Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая
Шрифт:
Пончини недоумевающе спрашивал Пьера, что такое значило это положение Москвы, к чему подвести это: сдана ли Москва? В этом случае отчего же не было депутации от жителей, іmplorant la cl'emence des vainqueurs? [2463] С бою ли отдана она? Тогда отчего не дрались в улицах? Разрушена ли она, как в Скифской войне и как было с другими городами? Тогда отчего же она осталась со всеми богатствами? Это было против всех правил, против всех преданий истории.
Пьер ничего не мог отвечать ему на это, он еще сам не понимал, что такое значила эта Москва в это после обеда 2-го сентября. Он, [2464] не глядя на собеседника, сказал только, [2465] что Москва не [2466] сдана [2467] и никогда не будет сдана. И лицо его поразило своей мрачностью итальянского офицера в то время, как он говорил это.
2463
[умоляющей о милосердии победителей?]
2464
Зачеркнуто:говорил и
2465
Зач.:своему новому знакомому, который своей простотой и скромностью очень нравился ему, он говорил ему только
2466
Зач.:не могла быть
2467
Зач.:что нельзя было ему, как русскому, представить себе, чтобы Москву сдали, чтобы русские покорились кому-нибудь. Вместо зач. рукой Толстого вписан след. текст до конца абзаца.
— Вы — великая нация, — сказал Пончини. — Я часто думал и говорил это. — Et savez vous, mon cher, je suis franc avec vous, je me suis pris un million de fois pendant cette campagne `a envier votre sort `a vous, d’appartenir `a une grande nation. Je suis Italien, nous n’avons que le pass'e. Le pr'esent c’est le despotisme d’un homme, l’avenir c’est le neant. [2468]
— Но прошедшее ваше есть и настоящее, — сказал Пьер, [2469] чувствуя деликатность Пончини, переменившего разговор. — Ваше прошедшее есть искусство, наука, поэзия, которая живит всех нас. Вы теперь завидуете нам, а я сколько раз завидовал вам, у кого были Рафаэли, Кореджи, Коперники, Данты, Тассы.
2468
[И знаете, милый мой, с вами я буду откровенен, за эту кампанию я миллион раз ловил себя на том, что я завидую вашей судьбе, потому что вы принадлежите к великому народу. Я — итальянец, и у нас — всё в прошлом. Настоящее — это самовластие одного человека, а в будущем — ничтожество.]
2469
Конец фразы вписан рукой Толстого.
Пьер невольно после дней, проведенных с Аксиньей Ларивоновной и Суворовым, испытывал наслаждение говорить о тех интересах науки и искусства, мир которых был чужд для его теперешних товарищей жизни. Может быть, его и радовало бессознательно то, что он, говоря об этом, удивлял своими знаниями Пончини.
Пончини молча смотрел своими меланхолическими глазами на Пьера, и рот его нежно улыбался. Он ударил своей маленькой рукой по столу.
— Mais qui ^etes-vous donc, vous pour conna^itre les arts et les sciences?
— Moi? [2470] — сказал Пьер, недоумевая, как ответить ему, когда вдруг послышались пьяные крики двух французских солдат, приведших лошадей и повозку Пончини, и других, тоже чуждых голосов. Угрожающие крики всё усиливались. Пьер и Пончини встали и вышли на крыльцо.
У ворот стояла толпа драгун, и несколько из них ругались по-немецки с французскими солдатами, как Пьер тотчас понял из их немецкого говора, за то, что эти Вюртембергские драгуны хотели стать на том же дворе и французы не пускали их. Они не понимали друг друга. Пончини, не знавший по-немецки, по-французски кричал им, доказывая, кто он, но драгуны не слушали его и лезли на двор. Один толкнул француза. Француз схватился за пистолет, и произошла бы драка, ежели бы Пьер, выступив вперед, не объяснил по-немецки, кто был Пончини. Услыхав, что он был ординарец Итальянского короля, немцы притихли и унтер-офицер велел им остановиться.
2470
[— Да кто же вы такой, что обладаете знаниями и искусств, и наук? — Я?]
— Das sollten sie ja voraus sagen, [2471] — сказал он.
— Mais qui diable ^etes vous donc? [2472] — сказал Пончини, ласково улыбаясь Пьеру, когда они вернулись к самовару.
— Qui diable ^etes vous pour conna^itre le Dante et le Tasse et de parler toutes les langues? Je vois un hasard providentiel des vous avoir rancontr'e. Attandez, [2473] — и он, взяв руку Пьера, сделал ему знак третьей степени масонского чина. Пьер, улыбаясь, ответил ему.
2471
[Так они и должны были сразу сказать,]
2472
[Чорт возьми, да кто же вы?]
2473
[Кой чорт, кто вы такой, что знаете Данте и Тассо и говорите на всех языках? Я вижу промысел провидения, что встретил вас. Постойте,]
— Qui je suis? [2474] — сказал он. — Я вам скажу это. Я знаю вас и не буду просить тайны; я знаю, вы сохраните ее. Фамилия моя вам всё равно, но я — один из богатейших людей России. Я [2475] — русский граф, у меня два огромных дома в Москве, но я остался здесь для того, чтобы видеть погибель французской
армии, в которую я верю, и остался не в своем доме и не под своим именем.— И вы верите в погибель французов?
