Полмира

И Скифр широко раскрыла глаза и, издевательски подражая голосу Колючки, пропищала:

– Или это нечестное задааание?

Колючка стиснула зубы сильнее, чем обычно. Встала поустойчивее. И с ревом бросилась в атаку. Да уж, ничего красивого в этой схватке не было. Пара замахов – и рука вспыхнула болью, от шеи до кончиков пальцев. Прут тянул ее за собой, ее заносило, как пьяную, и Колючка осыпала беспорядочными ударами землю, взрывая грязь, а однажды даже угодила железкой в костер. Взвилась туча искр, команда испустила согласный вопль – не ожидали.

Скифр танцевала в своей обычной полупьяной манере, легко ускользая от неуклюжих ударов Колючки, ее проносило мимо, время от времени старуха отпихивала железку щитом и выкрикивала команды, которые Колючка не то что не могла исполнить – она даже понимать-то их не всегда понимала:

– Не навязывай оружию свою манеру! Следуй за ним! Задействуй запястье! Локоть подбери! Оружие – одно целое с тобой! Нет, наискось, наискось, вот так! Нет, плечо выше! Ноги шире! Стой на земле! Ногами в нее упирайся! Ты – королева этой грязюки! Она вся твоя! Еще раз! Нет. Еще раз. Нет. Еще раз. Нет, нет, нет, нет. Нет!

Колючка визгнула от злости и отшвырнула железяку, Скифр заорала на нее в ответ, долбанула щитом и повалила на землю.

– Будь всегда наготове! Расслабишься – тут же погибнешь! Поняла?

– Поняла! – прошипела Колючка сквозь стиснутые зубы.

Рот наполнялся кровью.

– Вот и отлично. А теперь посмотрим, может, твоя левая рука работает задорней, чем правая.

К тому времени как Скифр с неохотой объявила перерыв, Отче Месяц уже улыбался с небес, а лягушки завели свою нестройную песню. Кое-то нес стражу, а остальная команда уже дрыхла без задних ног, завернувшись в одеяла, шкуры зверей и овец, а самые удачливые – в мешки из тюленьей кожи. Над лагерем стоял мощный храп, в красном свете угасающих угольев поднимался над спящими пар их дыхания.

Сафрит сидела, скрестив ноги, у огня, Колл спал, положив голову ей на колени. Она поглаживала его по соломенным волосам, у мальчишки подрагивали во сне веки. Сафрит протянула ей миску:

– Вот, оставила тебе.

Колючка опустила лицо, изо всех сил пытаясь не разреветься. Презрению, боли, гневу она могла противостоять, но эта нежданная доброта разоружила ее совершенно. Из горла вырвался жалобный всхлип.

– Все будет хорошо, – сказала Сафрит, похлопав ее по колену. – Вот увидишь.

– Спасибо, – прошептала Колючка, яростно вытирая слезы.

И принялась запихивать холодную похлебку в рот, жадно облизывая пальцы.

Ей показалось, как сверкнули во тьме глаза Бранда, и он отпихнул в сторону Одду – тот мяукнул, как котенок, в беспокойном сне, а потом откатился в сторону. К тому времени Колючка была бы счастлива уснуть даже среди трупов, поэтому она обвалилась на землю, все еще сохранявшую тепло Брандова тела, как была, в сапогах.

И она уже почти уснула, когда Скифр подошла и ласково подоткнула под нее одеяло.

Гнев Божий

Дальше потянулась нескончаемая череда одинаковых дней: весло в руках, скрип обшивки, вода плещется о борта «Южного ветра», зубы стиснуты, налегаем на весло, Ральф, прищурившись, смотрит на реку, они идут вверх по течению, отец Ярви стоит, заложив руки за спину, покалеченная рука стиснута в здоровой, Колл донимает всех вопросами, Сафрит ругается, у костра травят байки, на покрытых шрамами лицах играют отблески огня, Скифр бормочет, отдавая приказы, звон, ворчание и стук – Колючка тренируется, а он, Бранд, медленно засыпает.

Не сказать, чтоб он стал лучше к ней относиться, нет. Но его восхищало, как она держится. Что дерется, несмотря на то что шансов победить нет, что встает всякий раз после того, как ее укладывают на землю. Это и есть мужество. Вот бы ему такое.

Время от времени они приставали у деревенек, в которых люди жили сами по себе, ни под чьей рукой. Крытые дерном хижины рыбаков в излучинах реки, плетеные шалаши пастухов, ютившихся там со своей скотиной, в тени деревьев молчаливого леса – по сравнению с ними их с Рин халупа казалась натуральным дворцом. Воспоминания вызывали острую тоску по дому, и Бранд стыдился того, что совсем размяк. Отец Ярви выторговывал у местных молоко, эль и живых, мекающих коз, и говорил он на всех языках звериных и человеческих, а вот улыбок он им не выменял. Ибо улыбку – ее не купишь, а их сюда, на берега Священной, как-то не завезли.

Иногда попадались навстречу корабли, идущие на север, и на одних команда смотрела сурово и настороженно, а с других их окликали, обмениваясь осторожными приветствиями. Но всех их Ральф провожал внимательным взглядом и не отпускал глазами до тех пор, пока чужой корабль не скрывался вдали. И не выпускал при этом из руки свой черный снаряженный лук – здоровенную такую штуковину чуть ли не в рост человека величиной, сделанную из острых рогов какого-то зверя, которого Бранд никогда не видел и, признаться, не горел желанием встретить.

– А они вроде с нами по-доброму… – заметил он после того, как они разминулись с кораблем, команда которого не смотрела волком.

– Стрела, выпущенная с улыбкой, убьет тебя так же само, – отрезал Ральф, опуская свой гигантский лук на палубу рядом с рулевым веслом. – Некоторые ладьи возвращаются домой с добычей, а некоторые – пустыми, и им бы очень пригодилось разграбить, к примеру, на обратном пути груженный товаром корабль, а парочку молодых красивых ребят, что сидят на задних веслах, продать в рабство.

Колючка дернула головой в сторону Бранда:

– Они только одного молодого красивого на этом корабле найдут.

– Ты б тож ничего была, если б не хмурилась, – заметил Ральф.

Колючка в ответ нахмурилась и скривилась так, что страшно смотреть стало, – впрочем, того она и добивалась.

– Верно, это из-за служительского знака на носу – боязно им соваться, – сказал Бранд, засовывая свой топор обратно к рундуку.

Колючка фыркнула, вдвигая меч в ножны:

– Думаю, это из-за того, что мы при оружии.

– Точно, – согласился Ральф. – Даже законопослушные люди подчас забывают о своей законопослушности, оказываясь в пустошах, где закона нет. Общину уважают не во всякой земле. А вот сталь – во всякой. А хороший у тебя меч, Колючка.

– Отцовский.

И, подумав с мгновение, она передала меч кормчему.

– Видать, славный был воин.

– Избранный Щит, – сказала Колючка, раздуваясь от гордости. – Это из-за него я в воины пошла.

Ральф одобрительно оглядел клинок, за которым, судя по виду, отлично ухаживали, а потом мрачно глянул на навершие – бесформенный кусок железа, неопрятный и непонятно зачем туда приваренный.