализма в отдельно взятой губернии.

Наступила напряженная тишина. Толмачев снова принялся прохаживаться вдоль стола, и Белов приготовился уже выслушать нечто нелицеприятное вроде неуместности, несвоевременности обсуждения таких вопросов или - еще хуже - бессмысленности, абсурдности самой идеи.

...Их отношения не отличались особой теплотой, скорее, их можно было назвать сдержанно-корректными. Но эта внешняя дистанцированность не мешала им в душе относиться друг к другу с уважением. Белов уважал Генерального за то, что тот был восприимчив к убедительным доводам, умел слушать людей, даже если их мнение расходилось с его представлением о предмете разговора. В свою очередь Генеральный считал Белова грамотным специалистом, талантливым организатором, человеком, который умел постоять за свою точку зрения, не испортив при этом отношений с оппонентом.

...Толмачев вернулся к началу стола, записал что-то в блокноте, потом поднял глаза на Белова и сказал:

– Хорошо... Вам сообщат.

Белов попрощался и вышел из зала. Спускаясь по лестнице, он перебирал в уме все возможные варианты дальнейшего развития событий. Сделанный им на скорую руку анализ ситуации показывал, что она, в общем, не выглядела безнадежной. Более того, интуиция человека, искушенного в аппаратных дебютах, подсказывала ему, что тема эта Генеральному не безразлична, что есть у него в предмете обсуждения какая-то личная заинтересованность.

Пока машина ехала по улице Куйбышева и поворачивала на Старую площадь, он набросал план дальнейших действий.

– Николай Васильевич! Пригласите ко мне Федорова, - сказал он дежурному, проходя через приемную.

Зайдя в кабинет, он снял плащ, бросил его на спинку стула, подошел к большой карте, висевшей на стене, и стал пристально всматриваться в участок, обнесенный красными флажками. Вынул один из них и стал водить им по карте, словно подыскивая ему новое место, но, так и не найдя, принялся ходить взад-вперед по кабинету, от карты к двери и обратно.

Сегодняшнее его обращение к Генеральному секретарю и его согласие на встречу существенно меняли весь план действий. Теперь вместо аналитической записки в Политбюро, имеющей довольно смутную перспективу, нужно будет готовить материалы для решающего разговора с Толмачевым.

5

...Белов до сих пор не мог понять, как он решился на этот импульсивный и отчаянный шаг. Ведь он рисковал всем. Откажи ему сегодня Генеральный во встрече - и письмо в Политбюро уже не имело бы никакого смысла, на проекте можно было бы поставить крест.

Он вспомнил, как на сегодняшнем совещании Генеральный завел разговор об омоложении директорского корпуса в промышленности. Член Политбюро Прохоров, партийный функционер-долгожитель, переживший трех генсеков, четырех председателей КГБ и трех министров внутренних дел, выразил недовольство тем, что ключевые посты в хозяйственных органах занимают не опытные профессионалы, а комсомольские вожаки, еще ничем себя не проявившие в практических делах. Генеральный живо отреагировал на это, сказав: "У нас в руководстве производством нет пока специалистов по управлению. Систему их подготовки нужно еще создавать. Все наши вузы готовят профильных специалистов, а нам сегодня нужны высококвалифицированные современно мыслящие управленцы"... "У нас есть вэпэша", - произнес кто-то из присутствующих. "Вэпэша?
– Толмачев недоуменно пожал плечами.
– Так она же готовит дилетантов-политруков!.. Да, эти комсомольские вожаки не всегда имеют опыт управления. Скажу вам больше: среди них достаточно таких, кто успел уже превратиться в закоренелых функционеров, которые работают для галочки". Он задумался ненадолго, после чего закончил: "...Но в основной своей массе они хотя бы более восприимчивы к новациям, способны к быстрому переобучению".

В этот момент - по интонациям в голосе или по этой его паузе - Белов почувствовал, что тот сам до конца не верит в способность комсомольских активистов вывести страну из тупика, и именно тогда созрело у него решение выйти с идеей Полигона непосредственно на Генерального секретаря, а не подавать аналитическую записку в Политбюро, как он планировал раньше.

Он хорошо представлял себе, что судьба проекта во многом будет зависеть от того, насколько он будет убедителен в разговоре с Генеральным. Поэтому к этой встрече надо тщательно подготовиться. Сейчас Толмачев отбывает на отдых. Значит, как минимум, две недели на подготовку у него есть.

...Дежурный доложил о прибытии Федорова. Когда тот показался в проеме двери, Белов подошел к карте и решительно вонзил флажок на новое место.

– Проходи, садись, - пригласил он Федорова и жестом указал в сторону длинного стола в форме буквы "Т". Сам он сел напротив.
– Тебе срочное задание... Но сначала давай поговорим вот о чем. Междуречье - район неплохой. Он хоть и болотистый, но там есть стратегические полезные ископаемые, а торфа и леса там вообще немерено. Но нам нужно иметь в запасе еще один вариант.

Белов знал, что в Междуречье на десять тысяч квадратных километров приходится один районный центр и три с половиной поселка, которые с каждым годом все больше и больше пустеют и приходят в упадок. Но - правильно сказал Толмачев - как только дело дойдет до отчуждения, у руководства областей, чьи земли должны отойти к Полигону, сработает инстинкт собственника. А у них есть лоббисты в высшем руководстве. В глубине души он верил, что этот вопрос решится положительно. Не может быть, чтобы предчувствие его обманывало. Есть у Генерального в этом вопросе какая-то личная заинтересованность, небезразличен он ему. А раз так, если он поддержит идею, то может повлиять на секретарей этих обкомов. И все-таки, считал Белов, на всякий случай надо подстраховаться.