Чтение онлайн

ЖАНРЫ

"Политическое завещание" Ленина
Шрифт:

О том, что происходило в Москве, известно из писем Орджоникидзе и Сталина. Орджоникидзе 3 августа 1923 г. писал Ворошилову, что Сталин расценил предложение Зиновьева и Бухарина как «назначение политкомов, и, конечно, соответственно реагирует». Каменев «считает, что 3[иновьев] и Б[ухарин] преувеличивают»[1514]************. Сталин рассказал о плане Зиновьева - Бухарина Рудзутаку и Куйбышеву - «они решительно отвергают и хохочут»[1515]. О реакции Сталина можно также судить по его рассказу на XIV партсъезде: «В 1923 г., после XII съезда, люди, собравшиеся в "пещере", выработали платформу об уничтожении Политбюро и политизировании Секретариата, т.е. о превращении Секретариата в политический и организационный руководящий орган в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина. Каков смысл этой платформы? Что это значит? Это значит руководить партией без Рыкова, без Калинина, без Томского, без Молотова, без Бухарина. Из этой платформы ничего не вышло не только потому, что она была в то время беспринципной, но и потому, что без указанных мной товарищей руководить партией невозможно. На вопрос, заданный мне в

письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что, если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой, и без требований гарантий прав меньшинства»[1516].

3 августа Сталин написал Зиновьеву и Бухарину о получении их письма, отправленного 29 июля, и о разговоре с Орджоникидзе. Копию своего письма Сталин направил Ворошилову, видимо пытаясь таким образом сообщить ему правду об этой интриге. «Не пойму, - писал Сталин, - что именно я должен сделать, чтобы вы не ругались и в чем, собственно, тут дело». Это слова. Само же письмо Сталина свидетельствует о том, что он понял истинную подоплеку их предложений и ведущуюся Зиновьевым и Бухариным двойную игру: «Не думаю, чтобы интересы дела требовали маскировку. Было бы лучше, если бы прислали записочку, ясную, точную. А еще лучше, если переговорим при первой возможности. Все это, конечно, в том случае, если вы считаете в дальнейшем возможной дружную работу (ибо из беседы с Серго я стал понимать, что вы, видимо, не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное). Если же не считаете ее возможной, - действуйте, как хотите, - должно быть, найдутся в России люди, которые оценят все это и осудят виновных». К письму Сталин сделал приписку, которая дает представление о его общей оценке затеянной Зиновьевым и Бухариным борьбы: «Счастливые вы люди: имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы, обсуждать их и пр., а я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая, причем я же оказываюсь "виноватым". Так можно извести хоть кого. С жиру беситесь вы, друзья мои»[1517].

Все потуги Зиновьева замаскировать свои намерения и тактику пошли насмарку. Сталин понял затеянную ими игру и принял вызов*************. Судя по всему, именно так расценили сталинский ответ Зиновьев с Бухариным и попытались успокоить его. 6 августа они направили Сталину письмо, выдержанное в примирительно-успокоительном тоне: «Получили В[аше] письмо (от 3 августа.
– B.C.) после разговора с Серго. При свидании переговорим и, разумеется, найдем удовлетворительное решение. Разговоры о "разрыве" - это ж, конечно, от В[ашей] усталости. Об этом не может быть и речи»[1518]. Это письмо - проявление политического двурушничества и интриги. Трудно понять, на что рассчитывали они, пытаясь на такой «мякине» провести Сталина.

На письмо Зиновьева от 31 июля 1923 г. Сталин ответил письмом, содержащим развернутую и жесткую отповедь «по пунктам обвинения». Он информировал Зиновьева, что его предложения он истолковал именно «в другую сторону»14*. Иначе говоря, Сталин дал понять, что прекрасно понял смысл их предложений. В письмах Зиновьева и Бухарина он усмотрел критику его работы как генсека. До этого времени никто, в том числе и Троцкий, не подвергал его критике за работу именно на этой должности. Не было такой критики и на XII съезде партии. Первопроходцами здесь выступили именно Зиновьев и Бухарин, они же первые более или менее определенно аргументировали свою критику. Троцкий и его сторонники лишь позднее, в ходе осенней (1923 г.), дискуссии начали критиковать Сталина как проводника «секретарской политики» и покровителя партийной бюрократии. В данном случае Троцкий шел вослед Зиновьеву и Бухарину.

