Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони

Медведь следы свои прячет особенно тщательно, когда ложится в берлогу-делает дальние переходы, кружит, ходит болотом. К месту, выбранному для берлоги, пятится задом. И старается это делать при снегопаде, чтобы следы его сразу же скрыло.

Лесные драмы и забавные случаи хранит белое полотно снега. Вот ямочка, и возле нее затейливый рисунок, оставленный крыльями взлетевшей птицы. Ворона! Тут она что-то либо нашла, либо спрятала. Умный ворон с высоты своего полета этот след хорошо видит. И вот картина: ворон опустился чуть в стороне, шагом прошествовал в нужное место. Ворона тут спрятала корочку хлеба, подобранную возле потухшего костра лыжников. И ворон ее, конечно, присвоил.

Есть следы на снегу крошечные — мышиные, например. А есть следы огромные. Вот, не выбирая дороги, прошествовал лось. Его длинным ногам никакая толща снегов не помеха. А вот следы странные и ведут они к укатанному желобку на крутом берегу речки. Это играли выдры. Любимое их занятие — летом по мокрой глине, а зимой по мягкому снегу скатиться вниз. Выдры предпочитают все время держаться возле воды, но иногда видишь вдоль глухой лесной речки большие дуги набродов по берегу. Это самцы и самки в брачную пору специально оставляют следы, чтобы найти друг друга.

Взаимодействуя с морозом и ветром, мягкий рыхлый снежок может стать, как наждак, жестким, может образовать на равнине заструги кирпичной твердости, может стать бурей, смертельной для путника (вспомним: «…замерзал ямщик»).

На моей памяти в нашем полустепном селе во время таких снежных бурь били в церковный колокол, а для тех, кто ходил на станцию из села, в поле ставились вешки из палок.

В Антарктиде от домика к столовой натягивают канаты. Идешь в валящем с ног буране — канат не только направляет тебя, но и помогает устоять, не упасть. Снежная буря в Антарктиде страшная — бывали случаи, срывало с вмерзших в лед скорей самолеты и уносило, как будто это были игрушки, сделанные из бумаги.

В горах скопления снега опасны обвалами, известными под названиями лавин. Тяжелая масса снега движется нарастающим валом и способна похоронить под собой туристский лагерь, курортный поселок.

Наибольшая толщина снежного покрова в Антарктиде — четыре километра! Летишь, прибор показывает высоту над уровнем моря — четыре с лишним тысячи метров, а глянешь вниз — снежные волны застругов под самыми крыльями самолета.

В средней полосе снег лежит четыре — шесть месяцев. Этого довольно, чтобы снег надоел. И вот появились проталины… То, что с радостью встречалось под Новый год, с такой же радостью провожается в марте — апреле.

На кругу жизни все хорошо и разумно устроено: появленье подснежников, цветенье черемухи, теплынь июля, румянец августа и буйство красок в конце сентября. А потом после долгих дождей, после грязи ждешь первого снега: скорей бы! И он приходит.

 _{Фото автора. 30 декабря 1999 г.}

2000

Попугаи напугают

(Окно в природу)

У разных видов животных характеры разные (оценка с точки зрения человека). На Дальнем Востоке есть птица дикуша — существо тихое, кроткое: можно подойти вплотную, почти что потрогать. И она сидит как ни в чем не бывало.

От природы спокойная и доверчивая, дикуша человека еще как следует не раскусила.

Такое же впечатление производят в Антарктиде пингвины. Сейчас они уже кое-что усвоили в повадках людей, а в первые годы антарктических станций пингвины бежали взглянуть на человека — что за чудо такое?!

Исполненными достоинства и силы выглядят журавли. Спокойно, уверенно ведут они себя в дикой природе. А случайно попадая на птичий двор (скажем, потеряла птица возможность летать), они и тут ведут себя соответственно — сами в драку не лезут, не спешат завладеть пищей и не любят во дворе ни шума, ни драк. С важностью и спокойствием английского полицейского они быстро мирят дерущихся и немедля авторитетом и силой гасят все ссоры. Птичий двор, на котором живет журавль, — царство спокойствия и порядка.

А приглядитесь на том же дворе к индюку. Этот все время недовольно бормочет, всегда готов с кем-нибудь драться. Или коза. Чуть загляделся, она разбежится — и рогами тебя под зад. Коза-задира куда хочешь залезет, кого хочешь заденет. Иногда прицеливается боднуть теленка, а разбежавшись, может прыгнуть бычку на спину и там стоять красоваться. Не зря говорят: коза-дереза.

Кошка городская, «этажная»-тиха и смирна. А деревенский «тигр», промышляющий воробьев и мышей, и у хозяйки тоже не прочь на кухне что-нибудь уволочь. Коту, мышиному истребителю, и так бы дали хороший кусок, ан нет, ему интересней украсть, и он понимает, что сделал противоправное дело — после кражи ходит сторонкой, старается лишний раз не попасть на глаза — «знает кошка, чье мясо съела».

Этому шкоднику, если исправно ловит мышей, прегрешенья прощают, но иногда и наказывают.

Нотации на кошек не действуют — «А Васька слушает да ест». Если нарушителя правил поведения в доме балуют и все прощают, он распускается и, бывает, норовит стащить кусок со стола даже во время обеда.

В дикой природе дурные характеры мы видим реже. И все же много животных, готовых отнять добычу у более слабого. Коршуны, например, караулят скопу и нападают, чтобы она бросила рыбу, которую издалека несла для птенцов. Не любят в природе хорька: шкодлив, вонюч, всегда готов подраться.

В Индии поразили меня обезьяны. Привыкнув к безнаказанности, они залезают к прохожим в сумки, выхватывают из рук еду. Если угощают печеньем, но обезьянка слышала хруст шоколадной обертки в кармане, то тянет лапу за шоколадом. Не дают — сама залезет в карман. Так же в Африке ведут себя бабуины. В заповедниках они гроздьями облепляют автомобили, выпрашивая угощенья. Апельсина не жалко, но стекло опустить опасно — у бабуинов клыки не меньше, чем у леопарда, и заповедные правила советуют не поощрять нахалов.

Из птиц, которых мы видим у себя на родине, самой нахальной, пожалуй, надо считать синицу. Воробьи будут сидеть близ кормушки выжидательной стайкой, синица же бросится к корму с лету, может сесть на руку, если видит в ней семечки. Посаженная с другими птицами в клетку, слабую она может забить, чтобы выклевать мозг.

Вороны очень нахальны. То, что они таскают с балконов, обычно вызывает улыбку. Но характер у грабителя-вороны проявляется и в дикой природе. В дельте Волги гнездится несметное число бакланов. В протоках реки, когда проплываешь на лодке, обязательно видишь на голых деревьях ворон. Они поджидают момент, когда от шума мотора бакланы взлетают с гнезда, и тогда можно мгновенно схватить яичко. Если никакого пугающего шума нет, пара ворон «в сговоре» прибегает к занятной тактике. Одна садится к баклану на край гнезда и начинает дергать его за хвост. Долго терпеть такое нахальство баклан не станет — оборачивается, чтобы дать сдачи. В это время другая ворона хватает из-под наседки яйцо — и была такова.