Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

Стр. 5. — «Скифские черепки» (СПб., 1912; обложка работы С. Городецкого) — первый сборник стихотворений Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой (урожденной Пиленко, 1891–1945), вышедший весной 1912 г. в издании «Цеха поэтов». Отзыв Гумилева на этот сборник см. в № 40 в т. VII наст. изд. О судьбе Кузьминой-Караваевой — активного члена «Цеха поэтов» в «первый» сезон 1911/1912 г., в будущем «монахини Марии», героини французского движения Сопротивления — см. вступительную статью А. Н. Шустова в кн.: Кузьмина-Караваева Е. Ю. Равнина русская: Стихотворения и поэмы. Пьесы-мистерии. Художественная и автобиографическая проза. Письма. СПб., 2001. С. 5–26, а также комментарий к № 40 в т. VII наст. изд. В 1924 г. Е. Ю. Кузьмина-Караваева опубликовала в пражском журнале «Воля России» автобиографическое произведение «Последние римляне», посвященное предреволюционному периоду русской литературы. В частности, в нем даются развернутые, духовно-психологические портреты Вяч. Иванова и Гумилева на фоне ее общей концепции обреченности эпохи («Последние римляне, впитавшие в себя мудрость долгих веков, бессознательно все же чувствовали, как кровь холодеет в жилах...»). Гумилев, в ее представлениях, «все время пытался найти пути, пытался влить кровь в дряхлеющую культуру последних дней. И искал он этих путей везде. Отсюда и «Муза дальних странствий», отсюда и путешествие его по Африке, отсюда мечта о Синдбаде-мореходе, о конквистадорах, наконец, отсюда ясное, героическое отношение его к войне, гордость Георгиями своими солдатскими и, может быть, отсюда и смерть от чекистских пуль...» (Воля России. 1924. № 18–19). Стр. 6–7. — Данное письмо Брюсова к Городецкому неизвестно. Стр. 8–9. — Имеется в виду Дмитрий Владимирович Кузьмин-Караваев (1886–1959), дальний родственник Гумилева по материнской линии; юрист, общественный деятель, в то время третий «синдик» («стряпчий» или «казначей») «Цеха поэтов» (см. комментарий к № 106 наст. тома). В таковом качестве он и выступал вместе с Гумилевым и Городецким на заседании Общества ревнителей художественного слова 18 февраля 1912 г., где было заявлено об их оппозиции к символизму (см. комментарий к № 108 наст. тома), а 19 декабря 1912 г., на вечере в «Бродячей собаке», он приветствовал акмеизм за то, что тот возвращает искусству право быть свободным от посторонних требований (см.: Аполлон. 1913. № 1. С. 31). Д. В. Кузьмин-Караваев учился на юридическом факультете Петербугского университета в 1904–1909 гг., участвовал в «Кружке молодых» Городецкого, вошел в его правление (см.: Пяст В. Встречи. М., 1997. С. 99). Он был также членом социал-демократической партии и даже подвергся репрессиям. После работы санитаром на фронте во время Первой мировой войны он в 1920 г. перешел в католичество и был выслан из СССР в 1923 г. В эмиграции принял священство (Там же. С. 307). Подробнее о нем см.: Сенин С. И. Гумилев и Кузьмины-Караваевы // Сенин С. И. «В долинах старинных поместий...» Тверь, 2002–2003. С. 36–38; об отношениях Д. В. и Е. Ю. Кузьминой-Караваевой (которые разошлись в конце 1912 или начале 1913 гг.) см.: Сенин С. И. Указ. соч. С. 86–94. Кузминым-Караваевым принадлежало имение Борисково, по соседству со Слепневым (о нем см.: Сенин С. И. Указ соч. С. 34–37, 215). Ровно через неделю после данного письма, 11 июля 1912 г., Гумилев записал в альбоме О. А. Кузьминой-Караваевой «местную» драматическую сценку «Обед в Бежецке» (№ 2 в т. V наст. изд.), «героем» которой являлся Д. В. Кузьмин-Караваев. Стр. 12–14. — «В обзоре «Сегодняшний день русской поэзии» Брюсов отрецензировал выпущенные «Цехом поэтов» сборники стихотворений А. Ахматовой, М. Зенкевича, В. Нарбута и Е. Кузьминой-Караваевой. Отмечая, что «вообще в изданиях «Цеха поэтов» плохих стихов мы не встречаем», Брюсов сравнительно сдержанно оценил «Скифские черепки»: «Умело и красиво сделаны интересно задуманные «Скифские черепки» г-жи Кузьминой-Караваевой. Сочетание воспоминаний о «предсуществовании» в древней Скифии и впечатлений современности придает этим стихам особую остроту. Однако по немногим образцам поэзии начинающего автора еще трудно судить, предстоит ли ей широкое развитие в будущем» (Русская мысль. 1912. № 7. С. 17). Гораздо более суровыми были высказывания об этом сборнике Н. Львовой (Холод утра // Альманах «Жатва». М., 1914. Кн. 5), Г. Чулкова (Утро России. 1912. № 87. 14 апр.), А. Блока (Собрание сочинений в 8 тт. М.-Л., 1960–1963. Т. VIII. С. 430–431), С. Городецкого (Женское рукоделие // Речь. 1912. № 117. 30 апр.). Более сдержанная рецензия в «Гиперборее» принадлежала, по-видимому, также С. Городецкому <...> (Гиперборей. 1912. № 2. С. 28). Н. Бернер отметил влияние экзотики Гумилева на поэтессу (Путь. 1912. № 8. С. 71)» (ЛН. С. 511). Самая положительная оценка «Скифских черепков» принадлежала Гумилеву.

115

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 20 июня 1912 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо написано на художественной открытке, адресованной: «Москва. Ваганьковский пер<еулок>, д. Куманина. «Русская мысль». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». На лицевой стороне картина с изображением старца с белой бородой с бидоном у колодца на фоне арочной ограды и надписью: «Firenze — La Certosa. Il Pozzo nel Chiostro Grande». Штемпель почтового отделения полустанка Подобино Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги — 20.6.12. Штемпель почтового отделения Москвы — 21.6.12.

Стр. 3–4. — См. №№ 113 и 114 наст. тома и комментарии к ним.

116

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Соч III (с пропусками и ошибками), Полушин (с пропусками и ошибками), В мире отеч. классики (с пропусками и ошибками), Хейт (с пропусками и ошибками), Haight (с пропусками и ошибками), Новый мир (публ. Э. Г. Герштейн) (с пропусками и ошибками).

Автограф — ИРЛИ. Ф. 20. Оп. 1. Д. 10.

Дат.: июнь 1912 г. — по содержанию.

Первое из сохранившихся писем Гумилева к Ахматовой (о судьбе их переписки см. вступительную статью к разделу «Комментарии»).

17 мая 1912 г. Гумилев и Ахматова, завершив итальянское путешествие, приехали в Киев, где на некоторое время расстались. Гумилев поехал в Петербург, затем — в Слепнево, а Ахматова осталась погостить у матери, а в конце мая уехала в имение кузины М. А. Змунчилло — Литки (Подольская губерния), где жила около месяца. «Потом (в июле — Ред.) Н. С. выехал меня встретить в Москву <...> Пробыли несколько времени в Москве. <...> Вместе поехали в Слепнево» (Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Том I. 1924–1925 гг. Paris, 1991. С. 99). Именно в Литки, где в июне гостила Ахматова, было и направлено это письмо.

Стр. 3–4. — Как было сказано выше, имение Литки находилось на Украине, в Подолии (сейчас это — Хмельницкая область; усадебный дом был разрушен в начале 1980-х годов). В это время Ахматова ждала своего первого (и единственного) ребенка. 18 сентября (1 октября по новому стилю) в родильном приюте императрицы Александры Федоровны на 18-й линии Васильевского острова у Гумилева и Ахматовой родился сын — будущий создатель теории этногенеза Лев Николаевич Гумилев (1912–1992). Стр. 5–8. — Имеется в виду ст-ние «Сказка» из сборника «Колчан» (№ 86 в т. II наст. изд.). На экземпляре, подаренном П. Н. Лукницкому (ИРЛИ), рукой Ахматовой написано: «Сон. Слепнево. Лето, 1912 г.» Стр. 9–12. — С 1911 года Гумилев много занимается переводами, большая подборка его переводов Т. Готье появилась в «Аполлоне» № 9. «Эмали и камеи» брал с собой в Италию, а в Слепнево, в тишине и покое, видимо, решил «подтянуть» итальянский и английский. В это время он переводил с английского О. Уайльда (см. №№ 111 и 117 наст. тома). Стр. 12–15. — См. написанное немного раньше, чем это письмо, ст-ние «Открытие летнего сезона», вписанное в альбом О. А. Кузьминой-Караваевой 18 июня 1912 г. (№ 82 в т. II наст. изд.), и комментарии к нему. Заметим, что Ахматова в своих «Записных книжках», вступая в полемику с упомянутой в ст-нии В. А. Неведомской, утверждавшей, что «Николай Степанович ездить верхом, собственно говоря, не умел, но у него было полное отсутствия страха» (см.: Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 153), фактически с ней соглашается: «Конечно, в 1911–1912 г. ездить верхом не умел, но в маршевом эскадроне Уланского полка...» и т. д. (С. 251). Стр. 15. — Имеется в виду Ольга Александровна Кузьмина-Караваева (в замужестве — Оболенская, 1890–1986). Стр. 17. — Мока, или Молли — кличка любимого бульдога Гумилевых. См. фрагменты из дневников Кузмина от февраля 1912 года («У Гумилевых электричество, бульдог... Спал в библиотеке. Печально, вольно и сладко. Очень странно... Тихо и снежно. Спят. Молли (бульдог) обрадована»). Стр. 19. — В. А. Неведомская в своих воспоминаниях упоминает некую «тетю Пофиньку» (см.: Жизнь Николая Гумилева. С. 82), которая может быть вероятной кандидатурой на роль упомянутой поэтом «Александры Алексеевны». Среди обитателей Слепнево лиц с таким именем и отчеством не было. Стр. 20. — Акинихская (у Гумилева — Акининская) дорога — дорога к соседнему, ближайшему от Слепнева, селу. В настоящее время ни от одной из окружающих Слепнево деревень, как и от самого Слепнева, не осталось ни одного дома, только холмы и поля, а на вершине слепневского холма стоит единственный свидетель, одинокий дуб, воспетый Ахматовой («...Единственного в этом парке дуба // Листва еще бесцветна и тонка...»). Стр. 22. — Одно из первых упоминаний Гумилевым термина «акмеизм», чрезвычайно любопытное в общем контексте этого фрагмента письма. Ср.: «Мы не решились бы заставить атом поклониться Богу, если бы это не было в его природе» («Наследие символизма и акмеизм» — см. стр. 60–61 № 56 в т. VII наст. изд.). Стр. 26. — Упоминание о т. н. «капитолийской волчице» имеется в ст-нии Гумилева «Рим» (№ 80 в т. II наст. изд.). Однако, в сочетании с упоминанием РЦ 1908, речь, по всей вероятности, идет о ст-ниях «Гиена» и «Каракалла» (№№ 73 и 53 (1)), в которых присутствует мотив «Лунного томления». Стр. 28–30. — Следует обратить особое внимание на фразу: «Кажется, зимой наши роли переменятся...» Во всех публикациях она звучит в несвойственном Гумилеву высокопарном духе: «...Кажется, земные наши роли переменятся, ты будешь акмеисткой, а я мрачным символистом...» На самом деле у Гумилева в автографе — все проще и человечнее: «...Кажется, зимой наши роли переменятся, ты будешь акмеисткой, а я мрачным, символистом». Именно — «зимой», а не глубокомысленно (символистское, а не акмеистическое!) — «земные роли». Речь идет о грядущем материнстве Ахматовой.

117

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф — РГБ. Ф. 620. К. 63. Ед. хр. 45.

Дат.: 28 августа 1912 г. — по помете получателя.

На письме помета К. И. Чуковского (по н. ст.) — «10.IX.12». Ответ на письма №№ 23 и 25 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома. О работе Гумилева в 1912 г. над переводами из О. Уайльда для издания «Нивы» см. № 111 наст. тома и комментарии к нему.

Стр. 3. — Имеется в виду письмо № 23 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома, которое, очевидно, было вложено в корректуру поэмы «Сфинкс». Стр. 4. — Очевидно, имеется в виду отъезд в Италию (см. комментарий к № 112 наст. тома). Стр. 6–7. — На лето 1912 г. дом Гумилевых в Царском селе (Малая ул., 63) был сдан дачникам. До окончания дачного сезона Гумилев и Ахматова жили в Петербурге в меблированных комнатах «Белград» на Невском проспекте (см.: Труды и дни. С. 220).

118

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин.

Автограф — РНБ. Ф. 774. № 15.

Дат.: 3 октября 1912 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Его Высокородию Александру Ивановичу Тинякову. Петербург, Васил<ьевский> остр<ов>, 14 линия, д. 35, кв. 32». Штемпель городской почты С.-Петербурга — 04.10.12. На конверте карандашная помета А. И. Тинякова: «Получ. 4-го окт. 1912». Ответ на письмо А. И. Тинякова от 1 октября 1912 г. (№ 26 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).

О взаимоотношениях Гумилева и поэта Александра Ивановича Тинякова (псевд. Одинокий, 1886–1934) см. комментарий к № 50 в т. VII наст. изд. Стр. 3. — Рецензия Гумилева на сборник стихов Тинякова-Одинокого «Navis nigra» (Черный корабль. М., 1912) вышла в № 10 «Аполлона» за 1912 г.

119

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

СС IV (публ. Г. П. Струве), Полушин.

Автограф — РМ. Ф. 97. № 72.

Дат.: 8 или 9 октября 1912 г. — по содержанию и дате письма С. К. Маковского (см. № 27 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).

Стр. 3–4. — См. письмо С. К. Маковского от 8 октября 1912 г., а также упоминание Гумилевым «будущей реформы “Аполлона”» в майском письме Брюсову из Италии (№ 112 наст. тома). Ранее, в письме от 2 сентября 1910 г., Гумилев сообщил Брюсову, что, несмотря на его «ближайшее сотрудничество» в журнале, его влияние в редакции было весьма ограничено (см. № 89 наст. тома и комментарии к нему). С весны 1911 г., по заявлению О. Э. Мандельштама, «стихотворный отдел «Аполлона» <был> отдан в безраздельное ведение недавно вернувшегося из Абиссинии Н. Гумилева» (Мандельштам О. Э. Камень. Л., 1990. С. 244–245). Это заключение оскорбленного автора (см. комментарий к стр. 13 № 96 наст. тома) находит кажущееся подтверждение в переписке Гумилева с Ивановым, А. Белым и Е. А. Зноско-Боровским летом 1911 г. (№№ 97–99, 102–103 наст. тома); однако длительные недоразумения с произведениями Брюсова, первоначально предназначавшимися для литературного альманаха «Аполлона», обнаруживают некоторую «неопределенность» (по выражению письма Маковского) гумилевских полномочий: имея в «стихотворном отделе “Аполлона”» действительно «безраздельную» власть, Гумилев, конечно, обеспечил бы беспрепятственное прохождение «брюсовских» публикаций — как в силу личных симпатий к своему бывшему «учителю», так и в силу собственной литературной стратегии в годы возникновения акмеизма (см. комментарии к стр. 24–27 № 113 наст. тома и комментарий к № 40 в т. VII наст. изд.). Стр. 9–10. — Упоминание об Анненском можно расценивать и как имплицитный «антиивановский» выпад. Как наверняка знал Гумилев, вступительная статья к первому номеру «Аполлона» была подготовлена Маковским на основе проекта редакционной декларации, предложенного Анненским (Анненский И. Ф. Письма к С. К. Маковскому. Публ. А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976. Л., 1978. С. 225). В статье утверждалось: «Основная цель «Аполлона» — уяснять и развивать назревающие тенденции русского общества к стройному, сознательному, «аполлоническому» началу творчества <...> редакция «Аполлона» хотела бы <...> называть своим только действительно жизнеспособное, только строгое и подлинное искание красоты, чуждое того бессильного брожения и распада, которые наблюдаются слишком часто в искусстве и литературе нашего времени. Лозунг журнала — «аполлонизм», т. е. принцип культуры, унаследованный всем европейским человечеством...» Сам Маковский, в письме Зноско-Боровскому от февраля 1910 г., уже противопоставлял «молодую редакцию» «Аполлона» («деловую, а не праздноболтающую о литературе») «идейности» Иванова (см.: Грякалова Н. Ю. Н. С. Гумилев и проблемы эстетического самоопределения акмеизма // Исследования и материалы. С. 103); а Гумилев своим выступлением на вечере, посвященном памяти Анненского, в декабре 1911 г. явно полемизировал прежде всего с Ивановым (см.: Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб., 2000. Гл. III). Стр. 11–12. — Ср. в письме Маковского: «то направление журнала, которое соединяется для меня, так же как и для Вас, с именем нашего “Аполлона”». По-видимому, понятие «наше», «свое», также употребляемое им в только что процитированной вступительной статье, было особенно дорого редактору «Аполлона». См. в комментарии к стр. 13–16 № 54 наст. тома его предварительные рассуждения «о «нашем» будущем журнале» или же его «исходное» отношение к Вяч. И. Иванову, изложенное в письме Анненскому от 20 мая 1909 г.: «Мне бы очень хотелось, чтобы Вы очаровали и его, как всех будущих «аполлоновцев». <...> Весь петербургский писательский мир с ним очень считается. Сделать его «своим» — было бы настоящим приобретением. Но своим в кавычках, разумеется» (Анненский И. Ф. Письма к С. К. Маковскому. Публ. А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1976. Л., 1978. С. 226). Стр. 18–19. — Как известно, в первом номере 1913 г. были опубликованы манифесты Гумилева и Городецкого, провозгласившие рождение новой поэтической школы. На значение этих публикаций для «Аполлона» указал Городецкий в письме Л. Я. Гуревич от 27 января 1913 г.: «Стихи принесу в скором времени и статью об акмеизме тоже. На днях выходит «Аполлон», и в нем моя и Гумилева статьи на эту тему. Я был бы Вам благодарен, если б Вы поручили кому-нибудь дать заметку об этом номере. Для «Аполлона» это важная грань, — что он стал органом акмеизма» (Блок в неизданной переписке и дневниках современников (1898–1921) / Вст. статья Н. В. Котрелева и З. Г. Минц. Публ. Н. В. Котрелева и Р. Д. Тименчика // Александр Блок. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. Т. 92. Кн. 3. М., 1982. С. 410). Реакция литературных «оппонентов» не заставила себя долго ждать. Свое возмущение новым курсом «Аполлона» резко высказала А. Н. Чеботаревская, сообщившая Брюсову 20 января 1913 г.: «Очень неприятен в последнее время Цех поэтов, который решил очень откровенно обратить на себя внимание и отвлечь его от “старших” (Брюсова, Сологуба, Блока, Иванова). Недавно на вечере в “Бродячей собаке” вслух заявляли: “В «Аполлоне» больше не появится их ни строки...”» (Письма <Брюсова> к петербургским и московским литераторам // Литературное наследство. Т. 86. М., 1976. С. 703). В следующий день она также писала В. Иванову: «...Мандельштам ходит и говорит: “Отныне ни одна строка Сологуба, Брюсова, Иванова или Блока не будет помещена в «Аполлоне» — он скоро (это еще оч<ень> проблематично) будет журналом акмеистов”» (Блок в неизданной переписке... С. 409–410). Возможно, что превращение «Аполлона» в литературный орган акмеистов предвидел М. А. Кузмин, лаконично отметив в своем дневнике от 9 октября 1912 г. — на следующий день после обращения Маковского к Гумилеву: «...пришел Таиров <...>, Женя Зноско. Маковский как-то странно поступает» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 379; как отмечено в комментарий к № 76 наст. тома, к концу этого месяца упоминаемый здесь секретарь «Аполлона» «Женя Зноско» (т. е. Зноско-Боровский) ушел из журнала). Следует помнить, что в предыдущих литературных распрях (например, в эпизоде с «некрологом» Чулкова о «Весах» или во время прений 1910 г. по поводу докладов Блока и Иванова в Обществе ревнителей художественного слова) редактор «Аполлона», являвшегося в эту эпоху крупнейшим органом модернистского искусства в России, стремился к «личному» нейтралитету, к компромиссным решениям — хотя и с очевидным предрасположением к позициям «молодой редакции». Об антисимволистской настроенности Гумилева осенью 1912 г. он не мог не знать. Примечательно, однако, что после появления «акмеистических» стихов в № 3 «Аполлона» за 1913 г. (см. № 124 наст. тома), Гумилев (уехавший затем на полгода в Абиссинию, а после, в 1914 году ушедший на фронт) во многом утрачивает позиции «безусловного» лидера и впоследствии играет гораздо менее активную роль в журнале (ср. его письмо к Маковскому зимой 1915/1916 гг. (№ 146 наст. тома)).

120

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин.

Автограф — РНБ. Ф. 774. № 15.

Дат.: 16 октября 1912 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Его Высокородию Александру Ивановичу Тинякову. Петербург. Васил<ьевский> остр<ов>, 14 лин<ия>, д. 35, кв. 32». Штемпель почтового отделения Царского села — 17.10.12. Штемпель городской почты С.-Петербурга — 18.10.12. На конверте карандашная помета А. И. Тинякова: «Получ. 18-го окт. 1912».

121

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 17 октября 1912 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову. Редакция “Русская мысль”». Штемпель почтового отделения Царского села — 17.10.12. Штемпель почтового отделения С.-Петербурга — 18.10.12. Штемпель городской почты С.-Петербурга — 18.10.12 (8 часов). Штемпель СПб Почтамт. Управ. бюро — 19.10.12. Штемпель московской экспедиции городской почты — 20.10.12 (8 часов). Штемпель почтового отделения Москвы — 20.10.12 (8 часов). Адрес заклеен типографским ярлыком, на котором рукой почтальона написано: «Справка 9 отдела 3 округа по Нюстадской ул. в доме № 6 по домовой книге (Русская мысль) Вал. Я. Брюсов выб<ыл> 4.X.1912 г. Москва, 1-я Мещанская, д. № 23. Почтальон Бируля 18/X 1912».