На претензии к его деятельности как генерального секретаря Сталин в письме от 7 августа дал короткие пояснения относительно обстоятельств принятия Политбюро решений по проливам, Германии и другим вопросам, а также отповедь по поводу замечаний, направленных лично против него. Сталин утверждал, что все решения санкционируются «той или иной инициативой ЦК» и он готов документально подтвердить это. «Не правы вы, говоря, что секретарь единолично решает вопросы». Повестка дня Политбюро составляется «на основании всех поступивших вопросов на заседании Секретариата (Сталин, Молотов, Рудзутак.-B.C.) плюс Каменев (председательствовавший в П.Б.)15*, плюс Куйбышев (пред. ЦКК)». И продолжал: «Можно только приветствовать, если все члены группы (т.е. "тройки": Сталин, Каменев, Зиновьев.
– B.C.) или Пол. Б. захотят присутствовать при его составлении. Ни один вопрос не может быть "положен под сукно" не только потому, что на это есть инструкция, но и потому, что указанные лица представляют достаточную против этого гарантию»[1519].

Самое же главное, Сталин еще раз дал понять, что он не обманывается относительно истинных намерений Бухарина и Зиновьева и возражает по сути предложенного варианта реорганизации ЦК партии, что он готов покинуть пост генерального секретаря, но боя не боится и готов вести борьбу на почве принципиальной позиции за тот политический курс, который считает верным. «Одно из двух: либо дело идет: о смене секретаря теперь же, либо хотят поставить над секретарем специального политкома. Вместо ясной постановки вопроса, вы оба ходите вокруг да около вопроса, стараясь обходным путем добиться цели и рассчитывая, видимо, на глупость людей. Для чего понадобились эти обходные пути, если действительно существует группа и если есть минимальная

доза доверия? Для чего понадобились ссылки на неизвестное мне письмо Ильича о секретаре , - разве не имеется доказательств тому, что я не дорожу местом и, поэтому, не боюсь писем (выделено нами.
– B.C.)? Как назвать группу, члены которой стараются запугать друг друга (чтобы не сказать больше)? Я за смену секретаря, но против того, чтобы был учинен институт политкомов (политкомов и так не мало: Оргбюро, Политбюро, Пленум)»[1520].

Письмо Сталина откровенно, но не враждебно. Оно вынудило Зиновьева и Бухарина сбросить маску лицемерного дружелюбия и написать 10 августа Сталину в откровенно враждебном духе. Письмо было написано Бухариным, однако по каким-то причинам не было отправлено16*. Мы остановимся на нем, так как для нас это интересно с точки зрения динамики конфликта и поведения сторон. В нем Зиновьев и Бухарин собирают вместе и повторяют все основные упреки, содержавшиеся в предыдущих письмах, направленных не только Сталину, но и Каменеву. Что ж скрывать, если Сталин понял их замысел и их тактику? Но самым главным для нас является то, что в своем письме они раскрывают содержание «письма Ильича»17*. Из письма становится ясно, что вспыхнувший конфликт имеет свою историю, что те решения Политбюро, за которые Зиновьев и Бухарин критиковали Сталина, были использованы ими лишь как повод для атаки на Сталина. Что тактика борьбы против Сталина была выработана ими до их отъезда в отпуск, а «пещерное совещание» и предложенная реформа ЦК фактически являются спланированной политической акцией, начатой тогда, когда они сочли ее достаточно подготовленной. «В Москве не раз подымались разговоры, но разговаривать было трудно из-за раздражительности Вашей. Мы давно уже недовольны, но нарочно решили в Москве: сначала отдохнем, пусть нервы отойдут, потом поставим вопрос»[1521]. Последнее утверждение - негодная попытка прикрыть истинные обстоятельства выбора момента для атаки или для эскалации борьбы18*.

