Полька – тройка
Шрифт:
Напрасно Лёва пытался стряхнуть с себя Ваську. Тот, должно быть, вцепился в него, как клещ в быка, и вопил во всю глотку:
– Я здесь! Здесь, около вас, Лев Григорьевич!…
– Пусти, дурак! Лёва должен сделать свет.
Они, верно, споткнулись о бруски, валявшиеся посреди мастерской, и оба повалились на пол.
Там они и ворочались, пока Серега Красавин не сменил пробку. И тогда выяснилось, что Лёва вдребезги разбил стекло на своих золотых часах. Вот тут уж Ваське досталось! Лёва выпустил в него все варианты одесских ругательств. Он ужасно сокрушался:
– Такой хронометр угробил! Такая фирма на семнадцати камнях! Да какой же я бригадир без точного
Васька стоял и кусал губы – маленький, всклокоченный, с царапиной на щеке. Видно, он в темноте здорово треснулся о бруски.
…На следующее утро Васьки в совхозе недосчитались, пропал он – и все. Исчез вместе с возвращенным ему новеньким комплектом спецодежды. Четыре километра до большака он, верно, прошел пешком, а там пристроился на какую-нибудь попутную машину – ищи ветра в поле! Между прочим, в ту же ночь из Левиной тумбочки вместе с носовым платком исчезли золотые часы. Это обнаружил Степка, который всегда по утрам лазает к Леве за табаком.
Сказать, что мы были удивлены или, может, озадачены – нет, всё это не то. Оскорблены, обмануты – вот настоящие слова, Ведь как там ни верти, а в глубине души, пожалуй, все ребята уже готовы были поверить Ваське.
В первый день никто не касался этой темы – щадили и себя, и Леву, как наиболее потерпевшего. Однако на другой день в столовой, когда мы подошли к буфету, чтобы взять талоны, Степка Лузгин, ни к кому не обращаясь, сказал ехидно:
– Граждане пассажиры! При эксплуатации транспорта без кондуктора общественный контроль имеет решающее значение.
Лёва промолчал. Что, между прочим, на него совсем не похоже. Он только переглянулся с Серегой Красавиным.
Тогда Степка, как говорят шоферы, прибавил газку:
– Я предупреждал, но, видно, ошибся. Вместо стиляжных портков пропало кое-что подороже. – И он расхохотался, правда, не очень весело.
Лёва проглотил и эту шпильку вместе с сарделькой. А к Степану присоединились еще кое-кто из ребят.
– Эх, зря мы его тогда не выгнали.
– Приоделся, получки дождался, да еще обзавелся золотыми часами, – полузакрыв глаза, меланхолично подсчитал Сашка Губа. – Губа у него не дура.
Лёва молчал. Но видно было, что и он, и Серега жуют без всякого аппетита свои сардельки.
Тут открылась входная дверь и вместе с облаками морозного пара в столовой появилась тихая Вера, Она сразу подошла к нам.
– Ребята!… Стала я сегодня надевать валенки, чувствую, что-то мешает. А это, оказывается, деньги. Вот глядите, шесть пятьдесят…
Все озадаченно посмотрели на деньги, потом друг на друга. Сашка приоткрыл один глаз, Лёва и Серега как-то оба разом вздохнули, а Костя Бондарчук сказал:
– Шесть пятьдесят?… Погодите, это же стоимость бутылки коньяка. Ну да, коллекционный, "пять звездочек"…
Больше никто ничего не успел сказать: входная дверь опять растворилась. А когда клубы морозного пара рассеялись, мы увидели на пороге Ваську Ефимова. Он просеменил к нашему столу и радостно залопотал:
– Часовщик в районе удивился. Говорит: "Кто же на такие хорошие часы ставит простое стекло?" Смотрите, Лев Григорьевич, какое вставил! Теперь можете спокойно драться. Небьющееся!
Ответом Ваське была гробовая тишина. Все мы опустили глаза. Все, кроме Левы и Сереги.
Наш молодой комсорг сказал Ваське:
– Тебя только за смертью посылать. Скажи на милость, больше суток пропутался.
А
Лёва проворчал:– Весна-то на носу. Кто кузова будет чинить? Пушкин?
С этими словами наш бригадир проследовал к буфету и приволок в своих ручищах сразу полдюжины пива.
– Садись, Василий Трифонович, рядом со мной. – Тут он посмотрел на Степку Лузгина своими ласковыми черными глазами. – И всех прошу. Лёва Королевич угощает, граждане пассажиры.
Полька-тройка
Костя Бондарчук и Лёва Королевич соперничают всегда и во всем. И не только из-за медсестры Кати. Это началось у них еще с того времени, когда мы впервые пришли в степь. Тогда спали еще в палатках и по утрам разогревали машины на двадцатиградусном морозе. Теперь-то мы живем в нормальных домах, а по вечерам смотрим кино или танцуем в клубе на главной усадьбе, где у нас, как выражается Лёва, "функционируют" разные кружки. Теперь нам смешно вспомнить о том, какими героями мы себя воображали.
Больше всех, конечно, задавался Лёва Королевич. О себе он говорил не иначе как во множественном числе и начинал всегда со слов: "У нас в Одессе…" или: "Мы, покорители целины…" При этом Лёва посматривал на нас своими ласковыми цыганскими глазами сверху вниз, покровительственно, что, впрочем, было ему не трудно, принимая во внимание его рост – сто восемьдесят девять сантиметров. Вообще Лёва любит пофилософствовать и щегольнуть всякими звонкими словечками. Не бывает такого собрания, где бы он не произнес речь. А вот Костя Бондарчук, тот, наоборот, молчаливый. Когда Лёва начнет донимать его своими насмешками, да ещё при Кате, Костя нахохлится, засопит и норовит молча нанести Лёве оскорбление действием – ткнуть кулаком под бок или двинуть ногой под тощий зад. И тогда Лёва говорит: "Фу, как некрасиво. Мы, покорители целины, должны применять грубую физическую силу более элегантно и рационально. Например, сделать за смену лишний рейс с удобрениями".
Тут надо сказать, что за рулем автомобиля Лёва Королевич – бог. Никто в нашем совхозе не ездит быстрей, На уборочной Лёва сидит за рулем как припаянный. Когда он спит? Никому не известно! Сто километров из глубинки до элеватора его грузовик с двумя прицепами покрывает в рекордное время. Летит этакая махина по степи, как самолет по небу, слышно её за много километров. Со стороны смотреть – дух захватывает.
Правда, Костя Бондарчук тоже шофёр высокого класса. Но он не трезвонит о себе, как Лёва, а молча наступает ему на пятки. Например, прошлой осенью Лёва сообразил: зачем ему в разгар работы заезжать в совхоз на заправку? Взял да и пристроил на свою машину запасной бак для горючего да еще краник такой приладил, чтобы, не вылезая из кабины, прямо на ходу переключать подачу топлива. В течение двух дней Лёва обогнал Костю на целый рейс. Но на третьи сутки Костина машина вышла в степь с таким же добавочным баком, а потом это новшество появилось и у каждого из нас.
Лёва обозвал тогда Костю обезьяной и ехидно заметил, что "у нас в Одессе аналогичных пижонов сажали ездить, извиняюсь, на ароматных бочках", и, покосившись на Катю, добавил: "Рожденный ползать, летать не может. Всё равно я его обставлю…" И обставил. На этот раз он придумал такой фокус: пришел к своему дружку, плотнику Ваське Ефимову, тот нарастил борта Левиной машины всего на одну доску, но это дало возможность Леве грузить зерна почти на целую тонну больше. Кажется, совсем просто, но придумал это дело почему-то именно Лёва. Немудрено, что переходящие вымпелы обкома комсомола – и за посевную, и за уборочную – перестали быть переходящими: они прочно поселились в нашей бригаде.