— Да.
2474
[Кто я?]
2475
Зачеркнуто:я носил
— Ну, не будем говорить про это, спаситель мой. Оставим вражду, мы — два человека, далекие, чуждые друг другу по всему, кроме сердца, которое говорит мне, что вы — брат мой, и будем братьями.
— И будем братьями, — повторил Пьер.
Они, радостно улыбаясь, смотрели друг на друга.
— Oh, la terrible chose que la guerre, [2476] — сказал Пончини. — Qui m’aurait dit `a moi que je serais soldat, moi qui n’aime que l’art, la po'esie et selle qui... [2477] Вы женаты?
2476
[Какой ужас война,]
2477
[И кто мог подумать, что я буду солдатом, я, любящий только искусство, поэзию и ту, которая...]
— Да, я был женат, — отвечал Пьер и вдруг в первый раз, глядя на эти влюбленные глаза Пончини, вспомнил вместе два обстоятельства и невольно сделал из них вывод. Он вспомнил [2478] просьбу о разводе жены, свою свободу и [2479] последнее вчерашнее свидание с Наташей со всей прелестью ее радости, ласки и оживления. «Да, это могло бы быть», думал он. Пончини, опершись на руку на стол, сидел против Пьера и рассказывал ему всю судьбу свою, как рассказывал бы он человеку с луны. Он рассказывал свои отношения с отцом, которого он не любил, и свою любовь.
2478
Зачеркнуто:смерть жены и надписаны след. четыре слова.
2479
Зач.:наконец и надписаны след. пять слов.
В середине рассказа он сказал звучным, прекрасным голосом стих Данта, и Пьер, знавший их наизусть, докончил их.
— Вы любите эту строфу, вы прочувствовали тоже... И что я говорю про себя только, скажите и вы мне свою историю. Историю своей любви, потому что только и есть любовь в жизни.
Аксинья Ларивоновна, радовавшаяся на смирность своего постояльца француза и дружбу, которая была между ним и Пьером, собрав чай, принесла им ужинать и вина, которое унесла из дома Пьера.
— Мне рассказать свою жизнь? — сказал Пьер, — и свою любовь? [2480] Вы знаете, что я никому никогда не рассказывал своей жизни, себе даже не рассказывал. Мне всё это казалось так просто. А для вас — это другое дело. — И Пьер стал рассказывать, в коротких чертах сосредоточивая свою жизнь и, по мере того, как он рассказывал, сам удивляясь тому, как просто и понятно становилось для него в первый раз значение его жизни. Он рассказал про свое воспитание в Швейцарии, про восторг, который он имел к Наполеону, про идеи, которые наполняли его душу, и про то, что он нашел в России, про свое фальшивое положение, про своего отца, про историю Аксюши.
2480
Зач.:— Дa, любовь есть соль жизни, — повторил он, чувствуя, как глубоко это было, — правда
— Et c’'etait l`a votre premiere amour, [2481] — сказал Пончини, глядя на Аксинью Ларивоновну, подававшую жареную курицу. Потом Пьер рассказал про случайную встречу, как с ребенком, с ней(с Наташей) и про то чувство, которое сказало ему, что она должна иметь влияние на его жизнь. Потом он рассказывал про всё то унижение и несчастие, в которое ввергло его богатство, как он, как потерянный, бродил в этом тумане, окружившем его тотчас же, как он в этом тумане набрел на женщину, [2482] на Элен, и она не была дурная женщина, я больше виноват перед нею, чем она передо мной. Она могла бы быть хорошей женщиной. Я набрел на нее в тумане богатства и принял за любовь другое чувство и, не любя, женился на ней.
2481
[Так это и была ваша первая любовь,]
2482
Зач.:(ее уж нет) и вписано:на Элен,
— Все прекрасные вещи и мысли (как масонство), которые представлялись мне в это время, были затемняемы туманом богатства, и я не жил. Одно только было мне памятно. У меня был друг, и его нет теперь; это была редкая, высокая и гордая душа. Я встретился с нею и в то же время встретился он.Я сводил их, но в душе мне говорило что-то, что они сотворены друг для друга, потом, потом...
— Она сделалась сумашедшая, и он ее бросил. И надо было судьбе сделать то, чтобы я играл роль в этом. И я застал ее в слезах и горе, и я сказал то, что не должен был говорить. И с той минуты, я знаю, она дружбой полюбила меня. Но у меня в душе была не дружба, я испугался себя и сказал, что не буду видеть ее. И верите ли вы? Вчера, когда я был в этом платье, когда я меньше всего думал о ней, когда я знал, что она свободна (потому что ее бывший жених убит) — ужасно думать об этом, но я говорю это только вам, как своей совести, — и когда я был свободен, надо было, чтобы я в толпе уезжающих встретил ее, чтобы она узнала меня и сказала мне...