Перед нами начало открытой атаки на Сталина как генсека с использованием всех имеющихся средств давления. Но при этом опять лукавство с целью успокоить и дезориентировать противника: «О "разрыве" зря говорить. Его партия не допустит. Мы его не хотим19*. Максимум - отойдем в сторонку. Другого ядра нет. И оно вполне справится, если Вы захотите . Без Вас его себе не мыслим… Ни минуты не сомневаемся, что сговоримся». В этом письме Зиновьева и Бухарина отчетливо прорисовывается интерес, который ими двигал, - потеснить Сталина у руководства партией и страной. Именно этой цели служит в письмах Зиновьева и Бухарина упоминание о «письме Ильича о секретаре».

Далее они писали: «Письмо Ильича. Да, существует письмо В.И., в котором он советует (XII съезду) не выбирать Вас секретарем. Мы (Бух[арин], Камен[ев] и я) решили пока Вам о нем не говорить. По понятной причине: Вы и так воспринимали разногласия с В.И. слишком субъективно, и мы не хотели Вас нервировать»[1522].

Интересно утверждение Зиновьева и Бухарина, что это «письмо Ильича о секретаре» является письмом к XII съезду. Если принять на веру утверждение, что «характеристики» от 24-25 декабря предназначались для съезда, который должен был состояться уже после смерти Ленина, а записи от 4 января - для XII съезда, то рушится вся легенда о «Письме к съезду», состоящем из диктовок 24-25 декабря 1922 г. и 4 января 1923 г. Выше говорилось, что пожелание автора «диктовки» от 4 января 1923 г. «обдумать способ перемещения» имеет смысл при обращении не к съезду партии, а к группе единомышленников. Зиновьев и Бухарин поступают не просто в соответствии с общей установкой автора этого документа, но и сообразно с теми действиями, которые в нем подразумеваются. Они стремились обсудить этот вопрос в рамках группы единомышленников - членов ЦК и объединить их на базе своих предложений, имея в виду потом провести соответствующее решение через Пленум ЦК РКП(б).

Свои предложения они аргументировали так: «Суть: Ильича нет. Секретариат ЦЕКА поэтому объективно (без злых желаний В[аших]) начинает играть в ЦК ту же роль, что секретариат в любом Губкоме, т.е. на деле (не формально) решает все . Это факт, который отрицать нельзя20*. Никто не хочет ставить политкомов (Вы даже Орг[бюро], Политбюро и Пленум зачисляете в Политкомы!). Но действительное (а не формальное) существование "группы" и равноправное сотрудничество и ответственность при нынешнем режиме невозможны… А положение (и с Троцким] и с разными "платформами") осложняется и недовольство в партии растет (не смотрите на поверхность). Отсюда - поиски лучшей формы сотрудничества (выделено нами.
– B.C.).

О "местах" и пр[очем] зря говорить. Ни Вам, ни нам они не нужны кон[ечно]»[1523].

Косвенные, но интересные свидетельства о связи «письма Ильича о секретаре» именно с этой фазой внутрипартийной борьбы (после XII съезда РКП(б)) содержит рассказ Зиновьева на XIV съезде РКП(б) о «пещерном совещании». Зиновьев: «Без Владимира Ильича стало всем ясно, что Секретариат ЦК должен приобрести абсолютно решающее значение. Все думали, как бы это сделать так… чтобы мы имели известное равновесие сил и не наделали больших политических ошибок, выходя в первое наше большое политическое плавание без Владимира Ильича… В это время назревали уже кое-какие личные столкновения - и довольно острые столкновения - с тов. Сталиным…»[1524].

Поделиться с друзьями: