Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

Следит беззаботный полет кораблей.

Прекрасны и грубы влекущие губы

И странно-красивый изогнутый нос,

Но взоры унылы, как холод могилы,

И страшен разбросанный сумрак волос.

У ног ее рыцарь, надменный, как птица,

Как серый орел пиренейских снегов,

Он отдал сраженья за стон наслажденья,

За женский, доступный для многих альков.

Напрасно гремели о нем менестрели,

Его отличали в боях короли,

Он смотрит, безмолвный, как знойные волны

Дрожа увлекают его корабли.

И долго он будет ласкать эти груди

И взором ловить ускользающий взгляд,

А утром спокойный, красивый и стройный,

Он выпьет коварно предложенный яд.

И снова в апреле заплачут свирели,

Среди облаков закричат журавли,

И в сад кипарисов от западных мысов

За сладким позором придут корабли.

И снова царица замрет, как блудница,

Дразнящее тело свое обнажив,

Лишь будет печальной, дрожа в своей спальне,

В душе ее мертвый останется жив.

Так сердце Комнены не знает измены,

Но знает безумную жажду игры

И темные муки томительной скуки,

Сковавшей забытые смертью миры.

39. В. Я. Брюсову

<Париж. 9/>22 апреля <19>08<г.>

Дорогой Валерий Яковлевич,

сейчас я получил Ваше письмо, и мне очень стыдно, что я отрываю Вас от Ваших работ. Но, сказать по правде, статья А. Белого о вольноотпущенниках и их закулисной жизни меня затронула, я принял ее также и на свой счет и захотел еще раз убедиться в неизменности Вашего расположенья ко мне. Уверяю, это было совершенно бессознательно. Очень благодарю Вас за рецензию и совет. В рецензии Вы отнеслись ко мне снисходительнее, чем я думал, и в ней Вы сделали все, чтобы вывести меня на путь известности. Особенно же мне понравилось бесконечно верное (я надеюсь) замечанье, что «Романтические цветы» только ученическая книга. Я уже теперь считаю ее за пройденный этап творчества. Что касается совета, я вполне понимаю его справедливость, и меня утешает только то, что если я перееду в Россию, я буду жить не в Петербурге, а в Царском селе, которое очень тихо и спокойно. Но этот вопрос, может быть, нам удастся выяснить при встрече, потому что я в первой половине мая буду в Москве и постараюсь увидаться с Вами. Я работаю много, написал два рассказа и много стихов, из которых кое-что мне кажется удачным. Я посылаю стихи Вам, и, может быть, Вы выберете третье для «Весов». «Рыцарь с цепью» мне нравится мало: он какой-то легкомысленный. Но я в восторге, что Вы одобрили «Одержимого».

Завтра я пойду в «Весенний салон» и посмотрю, не смогу ли написать о нем; заодно упомяну и о «Независимых».

А через неделю, наверно, выеду из Парижа.

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

Выбор

Созидающий башню сорвется,

Будет страшен стремительный лет,

И на дне мирового колодца

Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,

Опрокинут обломками плит,

И Всевидящим Богом оставлен,

Он о муке своей возопит.

А ушедший в глухие пещеры

Иль к безлюдью пустынной реки

Повстречает свирепой пантеры

Наводящие ужас зрачки.

Не избегнешь ты доли кровавой,

Насмеется беззвучная твердь,

Но молчи: несравненное право

Самому выбирать свою смерть.

Колокол

Тяжкий колокол на башне

Медным ревом заревел,

Чтоб огонь пылал бесстрашный,

Чтобы бешеные люди

Праздник правили на груде

Изуродованных тел.

Звук помчался в дымном поле,

Повторяя слово: «смерть».

Звери корчились от боли

И испуганные птицы,

Как багряные зарницы,

Лётом взрезывали твердь.

Дальше звал он, точно пенье,

К созидающей борьбе,

Люди мирного селенья,

Люди плуга, брали молот,

Презирая зной и холод,

Храмы строили себе.

А потом он умер, сонный,

И мечтали пастушки:

«Это, верно, бог влюбленный,

Приближаясь к сладкой цели,

Нежным рокотом свирели

Потревожил тростники».

Завещание

Очарован соблазнами жизни,

Не хочу я растаять во мгле,

Не хочу я вернуться к отчизне,

К усыпительной черной земле.

Пусть высоко на розовой влаге

Вечереющих горных озер

Молодые и строгие маги

Кипарисовый сложат костер.

И покорно, склоняясь, положат

На него мой недвижимый труп,

Чтоб смотрел я с последнего ложа,

По-иному печален и туп.

И когда заревое чуть тронет

Темным золотом мраморный мол,

Пусть задумчивый факел уронит

Благовонье пылающих смол.

И свирель тишину опечалит,

И серебряный гонг заревет

В час, когда задрожит и отчалит

Огневеюще-траурный плот.

Словно демон в лесу волхований,

Снова вспыхнет мое бытие,

От мучительных красных лобзаний

Зашевелится тело мое.