Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма
Шрифт:
72. М. М. Замятниной
<С.-Петербург. 14 ноября 1909 г.>
Многоуважаемая Мария Михайловна, я крайне сожалею, что не могу приехать сегодня как условлено. Посылаю в готовом виде лекцию о рифме. Поля оставлены для поправок, какие комиссия найдет нужным сделать.
Мне очень интересно, что решил Вячеслав Иванович относительно Абиссинии. Может быть, мне кто-нибудь об этом напишет, так как вряд ли до 20-го я покажусь в Петербурге.
Мой поклон всем.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
73. В. И. Анненскому-Кривичу
<Царское село. 24 ноября 1909 г.>
Дорогой Валентин Иннокентиевич,
Простите за обрывок. Очень тороплюсь.
Жму Вашу руку.
Ваш Н. Гумилев.
74. Вяч. И. Иванову
<Одесса. 1 декабря 1909 г.>
Многоуважаемый Вячеслав Иванович,
карантина в Синопе, кажется, нет. 3-го (в среду) я выезжаю в К<онстантино>поль, там в пятницу. В субботу румынский пароход, и 9-го (во вторник) я уже в Каире. Незачем ехать в Триест. Так дешевле и быстрее.
В Каире буду ждать телеграммы в русское консульство. Письмо очень запоздает. 12-го, если не будет телеграммы, еду дальше. Я чувствую себя прекрасно, очень хотел бы Вашего общества.
Мой поклон всем.
P. S. Море очень хорошо.
Преданный Вам Н. Гумилев.
75. В. Я. Брюсову
<Варна.> 3</16>.XII.<190>9 <г.>
Дорогой Валерий Яковлевич,
не знаю, простите ли Вы мне, что я так долго не писал; Вы будете справедливы, если не простите, и великодушны, если простите. Приветствую Вас из Варны, куда я заехал по пути в Абиссинию. Там я буду недели через полторы. Застрелю двух, трех павианов, поваляюсь под пальмами и вернусь назад, как раз, чтобы застать Ваши лекции в «Академии стиха». Напишу еще из Джибути или Харрара.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
76. Е. А. Зноско-Боровскому, М. А. Кузмину, С. А. Ауслендеру, П. П. Потемкину
<Варна. 3/16 декабря 1909 г>.
Дорогие Женя, Миша, Сережа, Петя и т. д.,
одним словом, все, кто относится ко мне хорошо, приветствую Вас из Варны. Из-за карантина пассажиров не выпускают на берег, но я как-то удрал. Сижу в кафе и пью бенедиктин за каждого из Вас. Выпейте и <вы> за меня, когда будете у Альберта, и не давайте меня обижать в «Аполлоне». Качало нещадно, завтра опять будет качать. В субботу я в Константинополе, во вторник в Александрии. В Варне пробуду до полуночи, а теперь шесть вечера. У кого фантазия, фантазируйте.
Ваш Н. Гумилев.
77. В. К. Ивановой-Шварсалон
<Каир. 12/25 декабря 1909 г.>
Вера Константиновна,
уже три дня я в Каире, а от Вячеслава Ивановича нет ни писем, ни телеграммы. Очевидно, он не поехал, и я поеду дальше без него. Здесь очень хорошо. Каждый вечер мне кажется, что я или вижу сон, или наоборот проснулся в своей родине. В Каире, вблизи моего отеля, есть сад, устроенный на английский лад, с искусственными горами, гротами, мостами из цельных деревьев. Вечером там почти никого нет, и светит большая бледно-голубая луна. Там дивно хорошо. Но каждый день мне приходит в голову ужасная мысль, которую я, конечно, не приведу в исполнение, — это отправиться в Александрию и там не утопиться подобно Антиною, а просто сесть на корабль, идущий в Одессу. Я чувствую себя очень одиноким, и до сих пор мне не представилось ни одного случая выпрямиться во весь рост (это не самомнение, а просто оборот речи). Но сегодня я не смогу вытерпеть и отправлюсь на охоту. Часа два железной дороги, и я уже буду на границе Сахары, где водятся гиены. Я знаю, это дурно с моей стороны. Я сижу в Каире, чтобы кончить статью для «Аполлона», — как она меня мучит, если бы Вы знали — денег у меня мало. Но лучше я буду работать
в Абиссинии, там, кстати, строится железная дорога от Харрара до Адис-Абебы, и нужны руки, лучше пусть меня проклянет за ожиданье Маковский.Я высаживался в Пирее, был в Акрополе и молился Афине Палладе перед ее храмом. Я понял, что она жива, как и во времена Одиссея, и с такою радостью думаю о ней. Помните, и по «Кормчим Звездам» мне вышла Нике. Et il me plaise a croire qu’elle ressemble a Vous[5].
Я писал Марье Михайловне, что я не попаду в Джибути. Но, подумав, что там меня ждут письма, я решил быть там во что бы то ни стало. И, кажется, это устраивается. Придется только ехать в четвертом классе и сперва в Аден и уж оттуда в Джибути.
Если Вам вздумается мне написать, а я мечтаю об этом, пишите в Одессу до востребованья. Я буду там через месяц. Простите за такое глупое письмо, но я не мог лучше. Это третье, которое я пишу Вам из Каира. Первые два я изорвал.
Попросите, чтобы не очень обижали Потемкина. В Киеве я заметил такую тенденцию, и мне его жаль.
Я очень кланяюсь всем на башне, очень жалею о Вячеславе Ивановиче. Посылаю новое стихотворенье в общее пользованье.
Преданный Вам Н. Гумилев.
* * *
Она говорила: «Любимый, любимый,
Ты болен мечтою, ты хочешь и ждешь,
Но память о прошлом, как ратник незримый,
Взнесла над тобой угрожающий нож.
О чем же ты грезишь с такою любовью,
Какую ты ищешь себе Госпожу?
Смотри, я прильну к твоему изголовью
И вечные сказки тебе расскажу.
Ты знаешь, что женское тело могуче,
В нем радости всех неизведанных стран,
Ты знаешь, что женское сердце певуче,
Умеет целить от тоски и от ран.
Ты знаешь, что, робко себя сберегая,
Невинное тело от ласки тая,
Тебя никогда не полюбит другая
Такой беспредельной любовью, как я».
Она говорила, но, полный печали,
Он думал о тонких руках, но иных;
Они никогда никого не ласкали
И крестные язвы застыли на них.
Н. Гумилев.
78. Е. А. Зноско-Боровскому
<Каир. 12/25 декабря 1909 г.>
Дорогой Женя,
через два дня отправляю тебе статью, которую отделываю. Как видишь, я уже в Каире. Через два дня еду дальше. В Джибути и потом куда Бог даст. В Каире очень хорошо. Это письмо я пишу на террасе кафе и сижу без пальто, а уже вечер. Послезавтра выйдет номер «Аполлона». Поздравляю всех вас с этим событием. Пиши мне в Джибути до востребованья и, пожалуйста, поразборчивее. Сегодня Рождество по новому стилю, и поэтому скандалов в Каире вдвое больше обычного. А этим сказано все. Право, это город пальм и авантюристов. И все-таки он очень хорош. Ты помнишь обещанье: выслать 80 руб<лей> до востребования в город, откуда я пошлю телеграмму. А то придется продать себя в рабство. Поклон всем.