Полмира
Шрифт:
И обессиленно упал в кресло, а отец Ярви наклонился и что-то прошептал ему на ухо.
Вечно хмурый мастер Хуннан вышел вперед с мечом в руке и встал над первым мальчишкой.
– Клянешься ли ты в верности Гетланду?
Парнишка сглотнул:
– Клянусь.
– Клянешься ли ты верно служить своему королю?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты стоять плечом к плечу со своими товарищами в щитовой стене и повиноваться приказам?
– Клянусь.
– Тогда поднимись, воин Гетланда!
Мальчишка встал, скорее испуганный, чем счастливый, и все вокруг ударили себя
У Бранда разом в горле пересохло. Скоро и его очередь подойдет! Это день, который он будет с гордостью всю жизнь вспоминать! Но тут он вспомнил пепел Халлебю и Риссентофта, истекающего кровью на пороге собственного дома старика, женщину, которую он вел на веревке… нечем тут гордиться, если честно…
Толпа радостно завопила, когда второй мальчишка в третий раз сказал «клянусь» и стоявший за его спиной воин дернул его наверх, как рыбку из пруда.
Бранд поглядел в глаза Колючке, та улыбнулась уголком рта. Он бы улыбнулся в ответ, но его снедали сомнения. Мать, умирая, наказывала: твори добро. Разве добро он творил в Риссентофте?
Третий мальчишка опять плакал, принося свои клятвы, но воины сочли их слезами счастья и гордости, и орали громче прежнего, и звон оружия действовал Бранду на нервы.
У Хуннана заходили на скулах желваки, и взгляд стал еще суровей, когда он шагнул к Бранду. Толпа затихла.
– Клянешься ли ты в верности Гетланду?
– Клянусь, – просипел Бранд. Во рту разом стало сухо.
– Клянешься ли ты верно служить своему королю?
– Клянусь, – просипел Бранд, и сердце бешено заколотилось.
– Клянешься ли ты стоять плечом к плечу со своими товарищами в щитовой стене и повиноваться приказам?
Бранд открыл рот, но слова не шли. Молчание затягивалось. Улыбки исчезали с лиц. Все взгляды были устремлены на него. Поскрипывал доспех, воины тревожно переминались с ноги на ногу.
– Ну? – резко сказал Хуннан.
– Нет.
Повисло ошеломленное молчание, похожее на затишье перед грозой, а потом толпа удивленно зароптала.
Хуннан смерил его неверящим взглядом:
– Что?
– Поднимись, юноша, – донесся до него скрипучий голос короля.
В ропоте толпы теперь слышалась ярость.
– О таком мне еще не приходилось слышать. Почему ты отказываешься принести клятву?
– Потому что он трус, – рявкнул Хуннан.
Толпа зароптала сильнее, послышались гневные выкрики. Мальчишка, стоявший рядом с Брандом, смотрел на него удивленно раскрытыми глазами. Ральф сжал кулаки. Отец Ярви заломил бровь. Колючка зло скривилась и шагнула вперед, но королева предостерегающе подняла палец.
Поморщившись от напряжения, король поднял исхудалую руку, и толпа затихла. Атиль не отводил глаз от Бранда:
– Я спросил его, не тебя.
– Может, я и трус, – сказал Бранд, и странное дело, голос его прозвучал громче и смелей, чем обычно. – Давеча мастер Хуннан убил старика-фермера, и я струсил и не остановил его. Мы сожгли деревню, и я струсил и не возразил. Во время испытания он выставил троих учеников против одного, и я струсил и не посмел заступиться. А ведь воин должен защищать
слабых от сильных! Разве нет?– Лжешь! Будь ты проклят! – взревел Хуннан. – Да я…
– Ты! Придержи язык! – рявкнул отец Ярви. – Говорить будешь, когда король разрешит!
Наставник смерил его ненавидящим взглядом, но Бранду было все равно. У него словно камень с души упал. Словно он все время нес на себе «Южный ветер», а тут вдруг избавился от ноши. И он впервые за все время с тех пор, как покинул Торлбю, чувствовал, что наконец-то пребывает в свете.
– Бесстрашный воин, говорите? – И он указал на Колючку. – Вот она. Колючка Бату, Избранный Щит королевы. В Первогороде она одна сражалась с семью воинами и спасла Императрицу Юга. По всему морю Осколков поют о ней песни! А вы – вы набираете в войско мальчишек, которые не знают, с какой стороны браться за копье! Что это за самоубийственная гордость? Что это за глупость? Я мечтал стать воином. Служить тебе, мой король. Защищать свою страну. Встать плечом к плечу с братьями по оружию.
И он посмотрел Хуннану прямо в глаза и пожал плечами:
– Если быть воином значит именно это – тогда нет, я не хочу быть воином.
Толпа снова вскипела гневными криками, и снова король Атиль поднял дрожащую руку и призвал всех к тишине.
– Многим здесь не по нраву твои речи, – сказал он. – Но это не речи труса. Среди мужчин есть и те, кого коснулся Отче Мир.
Усталый взгляд его перешел на отца Ярви, потом упал на Колючку, и одно веко задергалось.
– А среди женщин бывают такие, кого коснулась Матерь Война. Смерть… ждет нас всех.
И вдруг лежавшая на мече рука задрожала сильнее обычного.
– Но каждый из нас должен отыскать… достойную дорогу… к ее… двери…
И он чуть не выпал из кресла. Отец Ярви соскочил со стула и успел его подхватить. Меч соскользнул с колен и упал в грязь. Служитель с Ральфом подняли короля с кресла и увели в шатер. Голова Атиля безвольно качалась. Ноги волочились по грязи. Толпа роптала все громче и громче, теперь в ее голосе слышался страх.
– Король меч уронил!
– Плохая примета…
– Не будет нам удачи в бою!
– Нет нам милости от богов…
– Успокойтесь! – Это поднялась королева Лайтлин и окатила толпу ледяным презрительным взглядом. – Что я вижу? Воинство Гетланда или толпу судачащих рабынь?
Она подняла из грязи королевский меч и прижала его к груди, как делал это король. Но руки ее не дрожали, и глаза глядели твердо, и голос звучал громко и уверенно.
– Сейчас не время для сомнений! Крушитель Мечей ждет нас у Амонова Зуба! Король не с нами, но мы знаем, что он сказал бы!
– Последнее слово за сталью! – выкрикнула Колючка, и эльфийский браслет вспыхнул яростным красным.
– Сталь! – взревел мастер Хуннан, вскидывая меч.
С железным шорохом обнажались мечи, и острия их грозно вздымались к небу.
– Сталь! Сталь! Сталь! – взревела в тысячу глоток толпа.
И только Бранд стоял и молчал. Он всегда думал, что добро и благо – это когда ты сражаешься плечом к плечу с братьями. А теперь оказалось, что, возможно, благо заключается в том, чтобы не сражаться вовсе.