Полночь в саду добра и зла

Торжественно-значительные выражения лиц присяжных показали всем, что Лоутон, во всяком случае, частично отвоевал потерянный плацдарм. Теперь в голосе прокурора гремел едкий сарказм.

– Но есть и еще что-то, а именно то, чего Джим Уильямс не сделал за упомянутые тридцать шесть минут. Он не вызвал «скорую помощь». Многие здесь описывали Джима Уильямса как сострадательного человека, который делал большие пожертвования в Гуманитарное общество. Но он не позвонил даже в Гуманитарное общество, чтобы выяснить, что произошло с Дэнни Хэнсфордом.

Молодая женщина в жюри промокнула глаза платком.

– Мы можем оставить в стороне следы пороха на руках Дэнни, – продолжал метать громы и молнии прокурор, – они не нужны нам, чтобы осудить Джима Уильямса.

В конце дня в настроении присяжных наметился нехороший перелом, который очень беспокоил Сонни Зейлера. Лоутон эффектно построил обвинение и сумел отвлечь внимание присяжных от конфуза с упаковкой рук. Адвокат был бессилен: он уже закончил свое выступление и выставил заключительные аргументы. Судья отправил присяжных по домам до утра. Наутро он зачитал инструкции, и жюри удалилось в совещательную комнату.

В Мерсер-хауз Уильямсы молча доели сандвичи. Миссис Уильямс свернула салфетку и смотрела в окно, Дороти бесцельно играла вилкой, Джим делал вид, что читает каталог.

Зазвонил телефон. Сонни Зейлер доложил, что присяжные едят гамбургеры. В четыре тридцать Сонни позвонил снова и сообщил, что жюри затребовало словарь – один из присяжных не понимал значения термина «злой умысел [26] ».

В пять тридцать судья Оливер распустил присяжных на уик-энд. Как рассказали приставы – известные любители баек и сплетен, мнения присяжных разделились поровну. Совещание жюри возобновилось в понедельник в десять утра. Около полудня Зейлер заметил, что приставы перестали отвечать на его вопросы. Они отводили глаза и молча проходили мимо. То был плохой знак. «Видимо, решение принимается в пользу обвинения», – сделал вывод Зейлер.

26

В американской юриспруденции этот термин заимствован из латинского языка (malice), поэтому малообразованный присяжный его не понимает.

К трем часам голоса присяжных распределились в отношении 11 к 1 в пользу обвинения. Старшина присяжных послала судье записку: «Здесь есть один человек, который отказывается изменить свою позицию, невзирая на все наши доводы и действия». Через несколько минут приставы рассказали, что этот человек некая миссис Сесилия Тайо, разведенная, пятидесяти с лишним лет. Миссис Тайо поведала присяжным, что много лет назад оказалась приблизительно в такой же ситуации, как мистер Уильямс. Ее друг ворвался на кухню и стал душить ее. Теряя сознание, женщина успела схватить нож и воткнуть его в грудь нападавшему. Правда, она только ранила, а не убила расходившегося дружка. Миссис Тайо заявила, что она очень хорошо понимает, что такое самозащита.

– У меня трое детей, все взрослые, – добавила она. – Они сами и сготовят и постирают, так что я могу сидеть здесь сколь угодно долго.

В пять часов судья созвал все стороны в зал. Уильямс приехал из Мерсер-хауз, Сонни Зейлер из офиса. Присяжные заняли места в своем отсеке. Седовласая миссис Тайо сидела, плотно стиснув зубы, угрюмо глядя в пол и не общаясь с другими присяжными.

– Мадам старшина, вы вынесли вердикт?

– Мне очень жаль, ваша честь, – ответила женщина, – но мы не смогли этого сделать.

– Как вы полагаете, дальнейшие совещания смогут привести вас к вынесению вердикта?

– Я начинаю думать, ваша честь, что мы не придем к решению до второго пришествия.

Сонни Зейлер подал судье ходатайство о прекращении судебного разбирательства ввиду неспособности присяжных прийти к единому мнению, однако Оливер сразу же отказал, вынес частное определение в адрес присяжных и буквально приказал им прекратить разброд и шатания и прийти к единодушному выводу. Судебное заседание было отложено до десяти часов следующего утра, и присяжным уже не в первый раз рекомендовали не читать, не слушать радио и ни с кем не обсуждать материалы с оценками процесса и его участников.

Приехав с суда, Джим Уильямс не пошел сразу домой, а пересек Монтрей-сквер и сел на скамейку рядом с Минервой.

– Мои адвокаты опять в дерьме, – с горечью произнес он. – Среди присяжных только один на моей стороне. Это женщина.

– Насколько она сильна? – спросила Минерва.

– Не знаю. Она очень упряма, но, я думаю, сегодня ее подвергнут сильному прессингу. Окружной прокурор знает, кто она, и приложит все усилия, чтобы ее сломить. Его надо остановить.

– Ты знаешь, где она живет?

– Могу узнать. Ты способна ее защитить?

– Такие вещи я умею делать. – Минерва уставилась в пространство.

– На этот раз я прошу тебя использовать самое мощное оружие. Минерва кивнула.

– Когда я применю все свое барахло, с ней ничего не случится, будь уверен.

– Да, уж сделай мне такое одолжение, – попросил Уильямс. – Когда будешь работать, то используй что-нибудь из вещей доктора Баззарда. Какие-нибудь старые носки, рубашки или там расческу.

Во взгляде Минервы, которым она окинула Уильямса, появилось раздражение.

– Я не держу никаких его носков, а если бы и держала, то разве смогла бы найти их в своем хламе.

– Но у тебя же есть какие-нибудь другие его вещи.

– Не знаю, я ничего не сохранила, я и не знала его толком.

– Ну, Минерва, сделай это, ведь мы-то с тобой уже давно друг друга знаем. – Уильямс словно обращался к непослушному ребенку. – Вот ведь пурпурные очки его, верно?

Минерва тяжело вздохнула.

– Дай-ка подумаем. Кажется, недавно я видела пару его старых башмаков. Господи, вот только куда я их дела?

– Это не должны быть ботинки. Что еще у тебя есть? Минерва озадаченно уставилась на верхушки деревьев.

– Знаешь, если у меня будут силы посмотреть, то я что-нибудь найду. Да… что-нибудь… – Она улыбнулась. – Мне кажется, что у меня где-то лежат его зубные протезы.

– Вот, вот, – обрадовался Уильямс, – я думаю, как раз самое время их использовать. – В голосе Уильямса явственно прозвучал металл – Я не хочу, чтобы сегодня кто бы то ни было давил на эту женщину.

– Они могут, попробовать, но пусть их. Если они это сделают, то заболеют, а то и умрут.

– Это мне не нужно, – возразил Уильямс. – Мне надо, чтобы сегодня к ней вообще никто не подходил. В принципе. Ты что-нибудь можешь для этого сделать?

– Пойду сегодня в мертвое время в свой сад, – пообещала женщина, – поговорю со стариком.

– Вот и хорошо.

Улыбка расплылась по лунному ландшафту лица Минервы.

– А потом, когда я справлюсь с твоим делом, то поговорю со стариком о счастливых числах.

– О, не делай этого, Минерва, прошу тебя, не делай. Ты же знаешь, что он тебе ничего не даст, ты его только разозлишь. Нет, нет, сегодня не подходящая для такого дела ночь.