Полное собрание рассказов

— Гм-м-м, — протянул я.

— В этом священном трансе я купил своих пчел, провел эксперименты — и вот результат.

— Ага, — жалко поддакнул я.

Он храбро вздернул подбородок и сказал:

— Прекрасно. Раз я прошел уже часть пути, я пройду его до конца. Я представлю свое открытие на суд самого строгого жюри — народа Америки, и пусть он решает: нашел ли я семена чего-то полезного для человечества или нет. — Квик положил руку мне на плечо. — Мы немедленно созовем пресс-конференцию. Вы мне поможете?

У меня в горле застрял комок, но я все же ответил:

— Да, сэр, помогу.

— Молодец! — похвалил меня Квик. — Пока я буду стричь соломинки, вы нарежете папиросную бумагу.

Для пресс-конференции Квик выбрал строгий синий костюм и образ историка. Глаза у него были красными, голова болела. В течение трех часов он писал крохотные пчелограммы. Их содержание представляло собой секрет, вeдомый только ему и Богу.

Конференция должна была состояться в актовом зале «Миллениума». Квик разорился на коктейли и буфет для представителей прессы, не пожалев части оставшихся у него скудных средств. Представителей прибыло пятеро — три репортера и два фотографа. Квик готовился принять сотню.

Пятеро журналистов уселись в первом ряду, отдавая дань закускам и выпивке. Квик стоял на сцене, я — рядом с ним, опекая всю его флотилию трутней, запертых в деревянном ящике. У каждого из них к животу было привязано сообщение. Преданный старый официант дежурил у окна, готовый открыть его по первому знаку Квика.

Сначала Квик объяснил суть своего эксперимента, свою теорию и рассказал о своем озарении. Приближалось время, когда я должен был открыть ящик и выпустить на свободу историческое облако, которому предстояло вылететь в окно, спуститься на три этажа, влететь в окно полуподвала и проследовать в первый мужской улей, покоившийся в письменном столе.

Пчелы, казалось, тоже чувствовали царившее вокруг них волнение. Они тыкались головами в крышку ящика и непрерывно ровно, возбужденно и нетерпеливо гудели.

— История человеческого прогресса, — внушительно сказал Квик, — всегда была историей поощрения всего хорошего, что существует в Природе, и воспрепятствования тому, что в ней плохо. Миллионы лет Природа выбрасывала, словно мусор, мудрейших, деликатнейших и красивейших существ — трутней, единственная вина которых состоит в том, что они не производят меда.

Квик поднял вверх указательный палец.

— Но теперь, — сказал он, — человек наконец объявляет войну этому жестокому расточительству и заявляет: есть нечто большее в жизни, нежели безумная, тупоголовая погоня за медом, медом, медом; все ради меда и смерть любому, кто не умеет делать мед!

Голос Квика сделался хриплым от волнения, словно он возносил молитву перед толпой.

— Сегодня мы приглашаем трутней присоединиться к тем, кто пользуется плодами свободы и равенства. Долой тиранию, в чем бы она ни проявлялась! Долой тиранию меда! Долой тиранию эгоцентричной и тщеславной пчелиной королевы! Долой тиранию ограниченных, меркантильных самок — рабочих пчел!

Квик повернулся и, обращаясь к ящику, закончил:

— Жизнь и свобода отныне — ваши!

Я открыл крышку и перевернул ящик.

Трутни попaдали на пол бурлящим клубком. А потом, один за другим, взлетели и образовали сердитое кольцо у нас над головами.

— В погоню за счастьем! — закричал Квик.

Старый официант распахнул окно.

Несколько минут трутни бестолково кружили по комнате, пока не наткнулись на открытое окно. Тут рой выстроился в линию и вылетел наружу, оказавшись над простиравшимся внизу парком.

— Вниз! Вниз, ребята! — завопил Квик.

Трутни, казалось, что-то высматривали некоторое время, а потом нашли — но не внизу, а вверху. Безумной спиралью рой стал возноситься выше и выше над парком, пока не пропал из виду.

— Королева! — всхлипнул Квик. — Королева!

Участники пресс-конференции, не выпуская из рук стаканов, двинулись в полуподвал ждать возвращения трутней в пчелиный клуб «Миллениум». Улей в ящике стола был пуст. В открытое окно полуподвала не влетало ничего, кроме маленьких клочков сажи.

Квик был странно спокоен. Появление пчелиной королевы, казалось, выбило все пробки в его нервной системе.

Спустя час ожидания он сказал мне отстраненным голосом:

— Поднимитесь на крышу и наблюдайте за нашими верными посланниками оттуда.

Я пошел на крышу и обнаружил там всю флотилию трутней. Вернувшись после спаривания, волоча футлярчики с посланиями, они победно заползали в свои родовые ульи — ульи, из которых Квик освободил их.

Самки — рабочие пчелы, завывая, вылетали навстречу своим братьям. Через каких-нибудь несколько минут Квиковы трутни лежали мертвыми или умирающими, испуская последнее жужжание в этой скорбной мистификации.

С тяжелым камнем на сердце я вернулся в полуподвал и поведал печальную новость Квику.

Он принял ее спокойно. На протяжении всего долгого ожидания он поддерживал огонь своих надежд. А теперь, как и подобает джентльмену, дал ему тихо умереть.

— Надежда была на то, — сказал он, — что среди множества найдется один, чей интеллект победит инстинкты. — Он храбро улыбнулся. — Вот с ним-то мы и могли бы вывести новую, благородную породу пчел.

Квик воздел руки.

— Фиаско, джентльмены, приношу свои извинения. — Слезы стояли у него в глазах. — Можете написать, что я глупец, — сказал он, — но глупец, одержимый мечтой — одной из самых добрых и грандиозных в наше время.

Поклонившись, он вышел и в одиночестве стал подниматься по лестнице.

Журналисты и старый официант вскоре ушли следом за ним, я остался один.

В открытом окне раздались шаги, и я увидел ноги Квика, проходившего мимо. Значит, он выбрал момент, чтобы покинуть клуб «Миллениум», — быть может, навсегда.

Закрыв окно, я выпил за здоровье Шелдона Квика и за упокой его трутней.

Вдруг послышался легкий стук в окно.

Я открыл его и впустил одинокого трутня. Он был страшно изувечен: с разорванными крыльями, без ног.

Подлетев к ящику письменного стола, он подполз к отверстию пчелиного «Миллениума» и упал в него. Изнутри донеслось слабое жужжание — голос души, выполнившей свое предназначение.

Потом он умер.

Я снял с него трубочку с посланием и прочел слова, которые Квик написал множество раз, для всех своих пчел:

«Вот что творит Бог?» [43]

Привет, Рыжий

43

Цитата из Библии (Числа, 23:23) — первая фраза, переданная из Балтимора в Вашингтон в 1844 г. по телеграфу его изобретателем С. Морзе. По некоторым данным, фраза была передана в вопросительной форме.