Политэкономия соцреализма

Сегодня не только эта прокламированная официальной советской критикой «читабельность», но и сам статус «производственного» («колхозного») романа ставятся под сомнение. Считается, что всплеск этого жанра приходится исключительно на годы первой пятилетки. Между тем не только статистика читательских предпочтений в сталинскую эпоху [452] , но и сама издательская политика свидетельствуют об абсолютном доминировании жанра не только в 1930–е годы, но и в послевоенное десятилетие. Подсчет всех текстов в четырех центральных толстых журналах за 1948–1953 годы дает в разряде крупной прозы (романы и повести) по тематическому признаку следующую картину: производственно–индустриальные – 47; колхозные – 39; наука, университет, школа – 21; преобразование природы – 11; национальная история – 5; революция и Гражданская война – 4; Отечественная война – 35; политическая борьба в западных странах – 18 [453] . Итак, «советская современность» могла быть раскрыта практически только в одном жанре – производственно–колхозном романе.

452

См.: Добренко Е.Формовка советского читателя: Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Академический проект, 1997; Лахусен Томас.

Как жизнь читает книгу: Массовая культура и дискурс читателя в позднем соцреализме // Соцреалистический канон.

453

Геллер Леонид, Воден Антуан.Институциональный комплекс соцреализма // Соцреалистический канон. С. 293–294.

Происходивший в эпоху первых пятилеток процесс поглощения технических, внелитературных языков дискурсом идеологической магии завершился. Стало ясно, что эстетика – не просто некий «лак», которым соцреализм покрывает «действительность», но она сама – продукт «труда»: «Основа эстетических отношений заложена в самой природе человеческого труда, в силу чего эстетическое является объективно всеобщим и общезначимым моментом во всех видах трудовой человеческой деятельности», – утверждала советская эстетика [454] . Более того, «основным моментом, характеризующим эстетический способ освоения мира, является отношение человека к самому процессу трудовой деятельности» [455] , а «эстетическое освоение трудящимися действительности выступает прежде всего как необходимая сторона свободного и созидательного труда в социалистическом обществе» [456] .

454

Гольдентрихт С. С. Об эстетическом освоении действительности. М.: Издательство МГУ, 1959. С. 15.

455

Там же. С. 46.

456

Там же. С. 62.

Поскольку труд находится для соцреализма «в самом центре жизни» (не изобразив труд, нельзя отобразить советскую действительность, т. к. это самое главное в ней [457] ), то он не просто пропитывается «поэзией» этой действительности, но сам излучает эту поэзию. Иначе говоря, если «прекрасное – это наша жизнь», то «наш труд» и есть источник этого прекрасного. В соответствии с этим моделировались и «производственно–эстетические отношения» при коммунизме: «Эстетическая сторона в развитии производительных сил означает, что люди в соответствии с социально–историческими возможностями становятся заинтересованными не только в материальных результатах производства орудий труда и изменения природы, но и в самом труде как процессе творчества и источнике бескорыстного наслаждения творческим трудом и его продуктами […] труд осуществляется по законам красоты, вследствие чего он может давать наслаждение, родственное тому, что доставляют нам выдающиеся творения ремесла и искусства» [458] . Уже при социализме труд становится «свободной творческой деятельностью, доставляющей бескорыстное эстетическое наслаждение самим процессом работы и ее продуктами […] источником радости и наслаждения», а уж «в условиях могучего развития производительных сил и коммунистических общественных отношений труд обретает подлинно эстетический характер» [459] .

457

«Раз труд стал поэзией жизни, то ясно, что, какую бы сторону советской действительности ни отражал писатель, он не может обойти то, что является самым существенным в нашей действительности» ( Трипольский Андрей.Труд в эстетике социалистического реализма // Дружба народов. 1950. № 6. С. 179).

458

Гольдентрихт С. С. Оприроде эстетического творчества. М.: Издательство МГУ, 1977. С. 32.

459

Гольдентрихт С. С. Оприроде эстетического творчества. С. 181.

Иначе говоря, трудовая деятельность из экономической превращается в эстетическую: «Для высшей формы свободного труда, осуществляемого также по законам красоты, необходимо, чтобы сам процесс производительного труда был творческим, радостным, привлекательным, чтобы труд был свободен от личных материальных мотивов и стимулировался бескорыстными поисками и созданием нового для блага общества. […] Эстетический характер коммунистического труда означает, что основной внутренний стимул к труду коренится в самом процессе радостной, доставляющей наслаждение работы» [460] . Например, уже теперь деятельность изобретателей и рационализаторов лишена всякого экономического интереса и «связана не с жаждой наживы. Она порождена самим процессом познания и открытия нового, а благо общества, и муки творчества, радость открытия, чувство удовлетворения результатами своих усилий сами по себе выступают как высшая награда» [461] .

460

Там же. С. 183–184.

461

Там же. С. 186.

Будем помнить, что основная функция «трудового дискурса», как одного из центральных дискурсов сталинизма, заменная: то, что декларируется здесь и что презентируется соцреализмом «в формах самой жизни», призвано в конечном счете заменить реальность. Важнейшая функция этого дискурса – «номинативная». Чем дальше, тем больше идеологический вектор сталинизма отклоняется от ортодоксальной классовости. Теперь номинируется иное целое – не «класс», но «советский народ» (границы между классами стираются, а к тому же «рост культурного уровня» снимает противоречия «между городом и деревней», «между умственным и физическим трудом» и т. д.), так что все превращаются чуть ли не в интеллигенцию: «Советский рабочий и колхозник – мастер культуры. Поэтому роман или повесть о стахановцах неизбежно становятся произведением о деятелях советской культуры, о советской культуре в целом» [462] . Этот «общенародный» дискурс, пришедший на смену классовому, стал доминирующим в постсталинскую эпоху.

462

Исаев Борис.Образ новатора // Звезда. 1950. № 10. С. 187.

Эстетизация труда стала естественным выражением этого процесса. По сути, «прекрасное» стало тем, на чем объединялось советское «бесклассовое общество». Неудивительно, что само определение «прекрасного» давалось теперь через труд: «Прекрасное есть свободный, целесообразный человеческий труд. […] У человека социалистического общества понятие о прекрасной жизни всегда ассоциируется с трудом. Всякий социально нормальный человек не может жить без того, чтобы постоянно не трудиться. Лишить советского человека труда значит лишить его самого прекрасного, самого высокого наслаждения в жизни. […] Труд есть альфа и омега социалистической эстетики» [463] .

463

Иванов П.Проблема прекрасного в марксистско–ленинской эстетике // Искусство кино. 1950. № 5. С. 28, 29; № 6. С. 7.

Раньше этого не понимали: «Может быть, нужно красиво показать наше социалистическое строительство и наших строителей, может быть, художественный показ героев большевистских темпов должен быть красивым показом?» – спрашивал со страниц рапповского журнала Н. Иезуитов. И отвечал: «На это можно ответить только отрицательно. Мы можем восхищаться, и мы восхищаемся энтузиазмом ударников, краснознаменцев, энергией героев большевистской страны. Но героизм социалистического труда и красота – понятия несовместимые. […] Назвать наше строительство красивым – это цинизм по отношению к строительству и боевой работе пролетариата» [464] .

464

Иезуитов Н.Конец красоте // Пролетарская литература. 1931. № 4. С. 76.

К концу сталинской эпохи советская эстетика пришла к тому, что «социалистический труд входит составной частью в понятие прекрасного. […] Борьба за победу коммунизма и труд как конкретное выражение этой борьбы советских людей как бы являются той сердцевиной, вокруг которой собрано все самое прекрасное в нашей действительности» [465] . Далее, к тому, что «чувство прекрасного выросло из труда. Оно возникло и развивалось в процессе труда, как одно из отражений объективной действительности» [466] . К тому, что «капиталистический способ производства, вся действительность эксплуататорского общества враждебны естественному восприятию процесса труда». Таким «естественным» считается «чувство эстетического наслаждения трудом». Когда писатели раньше искали «прекрасное в труде», они сталкивались с противоречием «между идеальными представлениями о труде и тем реальным – безрадостным и обессиливающим трудом, на который обрекало человека классово–антагонистическое общество» [467] . И, наконец, к тому, что «самая тяжелая работа на благо народа становится для советского человека любимой, в ней он находит глубокое удовлетворение, красоту жизни» [468] .

465

Трипольский Андрей.Труд в эстетике социалистического реализма. С. 165.

466

Там же. С. 166.

467

Трипольский Андрей.Труд в эстетике социалистического реализма. С. 166.

468

Там же. С. 170.

Лишение труда всякого экономического содержания можно считать одним из важнейших достижений сталинизма. Не столько, конечно, в реальности, сколько на уровне дискурса: в конце концов, эффективность советской экономики была прямо пропорциональна ее красоте. Со страниц советских журналов 30–50–х годов неслась критика «фетишизации труда» у Луначарского (в его дореволюционной «эстетике трудовых отношений»), у Богданова, в Пролеткульте с его «гимнами холодному железу» и «декадентской «поэзией рабочего удара»» [469] . Тогда как в производственно–колхозных романах развивалась полноценная «трудовая жизнь» между цехом (полевым станом) и семьей. В поэзии, по формуле Максима Рыльского, «Труд перерастает в Красоту». В 1955 году классик украинской литературы пишет стихотворение (вошедшее впоследствии в одноименный поэтический цикл, удостоенный Ленинской премии) «Розы и виноград», где розы (прекрасное) противопоставляются винограду (полезному). И то и другое рождается в труде, который объединяет красоту и пользу:

469

Там же. С. 167.

Мы любим музыку, что за сердце взяла, И творчество в труде, что стало повсеместным, У счастья нашего есть равных два крыла: Цвет роз и виноград, прекрасное с полезным [470] .

Советская поэзия буквально утопает в «плодах свободного труда», как в удостоенной Сталинской премии поэме Алексея Недогонова «Флаг над сельсоветом»:

Идет Егор, Поет, поет… А рожь, а рожь–красавица ему проходу не дает, его плеча касается. Цветет земля. Шумят хлеба. Шумят луга покосные… Так вот страны моей судьба – Поля мои колхозные.

470

Рыльский Максим.Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1969. С. 310.

Критика восторгалась тем, что даже «пейзаж выступает здесь как творение человеческих рук, как красота, созданная социалистическим трудом» [471] . Пейзажными картинами, подобными этой, были наполнены советские медиа: на экранах грохотали стройки и шумели хлеба, на картинах колосились невиданные урожаи и дымили домны, со страниц газет и журналов сияли «счастливые лица тружеников», высились полные пшеницы элеваторы, ломились от товаров полки магазинов. «Красота труда» перетекает в красоту продукта этого труда. Невидная в жизни, она ждет репрезентации. В соцреализме мы имеем дело с занятной антиномией: с одной стороны, труд противопоставлялся «громким словам», с другой – он обречен на немоту и выражает себя именно через слова (как в стихах Чивилихина):

471

Трипольский Андрей.Труд в эстетике социалистического реализма. С. 170.