Полковнику нигде…
Шрифт:
Владыка Васиртана не только выдал пятнадцатилетнюю Майоль замуж за восьмидесятитрехлетнего соседа, но и позволил себе сдохнуть, исчезнуть, оставив дочь во власти старого извращенца.
— Как ты мог! Будь ты проклят! — бормотала девушка, не замечая, что удары плети становятся все сильнее, а бичуемый Совиньоль уже перестал стонать.
Потом, обратив внимание на внезапно наступившую тишину, нарушаемую только звуками шлепков, девушка распахнула глаза и, выронив плеть, коротко взвизгнула, увидев, как туловище мужчины, судорожно дернувшись в последний раз, застыло в опасной неподвижности. Майоль зажала рот ладонью и, метнувшись к старику, подергала его за руку, потом перевернула на спину. Все было кончено — Совиньоль уже не дышал.
Мстительная радость, заставившая алые губы расплыться в счастливой улыбке, сменилась паникой. Девушка
У Майоль оставалось немного времени, чтобы принять решение. Все в шатре свидетельствовало против невольной убийцы: связанные руки жертвы, окровавленная спина, плетка. Оправданий преступницы никто не стал бы слушать. Девушку ожидала скорая мучительная казнь. Несчастная в растерянности заметалась по шатру. Потом, наткнувшись на бездыханное тело мужа, раздраженно пнула его ногой и замерла, терзаясь противоречивыми мыслями.
Ее отца, сиртана Васира, не очень любили солдаты и подданные, но после смерти о нем пожалели многие. Старый и мудрый владыка сглупил только один раз — женившись на прекрасной змее. До тех пор Васир всегда точно знал, что делать и безошибочно выбирал сторону победителя, обеспечивая жителям сиртаната пусть и не слишком богатое, но сытое и бестревожное существование. С искренней ненавистью о нем сейчас вспоминал только один человек — младшая дочь.
Безропотная пешка, пожертвованная в угоду политическим интригам в борьбе за власть, Майоль невыносимо страдала в неравном браке. По вечерам Совиньоль терзал супругу бесплодными сексуальными домогательствами: писал ей записки, потому что разговаривать с ним так поздно она отказывалась. По утрам, из мести, заставлял избивать его усеянной шипами тяжелой длинной плеткой — старикашка имел склонность к мазохизму.
Юная сиртанна пнула труп еще раз и содрогнулась от отвращения: муж был на девять лет старше ее покойного — наконец-то! — папаши.
От плетки у Майоль ужасно болело левое плечо: она была левшой. Прежде отец оставался единственной защитой — днем, когда сиртанна наконец-то могла спокойно отдохнуть. И вот теперь, так не вовремя, Васира не стало. Он позволил себя сожрать какой-то гадюке, оставив дочь одну, беспомощной игрушкой в руках жестокого негодяя, который теперь тоже сдох — от оргазма, — предоставив несчастной вдове нелегкий выбор между мучительной смертью или паническим бегством.
Бегство. Девушка — ее смело можно было назвать этим словом — хорошо понимала, что надо бежать. Но как и куда? Майоль машинально подняла плетку. Треххвостками часто пользовались погонщики красных коней — единственного средства передвижения по хиджистанским болотам. Управлять послушным ящером мог даже слабоумный младенец: опасность «упасть с коня» даже теоретически была невелика. И как раз сейчас, привязанный к одному из столбов за шатром, стоял ее личный конь, подаренный мужем в день свадьбы. Выскользнуть из-под полога и пробраться к зверю не составляло труда. Вот только передвигались кони чересчур медленно. Но самое страшное — бедняжка не знала, куда бежать.
У Майоль не было близкой подруги: у дочерей великих сиртанов их обычно не бывает. Бларимель, нынешнюю супругу наследника Фаристарда, она ненавидела почти так же сильно, как отца. В детстве бедняжке пришлось перенести немало побоев и унижений по вине старшей сестрицы. А значит, бегство в Фаристард полностью исключалось.
Возлюбленный? У выданной замуж в пятнадцатилетнем возрасте невзрачной застенчивой толстушки, не избалованной вниманием поклонников, не было шанса завести преданного воздыхателя и друга. Во всяком случае, Майоль не смогла припомнить ни одного, кто предоставил бы ей хоть какую-то защиту.
Вспомнив последние слова мужа, Майоль, в отчаянии, схватилась за подсказку судьбы. Азарис! Она должна найти Азарис! Именно ее проклинал каждый день — утром и вечером во время сеансов эротической порки — покойный Совиньоль.
— Чертова негодяйка! Втравила меня в эту войну! — забывая, что на нем тоже лежала некоторая ответственность, постоянно твердил владыка Макуфа.
Хиджистанская сиртанна давно стала для Майоль кумиром. Разглядывая портреты прекрасной девушки, хрупкой, светловолосой и сероглазой, так сильно отличавшейся от других женщин Юго-Запада,
юная васиртанка мечтала стать хоть немного похожей на свой идеал. Романтические сплетни о попытках Азарис скрыться с низкородным поклонником, а затем о таинственном похищении его из тюрьмы и бегстве от жестокосердного отца, активно распространялись придворными магами. Слухи, о которых много судачили на последнем, злосчастном для Майоль весеннем балу, только добавляли образу беглянки сияющий ореол.Азарис была символом женской свободы! Борьбы! Надежды! Совершенно непонятно почему, Майоль решила, что Азарис поможет и ей.
Непродуманное опрометчивое решение — бежать в Хиджистан по болотам на поиски Азарис — как ни странно, оказалось необыкновенно удачным. Спасение Майоль можно было объяснить только тем, что иногда насмешница-судьба благоволит отчаявшимся.
Абсолютно непрактичная, девушка не взяла с собой ни запасной теплой одежды, ни еды, ни питья: о ней всегда раньше заботились многочисленные слуги, — а паника, после невольного убийства мужа, помешала ей задуматься о проблемах выживания. Она сунула в мешок только несколько любимых, вышитых шелком тонких тупик и пару полупрозрачных шаровар, ставших последним писком моды в Васиртане в прошлом сезоне. После трехдневных скитаний по бесконечным болотам, потеряв всякое представление о месте своего нахождения, замерзшая, голодная, Майоль с трудом сползла с ящера по суровому зову природы и, выбравшись из кустов, вдруг увидела среди ветвей прекрасного юношу. Взгляд его был смутен. На губах мелькала слабая нежная улыбка. В руке незнакомец держал надкусанный кусок черствого хлеба, который он немедленно и с радостью протянул изголодавшейся беглянке. Это было спасение. Более того, это была судьба. И любовь.
Вот так беглая вдова сиртана Совиньоля Макуфа Второго познакомилась с Лагниром Труассахом, который, крепко схватив добычу за нежную белую ручку, гордо повел ее в лагерь спасителей галактики, ожидавших результатов очередных магических тренировок Ай-Вана. Майоль повезло наткнуться на лагерь пришельцев, устроивших привал перед последним броском в Хиджистан.
Лагнир жаждал как можно скорее продемонстрировать драгоценную находку учительнице, но первым им встретился полковник.
— Где ты это взял? Верни обратно! — увидев еще одну оборванную девчонку, в ужасе воскликнул Бром, у которого возникло большое искушение утопить новую обузу в ближайшем болоте. Полковнику с трудом удалось подавить в себе недостойный порыв.
На выкрики никто и не отозвался. Окружив находку тесным кружком, участники экспедиции с сочувствием выслушали запутанную историю, которую, захлебываясь слезами и соплями, поведала им несчастная девушка. К счастью для себя, Майоль, у которой не хватило сообразительности даже на то, чтобы придумать убедительную ложь, рассказала новым друзьям чистую правду. Семейная драма бедняжки растрогала даже бесчувственного Ай-Вана. Остальные члены отряда тоже решительно встали на сторону найдены.
В каком-то смысле, Майоль очень повезло. Смерив некрасивую толстушку презрительным взглядом, Азарис сразу исключила ее из числа возможных соперниц и взяла под свое покровительство. Конфисковав у беглянки одну васиртанскую тунику и модные шаровары, Азарис наконец смогла сбросить с себя опостылевшие лохмотья, с удивлением обнаружив, что новые одежки для нее оказались немного коротковаты. Девушка и не подозревала, что постоянно исходившая от полковника энергия Сеятеля подействовала и на нее, запустив таинственные механизмы организма, отвечающие за рост и умственное развитие. За время похода она незаметно для себя подросла на целых два сантиметра, но, правда, пока не очень поумнела. Впрочем, не подозревая о переменах, Азарис просто с досадой мысленно обозвала беглянку коротышкой.
Зато хиджистанскую сиртанну потряс рассказ о необычных сексуальных пристрастиях покойного Совиньоля. Представив себя с плеткой в руках, хлестающей полковника Брома, девушка даже зажмурилась от удовольствия, и потом долго мотала головой, отгоняя соблазнительную картинку.
Беглянку усадили к костру и вручили миску с едой — необыкновенно вкусную похлебку из мяса ялура с болотными травами.
Поев и согревшись, Майоль расспросила новых подруг о Лагнире. Отмытый и откормленный усилиями учительницы, юноша немного успокоился и перестал вздрагивать от громких звуков. Здравый рассудок к бывшему лейтенанту по-прежнему не вернулся, но он обрел прежнюю выправку и приятную внешность. Несчастной беглянке Лагнир показался неотразимым.